Когда на четырнадцатый год Пунической войны [205 г.] вступили в должность консулы Публий Корнелий Сципион и Публий Лициний Красс, им назначены были провинции: Сицилия – Сципиону, без жребия, с согласия его товарища, так как забота о священнодействиях удерживала верховного понтифика в Италии, а Крассу – Бруттий. Затем по жребию были распределены провинции между преторами. Городская претура досталась Гнею Сервилию, Ариминий – так называли Галлию – Спурию Лукрецию, Сицилия – Луцию Эмилию и Гнею Октавию – Сардиния.
Заседание сената происходило на Капитолии. Здесь, по докладу Публия Сципиона, состоялось постановление сената, чтобы игры, обещанные им во время военного бунта в Испании, были отпразднованы на те деньги, которые сам он внес в государственную казну.
39. Затем он приказал ввести в сенат сагунтийских послов, из которых старший держал такую речь: «Хотя, сенаторы, нет бедствий выше тех, которые мы претерпели, чтобы до конца доказать вам свою верность, все же ваши заслуги и заслуги ваших полководцев по отношению к нам так велики, что мы не досадуем за испытанные нами несчастья. Из-за нас вы предприняли войну и, предприняв, четырнадцатый год ведете ее так упорно, что часто и сами доходили до критического положения, и доводили до него карфагенян. В то время как в Италии у вас была такая жестокая война и с таким врагом, как Ганнибал, вы отправили в Испанию консула с войском, как бы для того чтобы собрать останки от постигшего нас крушения. Публий и Гней Корнелии, со времени своего прибытия в провинцию, не упускали ни одной минуты, чтобы делать все благоприятное для нас и вредное для врагов наших. Уже прежде всего они возвратили нам наш город; затем, разослав по всей Испании людей разыскивать наших сограждан, проданных в рабство, они возвратили их из рабства к свободе. Когда дело уже было близко к тому, чтобы нам переменить свое самое жалкое существование на желанную судьбу, оба ваши полководца, Публий и Гней Корнелии, погибли, повергнув в большую печаль нас, чем вас. Тогда-то нам казалось, что мы возвращены из разных мест на старое пепелище лишь для того, чтобы снова погибнуть и вторично видеть разрушение своего родного города. Чтобы погубить нас, вовсе не нужно было ни полководца, ни войска карфагенского; с нами могут легко справиться турдулы, исконные враги наши, которые были причиною и первого нашего несчастья; но вдруг, сверх всякого ожидания, вы послали нам вот этого Публия Сципиона, и мы считаем себя счастливейшими из всех сагунтийцев, так как видим его, всю нашу надежду и спасение, провозглашенным консулом и можем возвестить согражданам, что видели это. Когда в Испании он овладевал многими городами ваших врагов, он всегда из числа пленных выбирал сагунтийцев и отправлял их обратно на родину; наконец Турдетании, до того враждебной нам, что Сагунт не мог бы существовать, пока это племя было цело, нанес войною такой удар, что не только нам – да не навлечем мы ненависти этим словом! – но даже нашим потомкам нечего их бояться. Мы видим разрушенным город тех людей, в угоду которым Ганнибал разрушил Сагунт; с их земель мы получаем подать, которая приятна нам не столько по приносимой ею выгоде, сколько потому, что удовлетворяет нашу жажду мщения. Принести благодарность за все эти благодеяния, а бóльших мы не могли бы ни ждать, ни желать от бессмертных богов, и послал нас, десять послов, сагунтийский сенат и народ; а вместе с тем поздравить вас, что за эти десять лет вы с большим успехом вели свои дела в Испании и в Италии: покорив Испанию оружием, вы владеете ей не до реки Ибер, но до крайних пределов, омываемых Океаном, и в Италии вы оставили Пунийцу только столько места, сколько охватывает вал его лагеря. Нам приказано не только вознести благодарность за это Юпитеру Всеблагому Всемогущему, охранителю Капитолия, но также, если вы позволите, принести на Капитолий в память победы вот этот дар – золотую корону. Мы просим у вас позволения на это и просим о том, чтобы вы, если соизволите, вашим решением утвердили и увековечили те блага, которые доставили нам ваши главнокомандующие».
Сенат ответил сагунтийским послам, что как разрушение, так и восстановление Сагунта для всех народов будет доказательством соблюдения союзнической верности обеими сторонами. Римские предводители правильно, в порядке и согласно с волею сената, восстановили Сагунт и освободили от рабства сагунтийских граждан, и равным образом все прочие милости оказаны им согласно воле сената; они позволяют им возложить дар на Капитолий. Затем приказывают предоставить им квартиру и содержание на государственный счет и дать в подарок на каждого не менее десяти тысяч медных ассов. После того были введены в сенат и выслушаны остальные посольства. По просьбе сагунтийцев позволить им осмотреть Италию в тех пределах, где это может быть сделано безопасно, им дали проводников и разослали по городам письма, чтобы испанцам оказывали дружественный прием. Тогда сделан был доклад о государственных делах, о наборе войск и о разделе провинций.
40. Когда среди народа ходил слух, что Африка, как новая провинция, предназначается без жребия Публию Сципиону, сам он, уже не удовлетворяясь заурядной славой, говорил, что он провозглашен консулом не только для ведения войны, но и для окончания ее, и что этого нельзя иначе достигнуть, как только самому переправиться с войском в Африку, и если сенат будет противиться, то он будет действовать в этом духе через народ. Это его намерение совсем не понравилось влиятельнейшим из отцов, причем, однако, они, из страха или из желания пользоваться расположением народа, не решались громко высказывать свое неодобрение.
Только Квинт Фабий Максим, когда спросили его мнение, сказал так: «Я знаю, многим из вас, сенаторы, кажется, что сегодня идет вопрос о деле решенном и что напрасно будет держать речь тот, кто станет высказывать свой взгляд относительно провинции Африки, точно вопрос о ней открыт.
Я же прежде всего не понимаю того, каким образом провинцию Африку уже наверное можно считать за отважным и предприимчивым консулом, когда на этот год ни сенат не высказался за включение ее в число провинций, и не последовало на то приказания со стороны народа. Затем, если это решено, то, по моему мнению, неправильно поступает консул, когда, предлагая на рассмотрение уже решенный вопрос, насмехается над сенатом, а не только над каждым отдельно сенатором, который подает мнение по данному вопросу в свою очередь.
Не уверен, что если я буду говорить против тех, которые стоят за поспешную переправу в Африку, то мне придется выслушать два упрека. Один – во врожденной мне медлительности, которую пусть, пожалуй, называет молодежь боязнью и бездеятельностью, лишь бы только все признавали, что до сих пор всегда планы других оказывались на первый взгляд более блестящими, а в результате мои оказывались лучшими. Другой упрек – в недоброжелательстве и зависти к возрастающей с каждым днем славе храбрейшего консула. Если от подозрения в этом не освобождает меня ни прошедшая моя жизнь и мой характер, ни диктатура с пятью консульствами
[962], и столь громкая слава, которую я стяжал, как воин и как гражданин, что я уже скорее близок к пресыщению, чем к потребности в ней, то пусть, по крайней мере, освободят меня от него мои лета. Какое, в самом деле, соперничество может быть у меня с ним, когда он даже сыну моему не ровесник? В бытность мою диктатором, когда я был еще в расцвете сил, во время величайших моих успехов, никто не слыхал меня протестующим ни в сенате, ни перед народом против того, что со мною сравняли во власти – дело до сих пор неслыханное – не дававшего мне покоя начальника конницы; я предпочитал достигнуть цели делом, а не словом, именно – чтобы тот, который, по приговору других, был уравнен со мною, вскоре сам сознался в моем превосходстве над ним. Тем менее я, прошедший уже путь своих почетных обязанностей, могу ставить себе задачей борьбу и соревнование с юношей в полном расцвете его славы: разумеется, для того, чтобы мне, утомленному уже жизнью, а не только деятельностью, назначили провинцией Африку, если в том будет отказано ему. С той славою, которую я стяжал себе, должно мне жить и умереть. Я помешал Ганнибалу в победе, с тем чтобы и победить его могли вы, силы которых теперь в полном расцвете.
