31. Когда испанцы заметили на своем берегу два римских войска, они, высыпав вдруг из лагеря, бегом устремились в битву, чтобы напасть прежде, чем враги успеют соединиться и выстроиться. Сражение было ожесточенное, так как испанцы были отважны вследствие своей недавней победы, а римские воины воспламенились вследствие своего необычного позора. С особенной яростью сражался центр войска, состоявший из двух храбрейших легионов. Неприятель, видя невозможность выбить другим способом из позиции эти легионы, построил свое войско клином и превосходящими силами, тесно сомкнувшись, стал теснить центр врагов. Тогда претор Кальпурний, видя тут затруднительное положение своих воинов, поспешно послал легатов Тита Квинктилия Вара и Луция Ювентия Тальну ободрить оба легиона. Он приказал объявить и напомнить им, что в них заключается вся надежда победить и удержать за собою Испанию. Если-де они оставят свои позиции, то никто из их войска никогда не увидит не только Италии, но даже другого берега Тага. Сам с конницей обоих легионов, сделав небольшой объезд, нападал с фланга на неприятельский клин, который теснил центр; Квинкций со своими всадниками сделал нападение на другой фланг неприятелей; но с особенным мужеством сражались всадники Кальпурния и больше всех сам претор. Действительно, он первый ударил на врага и так врезался в центр его строя, что с трудом можно было различить, на чьей стороне он находится. Необыкновенная храбрость претора воспламенила всадников, а их мужество сообщилось и пехотинцам. Стыдно стало прежде всего центурионам, когда они увидели претора среди неприятельских стрел. Поэтому каждый из них стал побуждать знаменосца, приказывая ему нести знамя, а воинам поспешно следовать за ним. Все снова подняли крик и напали на испанцев, как бы с более высокого места. Подобно потоку, они рассеяли и били устрашенных неприятелей и, напирая друг на друга, не в состоянии были удержаться на месте. Конница преследовала бежавших в лагерь и, смешавшись с толпой неприятелей, проникла за окопы, где воины, оставленные для защиты лагеря, возобновили сражение, и римские всадники вынуждены были сойти с лошадей. Во время битвы подошел к ним пятый легион, затем, по мере возможности, стали подходить и другие войска. Повсюду, по всему лагерю, убивали испанцев; бежало не более 4000. Затем около 3000, которые сохранили оружие, заняли ближайшую гору, а 1000 полувооруженных разбрелись по полям. Неприятелей было более 35 000, и такая незначительная часть их уцелела после этой битвы. Взято у них 132 знамени. Римляне и союзники потеряли убитыми немного более 600 человек и почти 150 из союзных воинов провинции. Гибель пяти военных трибунов и нескольких римских всадников более всего придавала кровавый вид этой победе. Победители остались в лагере неприятелей, так как самим не было времени укрепиться. На следующий день Гай Кальпурний на военной сходке осыпал похвалами всадников, подарив им металлические украшения для коней, и объявил, что главным образом благодаря их мужеству неприятели разбиты, а их лагерь взят и завоеван. Другой претор Квинкций одарил своих всадников запястьями и пряжками. Получили также подарки многие центурионы обоих легионов, особенно те, которые сражались в центре армии.
32. Окончив воинский набор и другие дела, которые надлежало совершить в Риме, консулы повели свои войска в провинцию Лигурию. Семпроний, отправившись из Пизы против апуанских лигурийцев, опустошил их поля, сжег деревни и крепости и тем сделал горную страну доступной до реки Макра и до гавани Лýны. Неприятели заняли гору – старинное жилище их предков; но консул одолел трудность занятой ими позиции и вытеснил их оттуда после сражения. Аппий Клавдий, дав несколько удачных сражений лигурийцам-ингавнам, был не менее счастлив и храбр, чем его товарищ; кроме того, он взял приступом шесть их городов, захватил там в плен много тысяч людей и отрубил головы сорока трем зачинщикам войны.
Приближалось уже время комиций; тем не менее Клавдий прибыл в Рим раньше Семпрония, которому выпал жребий председательствовать на них; дело в том, что брат его Публий Клавдий искал консульства. Соперниками его были патриции Луций Эмилий, Квинт Фабий и Сервий Сульпиций Гальба, старые кандидаты, вновь домогавшиеся этой почетной должности после неудач и считавшие, что они уже потому должны получить ее, что один раз им было отказано в ней. Сверх того, домогательство четырех соискателей было тем настойчивее, что из патрициев мог быть выбран только один консул. Из плебеев искали консульства также популярные лица: Луций Порций, Квинт Теренций Куллеон и Гней Бебий Тамфил, и им прежние неудачи внушали надежду добиться наконец-таки этой почетной должности. Клавдий был единственным новым кандидатом из всех. Общее мнение явно назначало Квинта Фабия Лабеона и Луция Порция Лицина. Но консул Клавдий носился без ликторов по всему форуму со своим братом, несмотря на крики противников и на увещания большей части сенаторов: ему-де следует помнить, что он прежде всего консул римского народа, а потом уже брат Публия Клавдия; пусть же он восседает на трибунале или как председатель, или как молчаливый зритель
[1173] комиций. Но ничто не могло остановить его чрезмерного пристрастия. Комиции несколько раз также были прерываемы спорами народных трибунов, которые говорили или против консула, или за его пристрастие, пока Аппий не добился того, что, устранив Фабия, насильно провел своего брата. Был избран Публий Клавдий Пульхр, против своего ожидания и ожидания остальных. Луций Порций Лицин удержал назначавшееся ему место, так как плебейские кандидаты боролись умеренно, не прибегая к насилию, как Клавдий. Затем происходили комиции для выбора преторов. Избраны были преторами: Гай Децимий Флав, Публий Семпроний Лонг, Публий Корнелий Цетег, Квинт Невий Матон, Гай Семпроний Блез и Авл Теренций Варрон. Таковы были события дома и на войне в консульство Аппия Клавдия и Марка Семпрония [185 г.].
33. В начале следующего года, после того как Квинт Цецилий, Бебий и Тиберий Семпроний, посланные для решения спора между царями Филиппом и Евменом и фессалийскими городами, представили отчет о своем посольстве, консулы Публий Клавдий и Луций Порций ввели в сенат также послов этих царей и городов. С обеих сторон повторили то же самое, что было высказано перед уполномоченными в Греции. Сенаторы решили затем отправить в Грецию и Македонию новых уполномоченных, во главе которых был Аппий Клавдий, чтобы проверить, возвращены ли города фессалийцам и перребам. Им же поручили вывести гарнизоны из Эноса и Маронеи и освободить от власти Филиппа и македонян всю приморскую страну Фракии. Приказано было им также посетить Пелопоннес, откуда первые уполномоченные ушли, оставив страну в более неопределенном положении, чем если бы они не приходили: ибо, помимо прочего, их отпустили без ответа и даже, несмотря на их просьбу, не созвали для них собрания ахейцев. В то время как Квинт Цецилий горько жаловался на это, а лакедемоняне оплакивали, что их стены разрушены, жители уведены в Ахайю и проданы, отменены законы Ликурга, благодаря которым государство доселе твердо держалось, ахейцы больше всего оправдывали свой отказ созвать собрание; они читали закон, запрещавший назначать всеобщее собрание, если не возбуждается вопроса о войне или мире или если придут послы от сената с письмом или письменно изложенным поручением. Чтобы отнять у них на будущее время это оправдание, сенат объявил, что им следует озаботиться, чтобы римские послы всегда имели возможность обращаться к их народному собранию, подобно тому как ахейцам всякий раз, как только они пожелают, дается аудиенция в сенате.
