Услыхав о бегстве неприятельского вождя, Сципион оставил Силану для продолжения осады лагеря 10 000 пехотинцев и 1000 всадников, а сам с остальным войском, сделав безостановочно семьдесят дневных переходов, возвратился в Тарракону, чтобы, удостоверяясь в верности царьков и общин Испании, иметь возможность вознаградить их согласно со справедливой оценкой их заслуг. После его ухода Масинисса, тайно переговорив с Силаном, чтобы подготовить к перемене плана действий и подчиненное ему племя, переправился в Африку с немногими из соотечественников; в то время не вполне ясна была причина, побудившая его к измене, но его непоколебимая верность после этого до последних дней жизни является доказательством того, что даже и тогда он действовал не без основательного повода. На присланных обратно Газдрубалом кораблях Магон направился в Гадес; остальное войско, покинутое своими полководцами, частью перешло к врагам, частью рассеялось в бегстве по ближайшим общинам, причем ни один отряд не выдавался сколько-нибудь своей численностью или силами. Вот каким образом были изгнаны из Испании карфагеняне под личным предводительством и главным начальством Публия Сципиона на четырнадцатый год после начала войны и на пятый после того, как Публий Сципион принял провинцию и войско. Немного спустя Силан возвратился в Тарракон к Сципиону с известием об окончании войны.
17. Луций Сципион со многими знатными пленными был послан в Рим, чтобы возвестить там о завоевании Испании. В то время как все остальные обнаруживали величайшую радость и прославляли это дело, один виновник его, человек с ненасытной жаждой к подвигам и истинной славе, считал завоевание Испании делом ничтожным сравнительно с тем, что предвидел в будущем его великий гений. Он уже видел перед собою Африку и великий Карфаген и верил в то, что слава этой войны как бы сосредоточена там для того, чтобы дать ему почетное имя.
И вот, считая необходимым принять к этому предварительные меры и расположить к себе сердца царей и народов, он решил прежде всего испытать Сифака, царя масесулиев. Масесулии, племя, родственное маврам, обитает как раз против берегов Испании, где расположен Новый Карфаген. В то время царь их был связан договором с карфагенянами: предполагая, что этот договор не более важен и священен для Сифака, чем вообще для варваров, верность которых зависит от счастья союзников, Сципион отправляет к нему послом Гая Лелия с дарами. Польщенный этим и руководясь тем, что римлян везде сопровождала удача, у карфагенян же в Италии дела были не удачны, а в Испании уже не было никаких дел, варвар согласился на дружбу с римлянами, заявив, что обмен клятв, скрепляющих эту дружбу, должен произойти не иначе, как в присутствии самого римского полководца. Таким образом Лелий, получив от царя обещание только относительно того, что, прибыв к нему, Сципион не подвергнется опасности, возвратился назад. Так как он имел виды на Африку, то для него было во всех отношениях весьма важно склонить на свою сторону Сифака: это был богатейший царь той страны, он испытал уже счастье в войне с самими карфагенянами, да и пределы его царства были удобно расположены относительно Испании, так как отделялись от нее узким проливом. Поэтому Сципион, считая это дело стоящим того, чтобы стремиться к нему, даже подвергаясь большой опасности, так как иначе было невозможно, оставил для защиты Испании Луция Марция в Тарраконе и Марка Силана в Новом Карфагене, куда тот пришел из Тарракона сухим путем, сделав большие переходы. Сам он отправился из Карфагена с Гаем Лелием на двух пентерах и прибыл в Африку, причем плыл большей частью на веслах, пользуясь тихой погодой, и только изредка помогал им легкий ветер. Случайно вышло так, что в это самое время Газдрубал, прогнанный из Испании, вошел с семью триремами в гавань и, бросив якорь, готовился пристать к берегу, как вдруг замечены были две пентеры, принадлежность которых неприятелю была для всех несомненна и которые они могли, пользуясь численным превосходством, захватить прежде, чем те войдут в гавань; но произошла только тревога и переполох, там как воины и моряки в одно время старались приготовить к бою оружие и снарядить корабли. Действительно, пользуясь усилившимся с моря ветром, пентеры вошли на парусах в гавань прежде, чем карфагеняне успели вытащить якоря, а в царской гавани никто более не осмелился беспокоить их. Таким образом первым высадился на землю Газдрубал, а за ним и Сципион с Лелием – и отправились к царю.
18. В Сифаке вызвало чувство гордости – да оно и не могло быть иначе – то обстоятельство, что вожди двух могущественнеших в то время народов явились к нему в один и тот же день с просьбой о мире и дружбе. Обоих их Сифак пригласил, как гостей, и, так как случай свел их под одной кровлей и у одних и тех же пенатов, то он попытался свести их для беседы с целью прекратить вражду; но Сципион заявил, что лично у него нет против карфагенян никакой ненависти, которую бы могла уничтожить беседа, вступать же с врагом в какие бы то ни было переговоры по государственным вопросам без приказания сената он не может; а так как царь главным образом настаивал на том, чтобы не показалось, будто один из гостей не допущен к столу, то Сципион согласился присутствовать на пире. Таким образом они обедали у царя вместе, и Сципион с Газдрубалом возлежали даже на одном ложе, как того желал царь. Сципион обладал такою обходительностью, таким природным тактом во всем, что своей приятной беседой привлек к себе не только Сифака, варвара, незнакомого с римскими обычаями, но даже и заклятого врага Газдрубала. Последний говорил, что этот человек при личном свидании вызвал в нем большее удивление, чем своими военными подвигами, и что он уже не сомневается в переходе Сифака и его царства во власть римлян: таким искусством привлекать к себе человеческие сердца владеет этот муж. Таким образом карфагенянам следует не столько искать причины, почему они потеряли Испанию, сколько подумать о том, как им удержать за собою Африку. Ведь не с целью путешествия и не для того только, чтобы побродить около красивых берегов, такой великий римский полководец, покинув только что покоренную им провинцию, оставив войска, переправился с двумя кораблями в Африку, во вражескую страну, отдавшись во власть царя, верность которого не испытана, но потому, что он питает надежду подчинить себе Африку. Этот план давно уже созрел в уме Сципиона, и он открыто выражал неудовольствие, что он, Сципион, не ведет войну в Африке подобно тому, как Ганнибал в Италии.
Заключив договор с Сифаком, Сципион покинул Африку и после борьбы в открытом море с непостоянными и большей частью бурными ветрами на четвертый день вошел в гавань Нового Карфагена.
19. Хотя Испания и успокоилась от волнения, вызываемого Пунической войной, все-таки было ясно, что некоторые общины, сознавая свою вину, оставались спокойными скорее под влиянием страха, чем из верности; из них особенно выдавались по своему могуществу и по степени виновности Илитургис и Кастулон. Жители Кастулона, бывшие союзниками римлян при счастливых обстоятельствах, перешли на сторону пунийцев после гибели Сципионов с войсками. Жители Илитургиса к отпадению присоединили злодеяние, выдавая и умерщвляя бежавших к ним после этого побоища римлян. Сурово расправиться с этими народами тотчас по прибытии, когда дела в Испаниях были сомнительны, было бы не столько полезно, сколько справедливо; теперь же, когда все уже успокоилось, и так как, по-видимому, наступило время наказать изменников, Сципион, вызвав из Тарракона Луция Марция, отправил его с третьей частью войск для осады Кастулона; а сам с остальным войском подступил к Илитургису, сделав около пяти переходов. Ворота были заперты, и сделаны все необходимые распоряжения и приготовления для того, чтобы отразить осаду: до такой степени сознание заслуженной, по их убеждению, кары было для них равносильно объявлению войны.
