57. Все это, будь оно сказано даже в похвальном слове, свидетельствовало бы о громадном величии духа, ограничивающего собственные почести согласно положению, подобающему гражданину свободного государства, а тут, упрекая его, признает это и враг его. Засвидетельствовано, что за этим Гракхом была замужем младшая из двух его дочерей
[1162], старшая – без сомнения – была выдана отцом замуж за Публия Корнелия Назику. Но подлежит сомнению, была ли она помолвлена и вышла замуж после смерти отца, или верно другое предание. Согласно ему, Гракх, когда Луция Сципиона вели в темницу и никто из товарищей не хотел за него заступиться, поклялся, что между ним и Сципионами существует по-прежнему вражда и что он ничего не делает ради снискания себе благодарности, но что он не потерпит, чтобы в ту темницу, куда, как он видел, Публий Африканский вел царей и полководцев врагов, был отведен брат его. Сенаторы, которые в этот день случайно обедали на Капитолии, все поднялись и просили Публия Африканского помолвить тут же, во время обеда, дочь с Гракхом. Когда таким образом во время общественного празднества совершена была по религиозным обрядам эта помолвка, то Сципион, возвратившись домой, сказал супруге Эмилии, что помолвил младшую дочь. Когда та, негодуя по-женски из-за того, что с ней даже и не посоветовались относительно родной дочери, прибавила, что матери дóлжно бы сообщать о таком намерении, если бы даже дочь отдавали за Тиберия Гракха, то Сципион, обрадовавшись такому единодушному суждению, отвечал, что за него-то она и помолвлена. Это следовало сообщить о таком великом муже, как бы ни были различны мнения и письменные памятники.
58. По окончании судебного следствия претором Квинтом Теренцием Гостилий и Фурий были осуждены и в тот же день представили городским квесторам поручителей; Сципиона же, так как он утверждал, что все деньги, какие получил, находятся в государственной казне и что у него нет никаких общественных денег, повели было в темницу. Тут Публий Сципион Назика обратился к помощи трибунов и сказал речь, в которой распространялся о действительных славных подвигах не только рода Корнелиев вообще, но и в особенности своей фамилии: отцами его и Публия Африканского и Луция Сципиона, которого ведут в темницу, были Гней и Публий Сципионы, знаменитейшие мужи. Оба они, в продолжение нескольких лет сражаясь со многими карфагенскими и испанскими полководцами и армиями, увеличили в Испании славу римского народа не только войной, но и тем, что представили народам примеры римской умеренности и верности и, наконец, встретили смерть за отечество на поле брани. Хотя их потомки могли бы удовольствоваться поддержанием их славы, однако Публий Африканский настолько превзошел славу своих предков, что заставил верить в свое происхождение не от человеческой крови, но от божественной. Луция Сципиона, о котором идет речь – чтобы не упоминать о деяниях, совершенных им в Испании и в Африке в качестве легата своего брата, – сенат признал, как консула, достойным того, чтобы поручить ему без жребия провинции Азии и ведение войны с царем Антиохом, и брат признал достойным того, чтобы сопровождать его в Азию в качестве легата после двух консульств, цензуры и триумфа. Чтобы величие и блеск легата не затмили здесь славы консула, случилось так, что в тот день, когда Луций Сципион, скрестив знамена, у Магнесии победил Антиоха, Публий Сципион лежал больным в Элее на расстоянии нескольких дней пути. Это войско Антиоха было не меньше Ганнибалова, с которым сражались в Африке. В числе многих других полководцев царя находился тот же Ганнибал
[1163], который был главнокомандующим в Пуническую войну. Что же касается войны, то она была ведена так, что никто не может даже и на счастье жаловаться. Зато ставят Сципиону в вину мир; говорят, он продал его. Здесь обвинение касается вместе и десяти уполномоченных, по совету которых был заключен мир. Хотя некоторые из десяти уполномоченных выступили обвинителями Гнея Манлия, но они своим обвинением не только не могли доказать вины, но даже не могли замедлить его триумфа.
59. Но, правда, говорят, относительно Сципиона сами условия мира, как слишком выгодные для Антиоха, подозрительны. Ибо ему царство оставлено в целости; после поражения он владел всем, что ему принадлежало до войны; из огромного количества золота и серебра, которое было у него, однако ничего не внесено в государственное казначейство, но все сделалось частным достоянием. Да разве не пронесли на глазах всех столько золота и серебра в триумфе Луция Сципиона, сколько его не было и в десяти других триумфах, если бы сложить все вместе? А что сказать о границах его царства? Всей Малой Азией и прилегающими к ней странами Европы владел Антиох. Всем известно, какая большая часть земного круга эта страна, врезывающаяся от горы Тавр в самое Эгейское море, и сколько она заключает в себе не только городов, но и народов. Эта страна, простирающаяся в длину более чем на тридцать дней пути и в ширину, между двумя морями, на десять дней пути, отнята у Антиоха до самых вершин Таврского хребта, и он прогнан в самый крайний уголок земного круга. Что можно было бы у него еще отнять, если бы ему мир дан был безвозмездно? Побежденному Филиппу была оставлена Македония, Набису – Лакедемон, и этого не ставили Квинкцию в вину, ибо у него не было брата Публия Африканского, ненависть к которому повредила Луцию Сципиону, тогда как ему должна была принести пользу слава брата. Согласно приговору, в дом Луция Сципиона было принесено столько золота и серебра, сколько нельзя выручить, если продать все его имущество. Итак, где же это царское золото, где столько без труда приобретенного добра? В доме, который не разорен расходами, должно бы находиться налицо изобилие нового богатства. Но, конечно, чего нельзя выручить от продажи имущества, то враги Луция Сципиона постараются выместить на нем лично оскорблениями и поруганиями. Они позаботятся о том, чтобы такой знаменитый муж был заключен в тюрьму вместе с ночными ворами и разбойниками и испустил дух в мрачной темноте и чтобы затем голый труп его был брошен перед тюрьмой. Это будет большим позором для города Рима, чем для фамилии Корнелиев.
60. В ответ претор Теренций прочитал Петилиев законопроект, постановление сената и состоявшийся судебный приговор над Луцием Сципионом. Он говорил, что если не будет внесена в государственное казначейство сумма, к которой он присужден, то ему, претору, ничего больше не остается, как приказать арестовать осужденного и отвести его в тюрьму. Затем трибуны удалились для совещания, и вскоре после этого Гай Фанний объявил согласное решение свое и прочих товарищей, исключая Гракха, что трибуны не препятствуют претору воспользоваться своей властью; Тиберий же Гракх постановил следующее: он не препятствует претору выручить присужденную судом сумму от продажи имущества Луция Сципиона; но он не допустит, чтобы находился в тюрьме и в оковах вместе с врагами римского народа Луций Сципион, который победил самого богатого в мире царя, распространив владычество римского народа до крайних пределов земли, обязал царя Евмена, родосцев и, кроме того, так много народов Азии благодеяниями римского народа, провел в триумфе и заключил в тюрьму весьма многих неприятельских полководцев, и приказывает отпустить его. Это решение было выслушано с большим одобрением, с большой радостью народ увидел Сципиона отпущенным, и с трудом верилось, что приговор состоялся в том же государстве. Затем претор послал квесторов, чтобы они взяли от имени государства имущество Луция Сципиона. И тут не только не оказалось ни малейшего следа царских денег, но даже далеко не выручили такой суммы, к какой он был присужден. Для Луция Сципиона родственники, друзья и клиенты собрали столько денег, что если бы он их принял, то был бы гораздо богаче, чем был до постигшего его несчастья. Но он ничего не взял. Предметы, необходимые для жизни, выкупили ему ближайшие его родственники, и питаемая к Сципионам ненависть обратилась против претора, его совета и обвинителей.
