26. За несколько дней до взятия Гераклеи этолийцы, созвав в Гипате собрание, отправили к Антиоху послов и в числе их того же самого Фоанта, который был посылаем и прежде. Им поручено было прежде всего просить царя, чтобы он сам, собрав снова сухопутные и морские силы, переправился в Грецию, а потом, если его что-нибудь задержит, чтобы прислал денег и вспомогательные войска; как его-де достоинство и данные обещания, так и безопасность его царства требуют не предавать союзников; он не должен допускать, чтобы римляне, освободившись, с уничтожением народа этолийского, от всяких забот, переправились в Азию со всеми войсками. То, что они говорили, было верно, и тем большее впечатление они произвели на царя. Поэтому в данную минуту Антиох выдал послам деньги, необходимые для военных потребностей, и уверил, что пошлет им сухопутные и морские вспомогательные войска, Фоанта, одного из послов, он удержал при себе, да тот и сам охотно остался, чтобы своим присутствием напоминать об исполнении обещаний.
27. Впрочем, взятие Гераклеи сломило наконец надменность этолийцев, и несколько дней спустя после отправления послов в Азию с целью возобновить войну и пригласить царя они, оставив воинственные намерения, послали доверенных лиц к консулу просить мира. Когда те стали говорить, то консул прервал их речью, сказав, что ему нужно заняться иными, более важными делами, приказал им возвратиться в Гипату, дав перемирие на десять дней и отправив с ними Луция Валерия Флакка, которому они должны были изложить то, о чем хотели говорить с ним, и другие свои желания, если они есть у них. По прибытии в Гипату старейшины этолийские собрались у Флакка, спрашивая совета, какого характера переговоры должно вести с консулом. Когда они хотели ссылаться на старые права, установленные договорами, и на свои заслуги по отношению к римскому народу, то Флакк приказал оставить это, так как сами они нарушили и уничтожили эти договоры; больше-де пользы принесет им сознание своей вины и если всей речи они придадут характер мольбы; ведь надежда на спасение заключается не в правоте их дела, но в милосердии римского народа; если они поведут переговоры со смирением, то и он сам будет ходатайствовать за них и перед консулом, и в сенате в Риме, так как и туда нужно будет отправить послов. Все были того мнения, что единственный способ спасения – это предать себя на волю римлян; что таким образом они и римлян обяжут не оскорблять смиренно просящих, и сами останутся господами своих действий на тот случай, если судьба предоставит им что-либо лучшее.
28. По прибытии к консулу Феней глава посольства свою умную речь, заключавшую различные мотивы для смягчения гнева победителя, окончил заявлением, что этолийцы отдают себя и все свое во власть римского народа. Услыхав это, консул сказал: «Хорошенько подумайте, этолийцы, на таких ли условиях вы хотите сдаться». Тогда Феней показал декрет, в котором это ясно было изложено. «Поэтому, так как вы сдаетесь на таких условиях, – сказал консул, – я требую, чтобы вы немедленно выдали мне вашего гражданина Дикеарха, эпирца Менеста – этот, вступив в Навпакт с вооруженным отрядом, принудил его к измене – и Аминандра со старейшинами афаманов, по совету которых вы от нас отложились». Феней, почти прервав речь римлянина, сказал: «Не в рабство сдались мы, но под твое покровительство, и я убежден, что ты ошибаешься по неведению, так как требуешь того, что не согласно с обычаями греков». На это консул ответил: «Клянусь Геркулесом, я теперь не очень забочусь о том, что этолийцы считают сообразным с обычаями греков, если только я употребляю свою власть согласно обычаю римлян по отношению к тем, которые, будучи прежде побеждены оружием, только что сдались по собственному решению. А потому, если мои требования не будут исполнены тотчас, я прикажу вас заключить в оковы». И по его приказу принесли цепи, и ликторы окружили послов. Тогда упорство Фенея и других этолийцев было сломлено; они наконец поняли, в каком положении находятся, и Феней сказал, что он, по крайней мере, и присутствующие здесь этолийцы знают, что следует исполнить приказание консула, но что для окончательного решения нужно собрание этолийцев; для этой цели он просит перемирия на десять дней. По ходатайству Флакка за этолийцев перемирие было дано, и послы возвратились в Гипату. А когда здесь перед собранием избранных, называемых апоклетами, Феней изложил требования консула и рассказал, что чуть было не случилось с ними, то старейшины, скорбя о своей горькой участи, все-таки решили, что следует изъявить покорность победителю и вызвать этолийцев изо всех городов на собрание.
29. Но после того как вся собравшаяся масса народа услышала то же самое, то жестокость и возмутительность приказаний до такой степени озлобили сердца этолийцев, что в порыве такого их раздражения можно было бы подстрекнуть их к войне даже и в мирное время. К негодованию народа присоединялись и трудность исполнить приказание (ведь, во всяком случае, каким образом можно было выдать царя Аминандра?), и случайно явившаяся надежда, так как в это именно время вернулся от царя Антиоха Никандр и возбудил в толпе неосновательное ожидание, что на море и на суше идут приготовления к великой войне. На двенадцатый день с того времени, как он взошел на корабль, он окончил свое посольство и, возвращаясь в Этолию, прибыл в Фалары при Малийском заливе; отсюда, отвезя деньги в Ламию, он с провожатыми налегке в сумерках отправился по знакомым тропинкам в Гипату; но, идя по местности, находящейся посредине между македонским и римским лагерем, наткнулся на сторожевой пост македонян и был отведен к царю, когда обед еще не был окончен. Как только об этом было сообщено Филиппу, он обрадовался точно приходу друга, а не врага, и просил его возлечь за стол и принять участие в обеде; потом, отпустив всех, он удержал при себе его одного и просил нисколько не беспокоиться, по крайней мере, насчет личной своей безопасности, но жаловался на этолийцев за их безрассудные решения, которые притом всегда обрушивались на их голову, так как они привели в Грецию сначала римлян, а потом Антиоха; однако-де о прошедшем, которое не столько можно исправить, сколько порицать, он позабыл и не позволит себе издеваться над их несчастьем; но и этолийцы также должны прекратить наконец вражду по отношению к нему, в частности Никандр должен помнить об этом дне, когда он, Филипп, спас его. Таким образом он дал ему для безопасности проводников, и Никандр прибыл в Гипату как раз в то время, когда там шли совещания о мире с римлянами.
30. Маний Ацилий продал добычу, полученную при Гераклее, или уступил ее воинам. Услыхав, что настроение умов в Гипате не миролюбивого свойства и что этолийцы собрались в Навпакт, чтобы оттуда выдерживать весь пыл войны, он послал вперед Аппия Клавдия с 4000 воинов занять горный хребет в том месте, где переход через горы был труден. Сам взошел на Эту и принес жертву Геркулесу в том месте, которое называют Пирой
[1091], потому что-де там было сожжено смертное тело этого бога. Отправившись отсюда со всем войском, он остальной свой путь совершил, не будучи отягощен чрезмерным обозом. Но лишь только пришли к Кораку, высочайшей горе, находящейся между Каллиполем и Навпактом, много вьючных животных оборвалось в пропасть вместе со своими ношами, и люди были измучены; ясно было, с каким бездеятельным врагом имеют дело римляне, так как он не оставил никакого прикрытия в таком недоступном ущелье, для того, чтобы заградить проход через него. Потом Ацилий спустился к Навпакту, измучив войско и в этот раз, и, укрепившись в одном пункте против крепости и разделив войска сообразно с положением стен, окружил ими остальные части города. Штурм этого города потребовал не меньше усилий и труда, чем и штурм Гераклеи.
