40. На это консул возразил, что он не получал по жребию Лигурию в качестве провинции, с лигурийцами не вел войны и не требует триумфа над ними; он уверен, что Квинт Минуций, покорив их в короткое время, потребует заслуженного триумфа и получит его; а что касается до него, то он требует триумфа над галлами-бойями, которых победил в открытом бою и лишил лагеря, так что два дня спустя после битвы весь их народ принял под свою власть и получил от них заложников, ручательство мира в будущем. Но, конечно, гораздо важнее то обстоятельство, что в сражении пало такое большое число галлов, что наверное ни один полководец до него не сражался со столькими тысячами бойев; из 50 000 человек более половины убито, многие тысячи взяты в плен; у бойев остались только старики и дети. Поэтому, ужели кто-нибудь может удивляться, почему победоносное войско, не оставив ни одного врага в провинции, пришло в Рим, чтобы праздновать триумф своего консула? Если сенату угодно воспользоваться службой этих воинов и в другой провинции, то в каком, наконец, случае, думает он, воины с большей готовностью пойдут на новые труды и опасности, – в том ли, если им без всяких отговорок дадут награду за прежние труды и опасности, или в том, если их отпустят вместо награды с надеждой, в которой они уже однажды обманулись? Что же касается лично его, то он достаточно приобрел себе славы на всю жизнь в тот день, когда сенат, признав его самым лучшим гражданином, послал принять Идейскую Матерь. Упоминанием об этом отличии изображение Публия Сципиона Назики будет достаточно почтено и прославлено, если даже не прибавится ни консульства, ни триумфа.
Весь сенат не только сам согласился назначить триумф, но своим решением побудил даже и народного трибуна отказаться от противодействия. Консул Публий Корнелий получил триумф над бойями. Во время этого триумфа впереди его везли на галльских колесницах оружие, знамена и добычу всякого рода и медные галльские сосуды; он велел провести со знатными пленными также и стадо коней, доставшихся в добычу. Он привез 1471 золотую цепь, при этом 247 фунтов золота, серебра в слитках и в изделиях – в галльских сосудах, сделанных не без искусства в местном стиле, – 2340 фунтов и еще 234 000 денариев. Воинам, следовавшим за колесницей, триумфатор раздал по 125 ассов каждому, центурионам – вдвое, а всадникам – втрое больше. На другой день, созвав народное собрание и сообщив о совершенных им подвигах и об оскорблении его народным трибуном, который хотел впутать его в чужую войну с целью лишить плодов одержанной им победы, он распустил воинов, уволив их от службы.
41. В то время как совершались эти события в Италии, Антиох, находясь в Эфесе, вовсе не беспокоился относительно войны с римским народом, как будто бы римляне не имели намерения переправиться в Азию. Эту его беззаботность поддерживала большая часть друзей или вследствие заблуждения, или чтобы угодить ему. Один Ганнибал, влияние которого на царя было в то время особенно велико, говорил, что он больше удивляется тому, как это римлян еще нет в Азии, чем сомневается в том, что они придут; из Греции переправиться в Азию ближе, чем из Италии в Грецию, и гораздо большим основанием для этого представляется Антиох, чем этолийцы; а оружие римлян не менее сильно на море, чем на суше. Флот римский давно уже находится около Малеи; есть слух, что недавно прибыли из Италии новые суда и новый главнокомандующий для ведения войны; поэтому пусть перестанет Антиох питать пустые надежды на мир. В Азии и за обладание ею самой скоро придется ему сражаться с римлянами на море и на суше; ему предстоит или отнять власть у врагов, стремящихся к господству над всем земным шаром, или самому потерять свое царство.
Признали, что Ганнибал один верно предусматривает будущее и честным образом предупреждает о том. Поэтому сам царь с кораблями, которые были приготовлены и снаряжены, отправился в Херсонес, чтобы защитить эти места гарнизонами, на случай, если римляне придут сухим путем; Поликсениду же приказал снарядить и спустить на море остальной флот; для того, чтобы разузнать обо всем, он послал на окрестные острова дозорные суда.
42. Гай Ливий, начальник римского флота, с 50 военными кораблями отправился из Рима в Неаполь, куда приказал собрать от союзников этой приморской страны транспортные суда, которые они обязаны были представить согласно договору; отсюда он направился в Сицилию и, проезжая проливом мимо Мессаны, принял шесть карфагенских кораблей, посланных на помощь, а после того как вытребовал от регийцев, локрийцев и союзников, пользующихся одинаковыми с ними правами, должное число кораблей, сделал смотр флоту у Лациния и выплыл в открытое море. Когда он прибыл в Коркиру, первое из греческих государств, то осведомился о положении дел на войне – ведь не вся еще Греция была окончательно замирена, – о том, где находится римский флот; а когда услыхал, что консул и царь находятся около Фермопильского ущелья в лагере, флот же стоит на якоре в Пирее, то, решив, что все заставляет его спешить, тотчас отплыл в Пелопоннес.
Опустошив немедленно Саму и Закинф, потому что они предпочли остаться на стороне этолийцев, Ливий направился в Малею и в несколько дней, при благоприятном плавании, прибыл в Пирей к старому флоту. У Скиллея с ним встретился царь Евмен с тремя кораблями; находясь на Эгине, он долго не решался, как ему поступить: возвратиться ли для защиты своего царства, так как он слышал, что Антиох приготовляет в Эфесе сухопутные и морские войска, или следовать везде за римлянами, от которых зависит его счастье. Авл Атилий, передав своему преемнику 25 военных кораблей, из Пирея отправился в Рим; Ливий же переправился в Делос с 81 крытым кораблем и, кроме того, со многими меньшими; это были или беспалубные суда, снабженные железным носом, или разведочные, без железных носов.
43. В это время консул Ацилий осаждал Навпакт. Ливия задержали на Делосе в течение нескольких дней противные ветры – эта местность среди Киклад, разделенных между собой то большими, то малыми проливами, больше всего подвержена ветрам. Поликсенид, извещенный дозорными судами, расставленными в разных местах, что римский флот стоит у Делоса, послал к царю вестников. Царь, отложив в сторону все, чем занят был на Геллеспонте, насколько мог, быстро возвратился в Эфес с кораблями, снабженными железными носами, и тотчас собрал военный совет, не следует ли отважиться на морское сражение. Поликсенид говорил, что медлить не следует и что во всяком случае нужно дать сражение, прежде чем флот Евмена и родосские корабли соединятся с римскими: при таких условиях они будут почти равны по числу, а во всем остальном будут иметь перевес – и по быстроходности кораблей, и по разнообразию вспомогательных средств. Ибо римские корабли, как неискусно сделанные, сами по себе малоподвижны, а кроме того, отправляясь в страну врагов, они нагружены провиантом; между тем их корабли, оставляя все земли в дружественном положении, не будут иметь с собой ничего, кроме воинов и оружия. Им много поможет еще знакомство с морем, землями и ветрами, а врагов, незнакомых с этим, все будет приводить в смятение. Предложив этот план, он произвел на всех впечатление, изъявляя готовность сам же выполнить его на деле. Потратив два дня на приготовления, они на третий день, отправившись со 100 кораблями, из которых 70 было крытых, а все остальные без палуб и меньшего размера, отплыли в Фокею. Услыхав, что римский флот уже приближается, царь, не имея намерения участвовать в морском сражении, удалился в Магнесию при Сипиле готовить сухопутное войско; флот же отправился в эритрейскую гавань Киссунт, как будто там было удобнее ожидать врага. Лишь только утихли северные ветры, продолжавшиеся несколько дней, римляне направились от Делоса в Фаны, хиосскую гавань, обращенную к Эгейскому морю; потом, обогнув остров, они пристали к городу и, взяв припасы, переправились в Фокею. Евмен, отправившийся к своему флоту в Элею, через несколько дней возвратился оттуда в Фокею с 24 крытыми кораблями и с немного большим числом беспалубных судов в то время, когда римляне готовились и снаряжались для морской битвы. Отправились отсюда 105 крытых кораблей и почти 50 беспалубных судов; когда на первых же порах северный ветер, дувший сбоку, стал прибивать их к земле, то они вынуждены были плыть поодиночке, растянувшись в длину, один корабль за другим; потом, как только порывы ветра немного ослабели, они пытались переправиться в Корикскую гавань
[1092], лежащую выше Киссунта.
