После многих испытанных за эти дни трудностей он нашел и в лагере положение ничуть не утешительнее: там терпели страшный голод, так как местность была окружена со всех сторон пустынями. Итак, остановившись здесь только на один день, чтобы дать отдых своим спутникам, он поспешно перешел в область дентелетов, и это движение было похоже на бегство. Хотя последние были союзниками, но голодные македоняне опустошили эту страну совершенно так, как если бы она была вражеской: производя грабеж повсюду, они сначала разорили усадьбы, а потом даже и некоторые деревни, к великому стыду царя, так как он слышал вопли союзников, взывавших в своих мольбах к богам – покровителям союзу и к нему самому. Захватив оттуда продовольствие, он вернулся в страну медов и осадил город Петру. Сам он расположился лагерем на равнине, сына же Персея с небольшим отрядом послал в обход, чтобы сделать нападение на город с возвышенностей. Жители, напуганные угрожавшими со всех сторон опасностями, дали заложников и пока что сдались, но как только войско удалилось, забыли о заложниках и, покинув город, удалились в укрепленные места и в горы. Филипп, напрасно измучив воинов всякого рода трудами и усилив вследствие коварства Дидаса подозрительность против сына своего, вернулся в Македонию.
23. Как выше сказано, Дидас дан был в проводники Деметрию; льстя ему и негодуя на его судьбу, он располагал к себе бесхитростного и неосторожного юношу, справедливо гневавшегося на своих. Дидас добровольно предлагал ему во всем свое содействие и, уверив его честным словом, выведал у него тайные намерения. Деметрий думал бежать к римлянам, и претор Пеонии, через провинции которого он надеялся безопасно пробраться, казался богами посланным помощником в этом деле. Но об этом плане тотчас было передано Персею, а по его желанию донесено и отцу. Письмо об этом в первый раз было передано Филиппу во время осады города Петры. Вслед за тем первый друг Деметрия Геродор был заключен под стражу, и отдан приказ тайно следить за Деметрием. Помимо всего прочего, это обстоятельство сделало возвращение царя в Македонию печальным. Его тревожили обнаруживавшиеся улики, но все же он решил дождаться возвращения из Рима лиц, посланных разведать обо всем. В таком беспокойном состоянии он провел несколько месяцев; наконец вернулись послы, еще до отъезда из Македонии решившие, какие вести принести из Рима. Кроме других злых наветов они вручили царю еще подложное письмо, запечатанное фальшивой печатью Тита Квинкция. В этом письме заключалось ходатайство простить юношу, если он, увлекшись желанием царской власти, вел с ним, Квинкцием, какие-либо переговоры; что Деметрий ничего не намерен предпринимать против своих, да и он, Квинкций, вовсе не такой человек, на которого можно было бы смотреть как на советника в каком-нибудь преступном замысле. Это письмо придало веру обвинениям Персея. Поэтому Геродор тотчас был подвергнут продолжительной пытке и умер среди мучений, не дав никаких показаний.
24. Персей вторично выступил обвинителем Деметрия перед отцом. Его уличали в приготовлениях к бегству через Пеонию и в том, что были подкуплены некоторые лица сопровождать его в этом бегстве; более всего вредило ему подложное письмо Тита Квинкция; тем не менее относительно Деметрия не было объявлено никакого сурового решения: предпочитали убить его коварным образом, и это не из жалости к нему, а из опасения, чтобы казнь его не обнаружила их враждебных замыслов против римлян. Так как из Фессалоники Филиппу лежал путь в Деметриаду, то Деметрия он отправил в Астрей, город Пеонии, в сопровождении того же Дидаса, Персея же послал в Амфиполь принять фракийских заложников. Говорят, что, отпуская Дидаса, он дал ему приказание убить сына. Дидас устроил жертвоприношение или сказал, что устраивает, и для участия в жертвенном пире прибыл из Астрея в Гераклею Деметрий. Во время этого пира, говорят, дан был ему яд. Выпив кубок, он тотчас заметил действие яда и вскоре почувствовал боль. Оставив пир, он удалился в спальню, причем, перенося мучительные страдания, жаловался на жестокость отца и обвинял в преступном убийстве брата и Дидаса. Затем впущены были в комнату некий Тирс из Стуберры и Александр из Берои, которые, накинув на его голову и горло ковры, задушили его. Так был убит невинный юноша, причем враги даже не удовлетворились простым способом убиения.
25. Пока это происходило в Македонии, Луций Эмилий Павел, которому была продлена власть после консульства, в начале весны повел войско против лигурийцев-ингавнов. Как только он расположился лагерем в неприятельских пределах, под предлогом просить мира к нему явились шпионить послы. Когда Павел заявил, что он согласен на мир не иначе, как только если они сдадутся, они не столько отказывались от этого, сколько просили дать время, чтобы склонить к этому грубый народ. Когда для этого назначено было десятидневное перемирие, они просили, чтобы воины не ходили из лагеря за ближайшие горы за фуражом и за дровами, заявляя, что эта местность занята посевами. Когда и эта просьба была уважена, то они, за теми самыми горами, за которые не пустили врагов, собрали все свое войско и неожиданно большой массой разом из всех ворот ринулись на римский лагерь. Целый день продолжалась эта ужасная осада, так что римлянам не было даже времени вынести знамена и не было места развернуть строй; столпившись в воротах, они защищали лагерь, не столько сражаясь, сколько заграждая путь. Под вечер, когда враги удалились, Эмилий Павел отправил двух гонцов к проконсулу Гнею Бебию в Пизу с письмом, прося как можно скорее прибыть на помощь, так как его осадили во время перемирия. Бебий перед этим передал свое войско претору Марку Пинарию, отправлявшемуся в Сардинию. Тем не менее он письмом известил сенат, что Луций Эмилий осажден лигурийцами, а также написал Марку Клавдию Марцеллу, провинция которого была ближе всех, чтобы он, если найдет возможным, перевел войско из Галлии в Лигурию и освободил Луция Эмилия от осады. Но и эта помощь запоздала. Лигурийцы на следующий день снова явились перед лагерем. Хотя Эмилий и знал, что они придут, и мог вывести войска на бой, но удержал их за валом, чтобы затянуть время, пока явится Бебий из Пизы с войском.
26. Письмо Бебия произвело в Риме сильную тревогу, тем более что Марцелл, передав Фабию войско, через несколько дней явился в Рим и заявил, что невозможно перевести стоящее в Галлии войско в Лигурию, так как идет война с истрийцами, которые препятствуют основать колонии в Аквилее; туда-де отправился Фабий и не может вернуться, так как война начата. Единственная надежда на помощь, которая, однако, тоже должна явиться позже, чем требуют обстоятельства, заключалась в том, если поспешат в провинцию консулы. Все отцы требовали этого; консулы же заявили, что не пойдут, не произведя набора, и что причина замедления его заключается не в их бездеятельности, а в болезни. Тем не менее они не могли устоять против общего желания сената, вышли одетыми в военные плащи и назначили день собраться в Пизе тем воинам, которые были набраны. Им разрешено было по дороге немедленно набирать на скорую руку воинов и вести их с собой. Преторам Квинту Петилию и Квинту Фабию тоже было приказано: первому – собрать на скорую руку два легиона из римских граждан и привести к присяге всех, не достигших пятидесятилетнего возраста, второму же было предписано отдать приказ союзникам латинского племени выставить 15 000 пехоты и 800 всадников. Дуумвирами для заведывания флотом назначены были Гай Матиен и Гай Лукреций, и были снаряжены для них корабли, причем Матиену, провинция которого прилегала к Галльскому заливу, было приказано как можно скорее двинуть флот к пределам лигурийцев – быть может, он пригодится Луцию Эмилию и его войску.
