9. После того как консул Тит Квинкций произвел набор так, что взял почти только тех воинов, которые служили в Испании или в Африке – то были воины испытанной храбрости, – и спешил отправиться в провинции, его задержали в Риме известия о знамениях и предотвращении их. Молния ударила в общественную дорогу в Вейях, а также в форум и храм Юпитера в Ланувии, в храм Геркулеса в Ардее, в Капуе – в стену, башни и храм, называемый Белым; в Арретии небо казалось пылающим; в Велитрах осела земля на пространстве трех югеров, образовав огромную впадину; в Свессе Аврункской, как извещали, родился ягненок с двумя головами, а в Синуэссе – поросенок с человечьей головой. По поводу этих предзнаменований назначено было однодневное молебствие; консулы совершили религиозные обряды и по умилостивлении богов отправились в свои провинции. Элий отправился с претором Гельвием в Галлию; принятое от Луция Лентула войско, которое он должен был распустить, он передал претору, сам имея в виду вести войну при помощи новых легионов, которые он привел с собой. Впрочем, он не сделал ничего достопамятного.
Другой консул, Тит Квинкций, переправившись из Брундизия с большей поспешностью, чем имели обыкновение делать прежние консулы, с 8000 пехотинцев и 800 всадников занял Коркиру. От Коркиры на пентере он переправился на ближайший берег Эпира и большими переходами направился в римский лагерь. Отсюда он отпустил Виллия и, прождав несколько дней, пока к нему стягивались войска с Коркиры, назначил военный совет, чтобы решить, сделать ли попытку прямо прорваться через лагерь неприятелей или, даже не пробуя взяться за такое трудное и опасное предприятие, вступить через пределы дассаретиев и Линк в Македонию, сделав безопасный обход. Последнее мнение взяло бы перевес, если бы Квинкций не побоялся, уйдя слишком далеко от моря, выпустить из рук неприятеля и таким образом провести без успеха все лето, если царь захочет защищать себя в пустынных и лесистых местах, как он это делал раньше. Итак, во что бы то ни стало решено было напасть на неприятеля на этой самой, до такой степени неудобной, позиции; впрочем, скорее хотели это сделать, чем достаточно ясно представляли себе, как это выполнить.
10. Сорок дней они просидели в виду неприятеля, не сделав никакой попытки. После этого через народ эпирский была подана надежда Филиппу на заключение мира. На состоявшемся собрании выбраны были для выполнения этого плана претор Павсаний и начальник конницы Александр, и они привели консула и царя для переговоров в то место, где река Аой всего более суживается. Сущность требований римского консула состояла в следующем: царь должен вывести из общин гарнизоны, возвратить вещи, которые сохранились, тем, поля и города которых он опустошил, и произвести справедливую оценку всего прочего. Филипп ответил, что положение разных общин различно. Из них он готов возвратить те, которые сам он захватил, но он не откажется, как от наследственного и законного владения, от тех общин, которые переданы ему предками. Если те города, с которыми у него была война, жалуются на какие-нибудь бедствия войны, то он готов прибегнуть к третейскому суду любого из народов, с которыми у тех и других заключен мир. Консул ответил, что для этого вовсе не требуется ни посредника, ни судьи, потому что кому не очевидно, что причинил обиду тот, который первым сделал вооруженное нападение, и что Филипп, не будучи никем вызван на войну, сам первый употребил насилие против всех. Затем, когда шли переговоры о том, какие общины следует освободить, консул первой из всех назвал Фессалию. На это царь так рассердился, что закричал: «Какое, Тит Квинкций, более тяжелое требование ты мог бы предъявить, победив меня?», и с этими словами он убежал с места, где происходили переговоры. При этом они едва удержались от того, чтобы не пустить друг в друга хотя бы метательными дротиками, так как их разделяла река. На следующий день произошло много незначительных сражений, сначала вылазками с аванпостов на равнине, достаточно открытой для этого; потом, когда царские отряды стали удаляться в узкие и утесистые места, римляне, увлеченные желанием сражаться, и туда проникли. В пользу их были и порядок, и военная дисциплина, и род вооружения, удобный для защиты тела. В пользу неприятеля были местность, катапульты и баллисты, расположенные на всех почти скалах, как бы на стенах. После того как с той и другой стороны многие были ранены и даже несколько человек пало, как в настоящем сражении, ночь положила конец битве.
11. В то время как дело находилось в таком положении, приводят к консулу какого-то пастуха, который был послан Харопом, эпирским начальником. Пастух говорит, что в том лесу, который теперь занят лагерем царя, он обыкновенно пас стада и что ему известны все проходы и тропинки этих гор; если консулу угодно послать с ним несколько человек, то он проведет их довольно ровной и удобной дорогой и поставит над головой неприятеля. Услышав это сообщение, консул посылает к Харопу расспросить, следует ли, по его мнению, вполне доверять пастуху в таком важном деле. Хароп поручил передать, что следует верить в такой мере, чтобы быть в своей власти, а не во власти проводника. Так как у консула было больше желание верить, чем смелости, и так как дух его был полон и радости, и страха, то побуждаемый авторитетом Харопа, он решился испытать поданную ему надежду; а чтобы не возбудить в царе подозрения, следующие два дня он не переставал вызывать неприятеля на сражение, расположив со всех сторон войска и заменяя утомленных воинов новыми. Затем он передает военному трибуну 4000 отборных пехотинцев и 300 всадников и приказывает вести всадников, пока дозволит местность; когда же они дойдут до непроходимых для конницы мест, то коней было велено оставить на какой-нибудь равнине, а пехоте – идти там, где указывает проводник. Как только, согласно обещанию, они будут над головами неприятелей, пусть дадут знак дымом и не поднимают крика раньше, чем по ответному его сигналу можно будет думать, что битва началась. Он приказывает совершать путь ночью (случайно всю ночь тогда светила луна), а днем есть и спать; надавав проводнику всевозможных обещаний, если он сдержит свое слово, он, однако, передает его связанным военному трибуну. Отпустив таким образом это войско, консул еще усерднее наступает со всех сторон и захватывает неприятельские аванпосты.
12. Между тем, на третий день римляне подали знак дымом, что они достигли вершины горы, к которой стремились, и заняли ее. Консул, разделив войско на три части, подходит с главными силами серединой долины, а фланги посылает к лагерю справа и слева; с не меньшей быстротой также выходят навстречу и неприятели. И пока они, увлекаясь желанием сразиться, выдвинулись вперед укреплений и дрались там, на стороне римских воинов, благодаря их храбрости, умению сражаться и роду оружия, был значительный перевес. После же того как царские войска, потеряв много ранеными и убитыми, начали отступать в места укрепленные или защищенные природой, опасность обратилась на римлян, неосторожно зашедших в неровные места и в неудобные для отступления теснины. И им не выйти бы оттуда безнаказанно, если бы раздавшиеся с тыла сначала крик, а потом и начавшаяся битва не лишили напуганных неожиданностью царских воинов рассудка. Одна часть неприятелей обратилась в бегство, другая, оставшись на месте не вследствие храбрости, а скорее по неимению куда бежать, была окружена неприятелем, теснившим и с фронта, и с тыла. Все войско могло бы быть уничтожено, если бы победители преследовали бегущих; но коннице препятствовали теснины и неровность местности, а пехоте – тяжесть оружия. Сначала царь со своим войском бежал врассыпную и без оглядки; потом, пробежав расстояние в пять миль и предположив, что неприятель не может его преследовать вследствие неудобства местности, как и было на самом деле, он остановился на каком-то холме и разослал своих воинов по всем горным хребтам и долинам собирать рассеявшихся. Потеряв не более 2000 человек, вся остальная толпа, как бы по данному знаку, собралась вместе и громадным отрядом направилась в Фессалию. Пока было безопасно, римляне преследовали неприятелей, убивая их и грабя убитых. Расхитили они и царский лагерь, в который, даже оставленный защитниками, трудно было проникнуть; и в эту ночь римляне остались в своем лагере.
