14. Достаточно испытав силы в этих легких схватках, Газдрубал первый вывел свои войска в боевом порядке, а затем выступили и римляне. Оба войска стояли перед валом построившись, и так как ни те ни другие не начинали боя, а между тем день клонился уже к вечеру, то сначала карфагенский вождь, а потом и римский, отвели свои войска назад в лагерь. То же самое повторялось в течение нескольких дней. Карфагенский вождь всегда первым выводил войска из лагеря и первым же давал сигнал к отступлению, когда они уставали стоять. Ни с той ни с другой стороны не было сделано ни шага вперед, не было пущено ни одного дротика, не было произнесено ни одного слова. В центре с одной стороны стояли римляне, с другой – карфагеняне вместе с африканцами, а по флангам находились союзники; то были испанцы – у тех и у других. Впереди флангов карфагенского войска стояли слоны, которые издали казались целыми укреплениями.
В обоих лагерях толковали уже, что сражение будет дано в том же порядке, в каком они стояли на поле битвы, что центр войск римских и карфагенских, между которыми собственно и идет борьба, сразится с одинаковой силой духа и оружия. Лишь только Сципион заметил, что в это твердо верят, он нарочно изменил весь порядок строя на тот день, в который намерен был дать сражение. Он с вечера отдал приказание по лагерю, чтобы до рассвета всадники позавтракали и накормили лошадей и чтобы они в полном вооружении держали взнузданных и оседланных коней. Чуть стало светать, как Сципион двинул всю конницу и легковооруженных воинов на передовые посты карфагенян; вслед за тем сам он выступил с тяжеловооруженными легионами, укрепив фланги римскими воинами, а в середину поместив союзников, сверх всякого ожидания, укоренившегося в умах как его воинов, так и противников. Газдрубал, пробужденный криками всадников, выскочил из палатки и, видя тревогу перед валом и смятение своих воинов и заметив вдали блестевшие знамена легионов и равнины, покрытые неприятельскими войсками, тотчас направил всю свою конницу на конницу неприятелей, а сам выступил из лагеря с пехотой, не сделав никакой перемены в обычном порядке ее построения.
В битве конницы уже долгое время счастье склонялось то на ту, то на другую сторону, и сама по себе она не могла быть решена, так как те, которые были отбиты – а это случалось почти поочередно, – могли безопасно отступить в ряды пехоты. Но когда между боевыми линиями оставалось уже расстояние не более пятисот шагов, то Сципион, дав сигнал к отступлению и приказав рядам раздвинуться, пропустил в середину всю конницу и легковооруженных и, разделив их на две части, поместил в виде резерва за флангами. Затем, когда пришло уже время начать бой, он приказывает испанцам, составлявшим центр его боевой линии, идти вперед медленным шагом, а сам с правого фланга, которым он командовал, отправляет гонца к Силану и Марцию с приказанием растянуть их фланг налево так же, как они видели движение у него направо, и пустить в бой с неприятелем легкую пехоту и конницу, прежде чем центры обеих армий успеют сойтись. Когда таким образом оба фланга развертывались, вожди на каждой стороне с тремя когортами пехоты и тремя отрядами конницы, не считая копейщиков, ускоренным шагом шли на неприятеля, а остальные отряды следовали за ними по косой. В середине образовался изгиб, так как испанцы шли довольно медленно. И уже на флангах завязался бой; между тем как главная сила неприятелей – карфагенские ветераны и африканцы – не подошли еще на расстояние полета стрелы и не осмеливались расходиться по флангам для помощи сражающимся, чтобы не открыть этим центра строя приближающемуся с противоположной стороны врагу. Фланги были сжаты с двух сторон: всадники, легковооруженные и копейщики, сделав обходное движение, теснили их с боков, а когорты наступали с фронта, чтобы отрезать фланги от остального войска.
15. Битва эта была далеко не равной, как во всех других отношениях, так и особенно в том, что толпа балеарцев и испанских новобранцев была противопоставлена римским и латинским воинам. По мере того как день подвигался вперед, в войске Газдрубала стал ощущаться недостаток сил, так как происшедшая ранним утром тревога застигла его воинов врасплох и заставила их поспешно выйти в боевом порядке, прежде чем они успели подкрепить свои силы пищей. К тому же Сципион нарочно затягивал время, чтобы битва происходила поздно: только в седьмом часу пехота бросилась на фланги; до центра же войска битва дошла значительно позже, для того, чтобы зной полуденного солнца, изнурение, вызываемое необходимостью стоять под оружием, а вместе с тем ощущения голода и жажды обессилили карфагенян прежде, чем они вступят в рукопашный бой с римлянами. Таким образом карфагеняне стояли, опираясь на щиты. К довершению всего, уже слоны, испуганные шумным нападением конницы, копейщиков и легковооруженных, бросились с флангов в центр строя. Поэтому неприятели, утомленные физически и упав духом, отступили, но в полном порядке, совершенно так, как будто бы шло нисколько не пострадавшее войско, повинуясь приказанию своего полководца. Но когда победители, увидав, что счастье склоняется на их сторону, с большим ожесточением стали наступать со всех сторон и выдержать этот натиск было нелегко, то, хотя Газдрубал и силился сдержать свое войско и остановить отступление, крича, что позади есть холмы, которые могут служить им убежищем, если они будут отступать неторопливо, все же страх стал брать верх над стыдом, когда ближайшие к неприятелю ряды стали отступать, и они, вдруг повернув тыл, все бросились бежать. И сначала они старались удержаться у подошвы холмов и вернуть воинов в строй, так как римляне медлили занять своим войском противолежащий холм. Но затем, увидав, что начинается дружная атака, они снова бросились в бегство и в ужасе были загнаны в лагерь.
Римляне находились уже недалеко от вала и, стремительно несясь, овладели бы им, если бы после палящего зноя, какой бывает среди обильных дождем туч, не разразился такой ливень, что победители едва успели отступить в свой лагерь, а некоторых даже объял суеверный страх перед попыткой еще что-либо предпринимать в этот день. Хотя ночь и ливень призывали изнемогавших от труда и ран карфагенян к необходимому покою, однако страх и угрожавшая опасность не позволяли им медлить; поэтому, ввиду возможности, что на рассвете лагерь будет осажден неприятелем, и желая защитить себя укреплениями, так как на оружие мало надежды, они натаскали камней с ближайших окрестных долин и тем увеличили высоту вала. Но переход союзников на сторону неприятелей заставил признать бегство более надежным, чем дальнейшее пребывание на том же месте. Начало отпадения было положено царьком турдетанов Аттеном, который перешел на сторону римлян с большим отрядом соплеменников. Затем два укрепленных города и их гарнизоны были переданы их начальниками римскому вождю. Боясь, чтобы эта зараза не получила более широкого распространения, раз уж обнаружилась склонность к отпадению, Газдрубал в тиши ближайшей ночи снялся с места.
16. На рассвете, как только стоявшие на караулах донесли Сципиону об уходе неприятеля, он сейчас же приказал выступить в поход, послав вперед конницу; и войско шло так быстро, что несомненно настигло бы неприятеля, если бы шло прямым путем следом за ним; но поверили проводникам, что есть другой, более короткий, путь к реке Бетис, где они могут напасть на неприятеля во время его переправы. Так как переход через реку был отрезан, то Газдрубал повернул к Океану, а оттуда начал уже отступать далее, как будто обратившись в бегство, благодаря чему он успел уйти на значительное расстояние от римских легионов. Между тем конница и легкая пехота, нападая на них то с тыла, то с флангов, не давали им покоя и задерживали их отступление. Но так как им на каждом шагу приходилось останавливаться и отражать то конницу, то копейщиков, то вспомогательные пешие войска, – успели подойти легионы. Тогда началась уже не битва, а резня, вроде бойни скота, пока сам полководец не дал примера к бегству и не выбрался на ближайшие холмы приблизительно с 6000 полувооруженных воинов, так как остальные были частью перебиты, частью взяты в плен. Карфагеняне поспешно укрепили на самом высоком холме наскоро разбитый лагерь и легко защищались там, так как, вследствие крутизны подъема, попытки врага взобраться на него были безуспешны. Но осаду, в месте голом и бесплодном, можно было выдержать лишь в течение немногих дней; поэтому воины стали переходить на сторону неприятеля, а наконец и сам полководец, призвав корабли – а море отсюда было недалеко, – ночью бросил войско и сам бежал в Гадес.
