48. То, что сделано было с целью увеличить влияние Деметрия, тотчас возбудило зависть к нему, а вскоре даже обратилось на погибель юноше. Затем введены были лакедемоняне. Они высказали много незначительных жалоб, но по существу дела важнейшими были вопросы о том, будут ли возвращены в свое отечество те граждане, которых осудили ахейцы, или нет; законно ли или незаконно они поступили с теми, которых убили; и остаются ли лакедемоняне в Ахейском союзе или они одни в Пелопоннесе, как было раньше, получат отдельное государственное устройство. Решили возвратить изгнанников, отменить приговоры и оставить лакедемонян в Ахейском союзе; это решение, скрепленное лакедемонянами и ахейцами, постановлено было написать. В Македонию был отправлен в качестве посла Квинт Марций, которому также поручили ознакомиться с положением дел союзников в Пелопоннесе; ибо и там происходили постоянные волнения, оставшиеся от прежних несогласий, и Мессена отпала от Ахейского союза. Если бы я пожелал изложить причины и ход этой войны, то я уклонился бы от своего решения касаться иноземной истории лишь настолько, насколько она связана с римской.
49. Однако конец этой войны достоин внимания. Ахейцы были победителями в войне, когда претор их Филопемен, желая предупредить неприятеля, двигавшегося на город Корону, был застигнут и захвачен в тесном ущелье с небольшим числом всадников. Говорят, что сам он мог спастись при помощи фракийцев и критян; но его остановил стыд покинуть своих всадников, знатнейших лиц племени, недавно выбранных им самим. Давая им возможность выйти из теснин, он сам находился сзади всех и выдерживал нападения неприятелей; но его лошадь упала, и он едва не умер от собственного падения и от тяжести навалившегося на него коня: ведь ему было тогда уже семьдесят лет, и силы его были чрезвычайно истощены вследствие продолжительной болезни, от которой он только что стал оправляться. Когда он лежал на земле, неприятели окружили его со всех сторон; но лишь только он был узнан, как, воспоминая о прежних услугах его и из уважения к ним, они поднимают его, стараются привести в чувство совершенно так, как если бы он был их вождем, и из неприступной долины выносят на дорогу, едва веря себе от неожиданной радости. Они посылают гонцов в Мессену возвестить, что война окончена и что ведут пленного Филопемена. Сначала известие показалось таким невероятным, что в гонце видели не только лжеца, но даже человека не в своем уме; потом, когда стали приходить один за другим новые гонцы, подтверждая то же самое, наконец поверили им. Тогда все жители, свободные и рабы, дети и женщины, прежде даже, чем стало точно известно о приближении Филопемена, вышли из города, чтобы насладиться этим зрелищем. Каждый думал, что он не поверит этому великому событию, если не увидит его своими глазами; поэтому густая толпа загородила ворота, и те, которые вели Филопемена, с трудом могли войти в город, устраняя встречных. Такая же густая толпа заграждала и остальной путь. Так как бóльшая часть не могла видеть зрелища, то толпа вдруг наполнила театр, находившийся близ дороги, и потребовала единогласно, чтобы привели туда Филопемена показать его народу. Должностные лица и знатнейшие граждане, опасаясь, чтобы сострадание при виде такого великого мужа не вызвало какого-нибудь волнения (на одних могло повлиять сравнение настоящей его судьбы с прежним величием, на других – воспоминание о его важных услугах), поместили его вдали на виду у всех, а потом поспешно увели; при этом претор Динократ стал говорить народу, что начальники желают опросить Филопемена об обстоятельствах, касающихся исхода войны. Оттуда его увели в курию, созван был сенат, и началось совещание.
50. Уже вечерело, между тем не решили даже и того, где безопаснее стеречь пленника в следующую ночь. Их смущало величие прежнего его счастья и доблести, и они не смели ни принять его в свой дом, чтобы самим стеречь, ни доверить охрану его кому-либо другому. Затем некоторые из сенаторов напомнили, что есть под землей государственная сокровищница, огороженная четырехугольными массивными плитами. Туда спустили Филопемена, заковав его в цепи, а сверху вход закрыли большим камнем при помощи рычага. Решив таким образом вверить охрану Филопемена лучше месту, чем людям, они ожидали следующего дня. На другой день простой народ, помня о прежних заслугах Филопемена перед государством, думал, что следует пощадить его и при его содействии стараться отвратить настоящие бедствия. Между тем зачинщики отпадения, в руках которых была власть, в тайных совещаниях единогласно высказались за убиение его, но находились в нерешительности, поспешить ли казнью или отложить ее. Одержали верх те, которые страстно желали казни, и к Филопемену послали человека, который поднес бы ему яд. Приняв чашу, он, говорят, только спросил, жив ли Ликорт (он был вторым вождем ахейцев) и спаслись ли всадники. Когда ему ответили, что они все невредимы, то он сказал: «Хорошо!» и, безбоязненно осушив чашу, вскоре испустил дух. Виновники его смерти недолго радовались своей жестокости: Мессена была побеждена в войне, и, по требованию ахейцев, виновные были выданы; отдан был и прах Филопемена. Весь Ахейский союз похоронил его, и в оказании всевозможных почестей, подобающих людям, ахейцы зашли так далеко, что не воздержались даже от тех почестей, которые воздаются богам. Греческие и латинские историки относятся с таким почтением к этому великому мужу, что некоторые из них, для того, чтобы особенно отметить этот год, передают, что тогда скончались три знаменитых полководца – Филопемен, Ганнибал и Публий Сципион. Таким образом историки поставили его наравне с величайшими полководцами двух могущественнейших народов.
51. Тит Квинкций Фламинин в качестве посла прибыл к царю Прусию, возбуждавшему подозрение в римлянах тем, что он принял Ганнибала после бегства Антиоха и начал войну против Евмена. Может быть, Фламинин упрекнул Прусия в том, что у него находится человек, самый неприязненный римскому народу из всех живущих, человек, который побудил воевать против римского народа прежде всего свое отечество, затем, истощив его средства, возмутил царя Антиоха; или, может быть, сам Прусий, чтобы угодить присутствующему Фламинину и римлянам, придумал убить своего гостя или предать его в руки посла; но только вслед за первым разговором с Фламинином Прусий тотчас послал воинов караулить жилище Ганнибала. Он всегда ожидал подобного конца своей жизни как потому, что знал непримиримую ненависть к нему римлян, так и потому, что вообще мало доверял царям, непостоянство же Прусия он уже испытал; страшился он и приезда Фламинина, считая его роковым для себя. Чувствуя себя отовсюду окруженным опасностями, он сделал семь выходов из дому, чтобы всегда иметь наготове какой-нибудь путь для бегства; из них некоторые были потайные, чтобы их не могла окружить стража. Но суровая власть царей не оставляет ничего неразведанным: все окрестности дома были так тщательно окружены стражей, что никто не мог ускользнуть оттуда. Узнав, что царские воины находятся в преддверии, Ганнибал попытался бежать задней дверью, которая была совсем в стороне и представляла собой самый потайной выход; но он тотчас заметил, что и этот выход также охраняется часовыми и все кругом оцеплено караулами; тогда он потребовал яд, который приготовил задолго для подобного случая. «Освободим римлян от их давнишней заботы, – сказал он, – так как им не терпится ждать смерти старика. Победа, которую Фламинин одержит над безоружным и изменнически преданным врагом, не будет ни важна, ни славна. А насколько переменились нравы римского народа, доказательством может служить хотя бы этот день: отцы нынешних римлян предупредили царя Пирра, стоявшего лагерем в Италии, беречься отравы; теперешние же римляне отправили бывшего консула послом побудить Прусия вероломно убить гостя». Затем, призывая проклятия на голову Прусия и его царство и обращаясь к богам – покровителям гостеприимства, как к свидетелям нарушения данного слова, он выпил яд. Таков был конец жизни Ганнибала.
