43. В эти дни и Афинагор, царский префект, догнав отступавших в свою область дарданов, расстроил их арьергард; затем, когда дарданы повернули знамена и выровняли свой строй, произошла битва, равная настоящему сражению. Как только дарданы снова начинали двигаться вперед, царские войска беспокоили их конницей и легковооруженными, а у дарданов, носивших тяжелое оружие, не было никакого вспомогательного отряда в таком роде; но им помогала сама местность. Убитых было очень немного, больше раненых, в плен никто не был взят, потому что они не выходят без достаточного основания из своих рядов, но как сражаются, так и отступают тесно сомкнутым строем.
Таким образом Филипп загладил потери, понесенные в войну с римлянами, сдержав удачными походами два племени, – предприятие не только смелое, но и имевшее счастливый исход. Затем случайное обстоятельство уменьшило число врагов его из этолийцев. Скопад, старейшина племени, был отправлен царем Птолемеем из Александрии с большим количеством золота и, наняв 6000 пехотинцев и 500 всадников, увез их в Египет. Он не оставил бы и ни одного из этолийских юношей, если бы Дамокрит, то напоминая о предстоящей войне, то о будущем безлюдье, не удержал своими упреками часть их в отечестве. Неизвестно, сделал ли он это вследствие заботы о народе или только для того, чтобы противодействовать Скопаду, потому что не был достаточно почтен дарами. Вот что совершили римляне и Филипп в это лето на суше.
44. Флот, отправившийся в начале того же лета с легатом Луцием Апустием от Коркиры, обойдя Малею, соединился с царем Атталом около мыса Скиллея
[1019], лежащего в области Гермиона. Тогда Афинское государство, полагаясь на явившуюся помощь, излило всю свою ненависть к Филиппу, уже долгое время сдерживаемую под влиянием страха. У них никогда не бывает недостатка в ораторах, умеющих возбуждать чернь. Такие люди, как во всех свободных государствах, так особенно в Афинах, где красноречие имеет весьма большую силу, воспитываются расположением толпы. Они тотчас внесли предложение, и народ решил, чтобы все статуи, изображения и надписи в честь Филиппа, а также и всех его предков мужского и женского пола, были убраны и уничтожены; чтобы были отменены все жрецы, праздники, священнодействия, учрежденные в честь Филиппа или его предков. Постановлено было, чтобы даже те места, где что-нибудь было воздвигнуто или сделана какая-либо надпись в честь его, считались проклятыми, и решено было впоследствии не воздвигать и не посвящать на них ничего, что позволительно воздвигнуть и посвятить на месте неоскверненном. Государственные жрецы, всякий раз как будут молиться за афинский народ и его союзников, за войска и флоты их, должны изрекать всякие проклятия на Филиппа, его детей, царство, сухопутные и морские силы, весь род и имя македонян. К этому постановлению было прибавлено, что народ афинский и впоследствии будет утверждать всякое предложение, имеющее целью клеймить и позорить Филиппа; напротив, если кто скажет или сделает что-нибудь с целью снять позор или почтить Филиппа, то для всякого будет считаться законным убийство такого человека; наконец, было включено, чтобы по отношению к Филиппу сохранили силу все те постановления, которые некогда были сделаны относительно Писистратидов
[1020]. Таким образом, афиняне вели войну против Филиппа на письме и на словах, которыми они только и сильны.
45. Аттал же и римляне из окрестностей Гермионы сначала направились в Пирей, пробыли там несколько дней и, выслушав постановления афинян, столько же неумеренных в почестях союзникам, сколько в гневе к врагу, поплыли из-под Пирея к Андросу. Остановившись в гавани, называемой Гаврий, они отправили узнать настроение горожан, не предпочтут ли они сдать город добровольно, чем подвергаться насилию. Когда же получили ответ, что крепость занята царским гарнизоном и что они не самостоятельны, то царь Аттал и римский легат высадили войска, выгрузили всякие осадные орудия и с разных сторон подступили к городу. Римское оружие и знамена, невиданные прежде греками, и неустрашимость воинов, столь стремительно подступавших к стенам, значительно больше напугали их; поэтому тотчас началось бегство в крепость, а городом овладели враги. Но и в крепости продержались только два дня, более полагаясь на место, чем на оружие, на третий же день сдали и город и крепость, выговорив себе и гарнизону право переправиться в одних одеждах в беотийский город Делий. Город римляне уступили Атталу, а добычу и городские украшения увезли сами. Чтобы не владеть безлюдным островом, Аттал уговорил остаться почти всех македонян и некоторых из андросцев. Впоследствии и те, которые по условию были перевезены в Делий, возвратились назад на основании данных царем обещаний, которым тоска по родине придавала еще больше веры.
С Андроса переправились на Китн; там напрасно потратили несколько дней на осаду города, и так как дело не стоило труда, то удалились оттуда. Около Прасий, местности, находящейся в Аттике, к римскому флоту присоединились двадцать легких судов иссейцев. Они были отправлены для опустошения области каристиев; остальной флот стоял в знаменитой эвбейской гавани Герест, пока не возвратятся из-под Кариста иссейцы. Затем все, направив паруса в открытое море, проплыли мимо Скироса и прибыли на Икос. Будучи задержаны там на несколько дней свирепствовавшим северным ветром, как только наступила тишина, они переехали в город Скиат, недавно опустошенный и ограбленный Филиппом. Рассыпавшиеся по полям воины принесли на корабли хлеб и кое-что другое, что могло быть пригодно для питания. Никакой добычи не было и не за что было грабить греков. Затем, направившись в Кассандрию, сначала держали путь к Мендею, приморскому селению того государства; потом, обойдя мыс, хотели причаливать к самым стенам города, но поднявшаяся страшная буря почти затопила их волнами, а потому, рассеявшись, бóльшая часть потеряла снасти и бежала на сушу. Эта морская буря послужила также предзнаменованием того, что предстояло на суше. Ибо когда, собрав в одно место корабли и высадив войско, подступили к городу, то были отражены с большим уроном – там оказался сильный царский гарнизон – и, отказавшись от напрасной попытки, переехали к мысу Канастрею на Палленском полуострове. Оттуда, обойдя Торонский мыс
[1021], направились в Акант. Там было опустошено сначала поле, затем взят силою и разграблен сам город. Уже корабли были тяжело нагружены добычей, а потому они не поехали дальше, но поплыли назад туда, откуда выступили, в Скиат, и от Скиата на Эвбею.
