23. Фаселида лежит на границе Ликии и Памфилии; она далеко выдается в море, и плывущие из Киликии к Родосу замечают ее прежде других частей берега; равным образом и от нее далеко на море видны корабли. Это место было выбрано главным образом с той целью, чтобы быть на пути неприятельского флота, но, чего не предвидели, отчасти вследствие нездоровой местности, отчасти из-за времени года – была середина лета, – а также от непривычных для них испарений, люди стали заболевать, особенно гребцы. Опасаясь эпидемий, родосцы удалились отсюда; плывя по Памфилийскому заливу, они пристали к реке Евримедонт и здесь узнали от жителей Аспенда, что неприятель у Сиды
[1107]. Царские воины плыли очень медленно, так как то было время неблагоприятных для них пассатов; это время как будто установлено для северо-западных ветров
[1108].
У родосцев было 32 тетраеры и 4 триеры. Царский флот состоял из 37 кораблей большого размера, в числе которых было 3 гектеры и 4 гексеры
[1109]; кроме того, в нем было 10 триер. Также и царское войско с дозорной башни заметило появление неприятеля. На следующий день на рассвете оба флота выступили из гаваней, якобы с намерением сразиться в этот день. Когда родосцы обогнули мыс, выступающий в море со стороны Сиды, то тотчас были замечены неприятелем и сами увидали его. В царском флоте на левом фланге, выходившем в открытое море, командовал Ганнибал, а на правом Аполлоний, один из царедворцев; корабли у них уже были выстроены в линию. Родосцы шли длинной вереницей: впереди был преторский корабль Евдама, в арьергарде находился Хариклит; Памфилид командовал центром флота. Увидев неприятельский флот построенным в боевой порядок и готовым к сражению, Евдам тоже вышел в открытое море и отдал приказание, соблюдая порядок, строить следовавшие за ним корабли в линию один за другим. Это распоряжение сначала произвело замешательство, ибо Евдам выплыл в море не настолько далеко, чтобы до берега могли выстроиться в линию все корабли; кроме того, сам он вследствие поспешности опрометчиво встретился с Ганнибалом, имея только 5 кораблей, так как прочие, получив приказание строиться в линию, не следовали за ним. Кораблям, находившимся в арьергарде, совсем не хватало места у берега, а между тем, пока среди них происходило замешательство, на правом фланге уже сражались против Ганнибала.
24. Но в один момент как качество кораблей, так и опытность в морском деле уничтожили в родосцах всякий страх. В самом деле, корабли, быстро подавшись в море, очистили место к берегу для плывших позади них; всякий же раз, как только какой-либо корабль сталкивался носом с неприятельским кораблем, он или разбивал переднюю часть его, или ломал весла, или же, минуя его в свободные между рядами кораблей промежутки, ударял в кормовую часть. Особенно сильный страх произвело то обстоятельство, что гораздо меньший родосский корабль одним ударом пустил ко дну царскую гептеру. Таким образом, уже не было сомнения, что правый фланг неприятелей готов бежать. Между тем в открытом море Ганнибал теснил Евдама главным образом численностью кораблей, ибо во всех прочих отношениях последний стоял далеко выше его; и он уничтожил бы его, если бы по сигналу, поднятому с преторского корабля, по которому рассеявшиеся суда обыкновенно собираются в одно место, не явились на помощь к своим все корабли. Они одержали победу на правом фланге. Тогда и Ганнибал, и бывшие при нем суда бросились бежать. Но родосцы не могли преследовать их, так как гребцы были по большей части больны и поэтому очень скоро утомились. В то время когда они, остановившись в открытом море, подкрепляли свои силы пищей, Евдам, смотря с башни преторского корабля на то, как неприятель на буксире беспалубных судов тащит потерявшие весла и поврежденные корабли и как неповрежденными уходят немного больше двадцати, сказал: «Встаньте и насладитесь прекрасным зрелищем!» Все встали и, видя торопливое бегство неприятелей, почти в один голос воскликнули, что нужно преследовать. Корабль самого Евдама во многих местах был поврежден ударами, поэтому он приказал преследовать врагов Памфилиду и Хариклиту, пока они сочтут это безопасным. Некоторое время продолжалось преследование, но когда Ганнибал стал приближаться к берегу, то, опасаясь быть задержанным у неприятельского берега, они возвратились к Евдаму, с трудом притащив в Фаселиду взятую гептеру, получившую удар при первом столкновении. После этого они возвратились на Родос, не столько радуясь победе, сколько обвиняя друг друга в том, что не затопили и не взяли в плен всего неприятельского флота, хотя и могли сделать это. Ганнибал, потрясенный одним неудачным сражением, не решался даже плыть мимо Ликии, хотя желал как можно скорее соединиться со старым царским флотом; да и родосцы, чтобы не дать ему возможности сделать это, послали к Патарам и к гавани Мегисте Хариклита с 20 кораблями, снабженными носами. Евдаму с семью самыми большими кораблями из того флота, который был под его начальством, приказали возвратиться на Самос к римлянам, чтобы там всею силой своих советов и авторитетом побудить их напасть на Патары.
25. Весьма обрадовало римлян сначала известие о победе, а затем прибытие родосцев. И действительно, становилось ясным, что если освободить родосцев от этой заботы, то они сделают безопасными все моря этого края. Но движение Антиоха из-под Сард, грозившее гибелью приморским городам, не позволяло оставить без охраны Ионию и Эолиду. Поэтому к флоту, бывшему около Патар, послали только Памфилида с 4 крытыми кораблями. Между тем Антиох собирал войска не только из окрестных городов, но отправил к Прусию, царю Вифинии, послов с письмом, в котором жаловался на переход римлян в Азию: идут-де они с намерением уничтожить все царства, чтобы повсюду на земле было одно только римское господство; что Филипп и Набис уже покорны и он, Антиох, будет третьим. И что подобно сплошному пожару пройдут они по владениям всех их соседей, участь которых тем скорее их постигнет, чем ближе они к порабощенному. Что от него, Антиоха, один только шаг до Вифинии, так как Евмен подчинился добровольно рабству. Эти соображения встревожили Прусия, но письма консула Сципиона, а еще больше его брата, Публия Африканского, избавили его от подобного опасения. Помимо напоминания о всегдашнем обыкновении римского народа возвышать достоинство союзных царей всяческими почестями, он приводил примеры своих собственных действий и побуждал Прусия стараться заслужить его дружбу; он писал, что царьков, отдавшихся под его покровительство в Испании, он оставил царями; что Масиниссе он не только возвратил наследственное царство, но возложил на него царскую власть и во владениях Сифака, которым прежде тот был изгнан, и теперь он не только богатейший из царей Африки, но по величию и силе равен любому царю на земле. Даже Филипп и Набис, хотя были врагами и побеждены на войне Титом Квинкцием, остались все же царями; Филиппу же в предшествовавшем году прощена даже дань и возвращен сын, бывший заложником; мало того, он с дозволения римских вождей овладел некоторыми городами вне пределов Македонии; что того же удостоился бы и Набис, если б его не погубило сначала собственное безумие, а потом коварство этолийцев. Особенно царь ободрился, когда к нему явился из Рима в качестве посла Гай Ливий, начальствовавший прежде над флотом, и доказал, насколько вернее надежда на победу у римлян, чем у Антиоха, и насколько у них священнее и крепче дружба.
