У неприятелей вторая шеренга, африканцы и карфагеняне, вовсе не поддерживали отступавшие вспомогательные войска, напротив, они сами начали отступать из опасения, как бы неприятель, избивая упорно сопротивлявшихся передовых воинов, не дошел до них. Поэтому вспомогательные войска сразу обратили тыл и, бросившись на своих, то бежали за вторую шеренгу, то избивали своих, когда их не принимали в ряды, что и естественно, так как немного раньше их не поддерживали, а тогда не пропускали. И почти уже происходило две битвы вперемежку, так как карфагеняне были вынуждены одновременно сражаться с врагами и со своими. Тем не менее последние не приняли пораженных и раздраженных воинов в строй, но, сдвинув ряды, отбросили их на фланги и окружавшее их поле, вне пределов битвы, не желая, чтобы напуганные бегством и ранами воины смешались со строем, сохранявшим свою позицию и нетронутым.
Впрочем, место, которое ранее занимали вспомогательные войска, до такой степени было загромождено трупами и поломанным оружием, что по нему едва ли не труднее было пробраться, чем через сомкнутые ряды врагов. Поэтому занимавшие первую шеренгу гастаты, преследуя неприятеля через кучи тел и оружия, через лужи крови, где кто мог, произвели путаницу среди своих знамен и рядов. Видя перед собою беспорядочную шеренгу, начали колебаться и знамена принципов. Заметив это, Сципион приказал поспешно трубить отбой для гастатов, и, убрав раненых назад, ввел на фланги принципов и триариев, чтобы первый был тем безопаснее и крепче. Таким образом опять возникло новое сражение, так как добрались до настоящего врага, равного по роду оружия, по опытности в военном деле, по славе своих подвигов, по силе и надежды, и опасности. Но римляне превосходили числом и мужеством, так как рассеяли уже всадников и слонов, и, прогнав уже первую шеренгу, сражались со второй.
35. Лелий и Масинисса, преследовавшие на значительном расстоянии обращенных в бегство всадников, вернулись и напали с тыла на неприятельскую пехоту. Это нападение конницы заставило врага бежать. Многие были окружены и перебиты; многие, рассеявшись в бегстве по открытому кругом полю, были всюду настигаемы и избиваемы всадниками. Карфагенян и их союзников пало в этот день более 20 000, почти такое же число взято в плен с 132 воинскими знаменами, слонов было убито 11; победителей пало до 1500.
Ганнибал, ускользнувший во время суматохи с немногими всадниками, бежал в Гадрумет. Прежде чем покинуть битву, он испытал все средства и перед сражением, и в сражении. И сам Сципион, и знатоки военного дела признали за ним славу особенно искусного построения войска в тот день: впереди фронта он выставил слонов, случайное нападение и неудержимая сила которых должна была помешать римлянам держаться своих знамен и сохранять ряды, на что они особенно надеялись; затем перед строем карфагенян он поместил вспомогательные войска, чтобы эти люди, представлявшие собою смесь всяких племен, имевшие в виду не верность, а плату, не могли свободно бежать, а вместе с тем, встретив первое нападение неприятелей, притупили их оружие, подставляя свои тела под удары, если уж не могли достичь другого результата; затем стояли карфагенские и африканские воины, на которых возлагались все надежды: будучи равными в других отношениях, они превосходили врага тем, что должны были сражаться с усталыми и израненными, обладая свежими силами; наконец италийцы поставлены были позади, тоже на некотором расстоянии, так как неизвестно было, союзники они или враги. Совершив этот, так сказать, последний подвиг храбрости, Ганнибал бежал в Гадрумет и, будучи призван оттуда в Карфаген, возвратился по истечении тридцати шести лет, с тех пор как он мальчиком уехал оттуда; здесь, в курии, он сознался, что проиграл не сражение только, но и войну, и что надежда на спасение возможна, только если они получат мир.
36. Немедленно после сражения овладев неприятельским лагерем и разграбив его, Сципион с огромной добычей вернулся к морю к кораблям; он получил известие, что к Утике пристал Публий Лентул с 50 военными кораблями и со 100 транспортными, нагруженными всякого рода припасами.
Итак, полагая, что со всех сторон надо навести панику на потрясенный Карфаген, он отправил в Рим Лелия с известием о победе, а Октавию приказал сухим путем вести легионы к Карфагену; сам же, присоединив к своему старому флоту новый флот Лентула, устремился от Утики в гавань Карфагена. Он был уже недалеко оттуда, как с ним повстречался карфагенский корабль, украшенный повязками и оливковыми ветвями. На нем находились десять послов, старейшие лица в государстве, отправленные по настоянию Ганнибала просить мира. Когда они подошли к корме Сципионова корабля, простирая перевязанные оливковыми ветвями жезлы умоляющих, слезно взывая к добросовестности и состраданию Сципиона, им ответили только, чтобы они явились в Тунет: туда-де двинет он свой лагерь. Сам, отъехав несколько вперед, чтобы взглянуть на положение Карфагена, не с целью изучить его в данную минуту, а с целью принудить врага к покорности, вернулся в Утику, отозвав туда же назад и Октавия.
Когда они двигались оттуда к Тунету, пришло известие, что Вермина, сын Сифака, идет на помощь карфагенянам с более сильной конницей, чем пехотой. Часть римского войска со всей конницей в первый день Сатурналий напала на нумидийское войско и разбила его в незначительном сражении. Всадники были окружены со всех сторон и бежать им было некуда; 15 000 человек было убито, 1200 взято в плен, сверх того 1500 нумидийских лошадей и до 70 военных знамен. Сам царек бежал во время суматохи с немногими спутниками. Затем лагерь был расположен у Тунета на прежнем месте, и тридцать послов явились к Сципиону из Карфагена.
И вынужденные судьбою, они вели переговоры гораздо смиреннее прежнего, но слушали их с гораздо меньшим состраданием, так как свежо было воспоминание об их вероломстве. Хотя на военном совете справедливый гнев побуждал всех разрушить Карфаген, но все склонились на мир, так как соображали, как трудно это предприятие и как долго затянется осада такого укрепленного и такого сильного города, а самого Сципиона тревожило ожидание преемника, который должен был явиться, чтобы воспользоваться славой окончания войны, подготовленного трудом и риском другого.
37. На следующий день послы снова были призваны и выслушали суровое порицание за свое вероломство: пусть наконец, после стольких поражений, они поверят, что существуют боги и клятва. Они получили следующие условия мира: оставаясь свободными, они будут пользоваться собственными законами; они сохранят города и области в тех же пределах, что и до войны; и римляне прекратят с этого дня опустошения; всех перебежчиков, беглых рабов и пленных они должны вернуть римлянам, выдать все военные корабли, кроме десяти трирем, выдать обученных слонов и не обучать других; ни в Африке, ни вне Африки они не должны вести войн без согласия римского народа; должны возвратить Масиниссе его достояние и заключить с ним договор; до возвращения послов из Рима должны доставлять вспомогательным войскам хлеб и жалованье; должны выплатить 10 000 талантов серебра в течение пятидесяти лет равными взносами, дать 100 заложников, по выбору Сципиона, не моложе четырнадцати и не старше тридцати лет. Перемирие обещано им было лишь под условием возвращения транспортных кораблей, захваченных во время прежнего перемирия, и находившегося на них имущества; в противном случае, не будет им перемирия и нечего им надеяться на мир.
