Римские игры повторены были в продолжение одного дня, а Плебейские – целиком три раза эдилами Марком Секстием Сабином и Гнеем Тремелием Флакком. Оба они были избраны преторами и вместе с ними Гай Ливий Салинатор и Гай Аврелий Котта. Председательствовал ли в комициях этого года консул Гай Сервилий или же назначенный им диктатор Публий Сульпиций, так как самого его задержали производившиеся на основании сенатского постановления дознания в Этрурии о заговоре вожаков, это достоверно неизвестно, ввиду разногласия историков.
27. В начале нового года [202 г.] Марк Сервилий и Тиберий Клавдий, созвав сенат в Капитолии, сделали доклад о провинциях. Оба они, желая получить Африку, хотели, чтобы был брошен жребий относительно Италии и Африки. Впрочем, по настоянию главным образом Квинта Метелла, их притязаний на Африку не отвергли, но и не удовлетворили. Консулам приказано было снестись с народными трибунами, не угодно ли им спросить народ относительно того, кому он желает поручить ведение войны в Африке. Все трибы приказали вести войну Публию Сципиону. Тем не мене консулы, руководствуясь постановлением сената, подвергли жребию и провинцию Африку. Она досталась Тиберию Клавдию, причем он должен был переправиться туда с флотом в 50 кораблей – все пентеры – и пользоваться там теми же полномочиями, что и Сципион; Марк Сервилий получил по жребию Этрурию. В той же провинции продлена была власть и Гаю Сервилию на случай, если бы сенату угодно было, чтобы консул оставался в Риме.
Что же касается преторов, то Марк Секстий получил по жребию Галлию, причем Публий Квинктилий Вар должен был передать ему провинцию с двумя легионами, Гай Ливий – Бруттийскую область с двумя легионами, которыми в предыдущем году командовал проконсул Публий Семпроний. Гней Тремеллий получил Сицилию с двумя легионами от Публия Виллия Таппула, претора предыдущего года. Виллий же в звании пропретора должен был защищать побережье Сицилии с 20 военными кораблями и 1000 воинов; Марк Помпоний на остальных 10 кораблях должен был доставить в Рим 1500 воинов. Гаю Аврелию Котте досталась городская претура. Прочим продлен был срок командования прежними войсками в тех провинциях, которые они занимали. Силы, защищавшие государство, не превышали в тот год 16 легионов. Чтобы начать и совершить все, пользуясь благоволением богов, консулам предложено было: до отправления на войну отпраздновать те игры и принести те большие жертвы, которые в консульство Марка Клавдия Марцелла и Тита Квинкция [208 г.] обещал диктатор Тит Манлий, если государство в течение пяти лет останется в том же положении. В течение четырех дней происходили игры в цирке, и принесены были жертвы тем богам, которым они были обещаны.
28. Между тем со дня на день росли одновременно надежда и беспокойство, и в умах царила неуверенность, радоваться ли тому, что Ганнибал, покидая на шестнадцатый год Италию, предоставил народу римскому свободное обладание ею, или скорее бояться того, что он переправился в Африку с невредимым войском: переменилось ведь место, а не опасность; не даром же недавно скончавшийся провозвестник этой такой великой борьбы Квинт Фабий Максим предсказывал обыкновенно, что Ганнибал в своей земле будет более грозным врагом, чем в чужой. И Сципиону придется иметь дело не с Сифаком, царем грубых варваров, для которого обыкновенно набирал войско полумаркитант Статорий, не с тестем его Газдрубалом, трусливейшим полководцем, и не с беспорядочными войсками, наскоро набранными из полувооруженной толпы поселян, но с Ганнибалом, родившимся чуть ли не в палатке своего отца, храбрейшего вождя, вскормленным и воспитанным среди оружия, который некогда, будучи мальчиком, стал воином, а едва вступив в юношеский возраст, – главнокомандующим, который состарился среди побед и наполнил памятниками своих великих подвигов Испанию, Галлию, Италию – от Альп до пролива. Он предводительствует войском, считающим столько же лет службы, сколько он, закаленным перенесением таких невзгод, что кажется невероятным, как люди могут переносить их, тысячу раз обагренным римской кровью, несущим доспехи, взятые не только с воинов, но даже с главнокомандующих. Много встретит Сципион в строю воинов, убивших собственноручно римских преторов, военачальников, консулов, украшенных венками за взятие стен и валов, рыскавших по взятым римским лагерям, по взятым городам. В настоящее время у магистратов римского народа нет столько пучков, сколько может выставить перед собой Ганнибал, взяв их у убитых главнокомандующих.
Мысленно представляя себе эти ужасы, римляне сами увеличивали свои тревоги и страх; привыкши видеть войну собственными глазами в разных концах Италии, мало надеясь на скорый конец ее, теперь все сверх того с напряженным вниманием смотрели на Сципиона и Ганнибала, вождей, как бы предназначенных для окончательного боя. Даже те, которые вполне были уверены в Сципионе и надеялись на победу, по мере приближения ее, предавались все большей и большей тревоге. Точно такое же настроение господствовало в умах карфагенян: они то раскаивались в том, что просили мира, взирая на Ганнибала и величие его подвигов; то боялись Сципиона, вождя, как бы судьбою предназначенного погубить их, вспоминая, что они дважды разбиты в битве, что взят в плен Сифак, что они выгнаны из Испании и из Италии, и все это совершено благодаря доблести и планам этого одного человека.
29. Уже Ганнибал прибыл в Гадрумет и назначил воинам несколько дней отдыха после морской качки; оттуда он вызван был тревожными известиями, что окрестности Карфагена заняты вооруженными отрядами, и ускоренными переходами устремился в Заму. Зама находится на расстоянии пяти дней пути от Карфагена. Когда посланные отсюда вперед лазутчики были захвачены римскими караульными и приведены к Сципиону, то он, передав их военным трибунам и приказав им безбоязненно осмотреть все, велел обвести их кругом по лагерю, где они захотят; спросив их затем, вполне ли удалось им все рассмотреть, он дал им провожатых и отпустил назад к Ганнибалу.
Никакие известия не радовали Ганнибала (ему ведь случайно в тот самый день было сообщено и о прибытии Масиниссы с 6000 пехоты и 4000 конницы), но особенно он был поражен самоуверенностью и дерзостью врага, имеющей, конечно, свое серьезное основание. Итак, будучи сам причиной войны и уничтожив своим прибытием как заключенное перемирие, так и надежду на договор, он, однако, понимал, что можно добиться более безобидных условий, если просить мира до поражения, чем понесши поражение, а потому послал к Сципиону вестника, прося, чтобы он дал ему возможность переговорить с ним. Сделал ли он это по собственному побуждению или на основании решения сената, я не имею основания утверждать ни того ни другого. Валерий Антиат рассказывает, что Ганнибал, будучи побежден Сципионом в первом сражении и потеряв в нем 12 000 убитыми и 1700 взятыми в плен, явился к Сципиону в лагерь в качестве посла с 10 другими послами.
Во всяком случае Сципион не отказался от переговоров, и оба вождя согласно условию двинули вперед лагери, чтобы устроить встречу с более близкого расстояния. Сципион остановился недалеко от города Нараггары, на месте, удобном как во всех других отношениях, так и потому, что можно было доставать воду, не выходя за черту полета римских дротиков; Ганнибал на расстоянии четырех миль оттуда занял холм, безопасный и удобный во всех других отношениях, но только воду приходилось брать издалека. Посередине между лагерями было выбрано место, видное отовсюду, чтобы невозможны были никакие засады.
