26. Потеряв надежду на союз с Прусием, Антиох двинулся из Сард в Эфес, чтобы осмотреть флот, который готовился и снаряжался в продолжение нескольких месяцев. Он сделал это больше потому, что видел невозможность с сухопутными войсками устоять против римского войска под предводительством двух Сципионов, а не потому, чтобы его попытки в морской борьбе сами по себе были удачными когда-либо или чтобы в то время она внушала ему значительную и верную надежду. Однако при настоящем положении дел было основание надеяться, так как он слышал, что большая часть родосского флота находится около Патар, а царь Евмен со всеми своими кораблями отправился в Геллеспонт навстречу консулу. В некоторой степени возбуждало в нем высокомерные надежды также и истребление родосского флота у Самоса, хотя удобный момент для этого был подготовлен обманом. Рассчитывая на это, он послал Поликсенида с флотом всячески постараться испытать счастье в борьбе на море, а сам повел войска к Нотию. Этот колофонский город лежит у самого моря и отстоит от старого Колофона приблизительно на две тысячи шагов. Во-первых, Антиох хотел подчинить себе сам город, ибо он был близок к Эфесу, и потому ни на море, ни на суше ничего не делалось без того, чтобы этого не заметили колофонцы и тотчас не сообщили римлянам; во-вторых, царь хотел доставить удобный случай действовать Поликсениду, ибо не сомневался, что римляне, узнав об осаде, двинут флот от Самоса на помощь союзному городу. Итак, приступив к осаде города при помощи сооружений и проведя к морю одновременно с двух сторон окопы, он к самой стене подвел виней и насыпь и под защитой «черепах» придвинул тараны. Колофонцы, устрашенные такими грозными приготовлениями, послали на Самос к Луцию Эмилию послов просить заступничества претора и римского народа. Эмилий своим бездеятельным и продолжительным пребыванием на Самосе был недоволен, так как вовсе не ожидал, чтобы Поликсенид, которого он дважды тщетно вызывал на бой, дал ему возможность сразиться, и считал позором для себя, в то время как флот Евмена содействует консулу в переправе легионов в Азию, быть связанным необходимостью подать осажденному Колофону помощь, исход которой возбуждал сомнение. Но родосец Евдам, который и раньше удержал его на Самосе, несмотря на желание его отправиться в Геллеспонт, и все другие настоятельно доказывали ему, насколько лучше освободить от осады союзников или, победив во второй раз флот, однажды уже побежденный, совершенно отнять у врага обладание морем, чем, покинув союзников и предоставив Антиоху господство в Азии на суше и на море, из указанного ему района военных действий удалиться в Геллеспонт, где достаточно Евменова флота.
27. Двинувшись от Самоса за провиантом, так как уже все припасы вышли, римляне готовились плыть на Хиос: он был для них житницей, и туда направляли свой путь все транспортные суда, посылаемые из Италии. В то время когда они, проплыв от города кругом острова к противоположной стороне его, обращенной к северу, по направлению к Хиосу и Эритрам, готовились плыть дальше, претора известили письмом о том, что к Хиосу из Италии прибыло большое количество хлеба, но что корабли с вином задержаны бурями; одновременно с этим пришло известие, что жители Теоса
[1110] доставили царскому флоту вдоволь съестных припасов и обещали пять тысяч сосудов вина. Тогда с полпути претор вдруг поворотил флот к Теосу, чтобы или с согласия теосцев воспользоваться запасами, приготовленными для неприятеля, или же поступить с ними самими, как с врагами. Когда римляне направили свой флот к берегу, то у Мионнеса заметили около пятнадцати кораблей. Сначала претор счел их за корабли из царского флота и настойчиво преследовал их, но затем оказалось, что это быстроходные суда и лодки пиратов. Опустошив прибрежье хиосцев, пираты возвращались с добычей всякого рода и, заметив на море флот, бросились бежать. Они и быстротою превосходили корабли римлян, ибо суда их были легче, и устроены именно с этой целью, и к берегу были ближе. Поэтому, прежде чем приблизился к ним флот, они спаслись в Мионнесе. Претор, рассчитывая там в гавани захватить корабли, следовал за ними, не зная местности. Мионнес – это мыс между Теосом и Самосом. Сам холм с довольно широкого основания заканчивается наподобие пирамиды острой вершиной. С суши можно подняться на него по узкой тропинке, а с моря его окружают скалы, настолько подмытые волнами, что в некоторых местах нависшие сверху утесы выдаются в море дальше, чем корабли, стоящие там на рейде. Не решившись приблизиться, чтобы не очутиться под ударами стоявших на скалах пиратов, флот бесполезно провел день около этих утесов. Наконец к ночи римляне отказались от напрасной попытки и на следующий день подошли к Теосу. Претор поставил корабли в гавани, лежащей позади города – эту гавань сами теосцы называют Герестиком, – а воинов послал опустошать поля, окружающие город.
28. Видя опустошение своих полей, жители Теоса послали к римлянину послов с повязками на головах и с лентами на руках. В то время как они старались доказать, что государство их невиновно перед римлянами ни делом, ни словом враждебным, он уличил их и в том, что они оказали помощь неприятельскому флоту всякими съестными припасами, и в том, какое количество вина обещали они Поликсениду. Если-де они дадут то же самое римскому флоту, то он отзовет воинов от грабежа; в противном же случае будет считать их врагами. По возвращении послов с таким суровым ответом должностные лица созывают народ на собрание для совещания о том, как поступить. Случилось так, что в этот день Поликсенид выступил из Колофона с царским флотом и, услыхав, что римляне удалились от Самоса и, прогнав пиратов до Мионнеса, опустошают поля теосцев, а флот их стоит в гавани Герестик, бросил якорь против Мионнеса, в скрытой бухте, на острове, который моряки называют Макрис. Наблюдая с близкого расстояния за действиями неприятеля, он сначала питал большую надежду одолеть и римский флот подобно тому, как он одолел флот родосский, окружив узкий выход в гавань. И действительно, местность представляла большое сходство: мысами, сходящимися друг с другом, гавань запирается так, что одновременно из нее едва могут выйти два корабля. Для этого Поликсенид намеревался ночью занять вход в гавань и одновременно напасть на врага с суши и с моря, поставив у мысов по десять кораблей, которые бы с обеих сторон ударили во фланг флоту, когда он будет выходить из гавани, с остальных судов, как это сделал он у Панорма, высадив воинов на берег. Этот план удался бы ему, если бы римляне, заручившись обещанием теосцев исполнить их требования, не нашли более удобным для приема провианта перевести флот в ту гавань, которая лежит перед городом. Говорят, что и родосец Евдам указал на неудобство первой гавани, когда два корабля, случайно сцепившись веслами в узком месте прохода, поломали их. Между прочим перевести флот побудила претора и опасность, грозившая с суши, так как недалеко отсюда стоял лагерем Антиох.
29. Когда флот перевели в гавань, лежащую перед городом, все воины и моряки, ничего не подозревая, сошли на берег для того, чтобы распределить по кораблям провиант, особенно же вино. Вдруг около полудня один поселянин, приведенный к претору, сообщил, что уже второй день у острова Макрис стоит флот и что немного раньше ему показалось, будто некоторые корабли трогаются, как будто готовясь выступить. Потрясенный от такой неожиданности претор приказал трубачам дать сигнал, чтобы возвратились разошедшиеся по полям, а трибунов послал в город собрать на корабли моряков и воинов. Происходит смятение, подобное тому, какое бывает при внезапном пожаре или при взятии города: одни бежали в город звать своих назад, другие из города бегом спешили на корабли, и наконец среди неопределенных криков, заглушаемых при этом еще звуками труб, не зная, кого слушать, все сбежались на корабли. От сумятицы каждый с трудом только мог узнать свой корабль и пробраться к нему. Дорого обошлось бы это смятение на суше и на море, но, разделив роли, Эмилий первым вышел из гавани в открытое море на преторском корабле и, встречая следовавшие за ним суда, строил их в линию, каждое на своем месте. Евдам между тем с родосским флотом оставался у берега, чтобы и воины садились без замешательства, и корабли выходили по мере готовности. Таким образом первые корабли развернулись в линию на глазах претора, а родосцы составили арьергард, и флот, построившись в боевой порядок, как будто уже видны были царские воины, вышел в открытое море. Римляне находились между мысами Мионнесом и Кориком, когда заметили неприятеля. Царский флот, шедший длинной вереницей по два корабля в ряд, также развернулся в боевую линию против врагов, причем левым флангом настолько выдвинулся вперед, что мог обойти и окружить правый фланг римлян. Евдам, бывший в арьергарде, заметив, что римляне не могут уравнять своей линии и что их почти уже обходят с правого фланга, быстро выдвинул вперед свои корабли – а родосские корабли были самыми быстрыми во всем флоте – и, уравняв фланг, поставил свой корабль против преторского корабля, на котором находился Поликсенид.
