48. В Ахайе послам Антиоха и этолийцев дана была аудиенция на собрании в Эгии, в присутствии Тита Квинкция. Посол Антиоха был выслушан прежде, чем этолийцы. Этот хвастун, как бывает бóльшая часть царедворцев, наполнил моря и земли пустыми звуками слов: бесчисленная-де масса всадников переправляется в Европу через Геллеспонт, отчасти одетых в панцирь, так называемых катафрактов
[1083], отчасти конных стрелков из лука, от которых ничто не может укрыться, которые, повернув коня и убегая назад, тем вернее поражают противника; хотя этими конными массами могли быть уничтожены войска даже всей Европы, собранные на одном пункте, он прибавлял еще разного рода войска пехотинцев и пугал еще именами народов, о которых едва ли кто слышал; тут были дахи, мидийцы, элимеи и кадусии. У морских-де сил, которых не могут вместить никакие гавани в Греции, правый фланг составляют сидонцы и тирцы, а левый – арадяне и сидяне из Памфилии, с которыми ни один народ не мог сравняться никогда на море ни в искусстве, ни в храбрости. О деньгах и других предметах, нужных для войны, излишне-де уже и говорить: они сами знают, что царства Азии изобиловали всегда золотом. Поэтому у римлян будет дело не с Филиппом и не с Ганнибалом, из которых последний служит высшим представителем только одного государства, а первый был ограничен пределами царства Македонии, но с великим царем всей Азии и части Европы. Однако, хотя царь приходит от крайних пределов востока для освобождения Греции, он ничего не требует от ахейцев, что нарушило бы их верность римлянам, прежним их союзниками и друзьям. Не о том ведь просит царь Антиох, чтобы они подняли с ним оружие против римлян, но чтобы они не присоединялись ни к той, ни к другой стороне. Они должны желать мира для обеих сторон, как следует друзьям, держащим нейтралитет, но не вмешиваться в войну. Почти о том же просил и посол этолийцев Архидам, а именно: чтобы они сохраняли спокойствие, что всего легче и безопаснее, и, оставаясь зрителями, ожидали исхода чужого военного счастья, нисколько не рискуя своими собственными интересами. Потом, будучи невоздержным на язык, он ударился в злословие то вообще против римлян, то особенно против Квинкция, называя их неблагодарными и укоряя в том, что не только победа над Филиппом, но и спасение достигнуто благодаря храбрости этолийцев; сам-де Квинкций и римское войско спасены благодаря его, Архидама, услуге. И в самом деле, какую обязанность полководца исполнил когда-либо Квинкций? Он видел его производящим ауспиции, приносящим жертвы и дающим обеты, наподобие приносящего жертву прорицателя, тогда как сам он подставлял за него свою грудь под неприятельские стрелы.
49. На это Квинкций возразил, что Архидам принял в расчет больше тех, в чьем присутствии он говорит, чем то, к кому он обращается с речью; ведь ахейцы отлично знают, что вся отвага этолийцев состоит в словах, а не в делах, и проявляется более в собраниях и речах, чем на поле битвы. Поэтому Архидам мало думал о мнении ахейцев, хорошо понимая, что те знают этолийцев, но он рисовался перед царскими послами, а в лице их и перед отсутствующим царем. Поэтому, если кто не знал прежде, что сблизило Антиоха и этолийцев, тот мог понять теперь это из речи послов: обманывая друг друга и хвастаясь своими силами, которых у них нет, они внушили друг другу и сами прониклись ложной надеждой. «В то время как этолийцы рассказывают, что они победили Филиппа, что их храбрость спасла римлян и что вы и прочие государства и племена, как только что вы слышали, последуете за их разбойничьей шайкой, царь, напротив, хвастает полчищами пехоты и конницы и покрывает моря своими флотами. Но дело это весьма похоже на тот обед моего халкидского приятеля, человека славного и искусного в устройстве угощений, у которого мы ласково были приняты во время летнего солнцестояния. Когда мы выражали удивление, откуда у него в такое время года так много разной дичи, то человек этот, улыбаясь и не хвастаясь, как эти, сказал, что это разнообразное, похожее на дичь, мясо приготовлено из домашней свиньи с помощью разных приправ». То же самое очень хорошо можно сказать о войсках царя, которыми немного раньше хвастались. Ведь различного рода оружие и неслыханные народы различных наименований, все эти дахи, мидийцы, кадусии и элимеи – всё сирийцы, то есть немного лучше рабов и вследствие своего рабского образа мыслей скорее все, что угодно, только не воины. «О, если бы я мог, ахейцы, представить вашим взорам, как великий царь бежал из Деметриады то в Ламию на совет этолийцев, то в Халкиду! Вы увидели бы в лагере царя что-то вроде двух маленьких, неполных легионов; вот увидели бы, как царь то почти нищенски вымаливал хлеб у этолийцев для раздачи воинам, то искал взаймы денег за проценты на жалованье, то стоял перед воротами Халкиды и вскоре, выпровоженный оттуда, возвращается в Этолию, не повидав ничего другого, кроме Авлиды и Еврипа. Мало толку вышло из веры Антиоха в этолийцев и этолийцев – в царское хвастовство. Тем меньше вы должны поддаваться обману, но полагаться скорее на испытанную и доказанную верность римлян. Ибо что те выдают за самое лучшее, а именно: не вмешиваться вам в войну, то больше всего противно вашей выгоде, так как, не приобретя ничьей благодарности, без всякого достоинства вы будете наградой победителю».
50. Этот ответ Квинкция обоим противникам показался очень дельным, и речь его легко нашла благосклонное внимание у друзей. Не было тогда никакого разногласия и сомнения, и все объявили, что у ахейского народа те же враги и друзья, как и у римского, и что дóлжно объявить войну Антиоху и этолийцам. Тотчас послали они и вспомогательные отряды, куда посоветовал Квинкций, – 500 воинов в Халкиду и 500 в Пирей. Ведь в Афинах недалеко было до возмущения, так как некоторые старались склонить на сторону Антиоха продажную толпу надеждою на щедрые подачки, пока сторонники римлян не призвали Квинкция. По обвинению некоего Леонта, Аполлодор, зачинщик отпадения, был осужден и сослан в изгнание.
От ахейцев таким образом возвратилось посольство к царю с печальным ответом, беотийцы не отвечали ничего определенного: когда-де Антиох придет в Беотию, тогда они обдумают, как им поступить.
Когда Антиох услыхал, что и ахейцы, и царь Евмен послали войско для защиты Халкиды, то, считая нужным поспешить, чтобы его воины предупредили врагов и, если возможно, перехватить их на дороге, он послал Мениппа почти с 3000 воинов и Поликсенида со всем флотом; сам же спустя немного дней повел туда же 6000 своих воинов и не очень многих этолийцев из того войска, которое можно было наскоро собрать в Ламии. Так как дороги еще не были заняты, то ахейцы в числе 500 человек и незначительное вспомогательное войско, посланное царем Евменом, безопасно перешли через Еврип под предводительством халкидянина Ксеноклида и прибыли в Халкиду. Римские воины, также почти в числе 500, пришли тогда, когда Менипп стоял уже со своим лагерем перед Салганеями, вблизи Гермея, где была переправа из Беотии на Эвбею. С ними был Микитион, посол, отправленный из Халкиды к Квинкцию для того, чтобы просить этой самой помощи. Увидав, что ущелье занято врагами, он оставил путь к Авлиде и направился к Делию, чтобы оттуда переправиться на остров Эвбею.
