50. Затем открыл ворота римлянам знаменитый и могущественный город Эргавика, напуганный разгромом других окрестных городов. Некоторые писатели рассказывают, что покорность этих городов была притворной: как только Гракх выводил из какой-либо страны свои легионы, там тотчас начиналось восстание, и ему, говорят, пришлось упорно сражаться в правильном бою с кельтиберами близ горы Хавн с рассвета и до шестого часа дня, причем с обеих сторон было много убитых. Римляне ничего другого не совершили, чтобы их можно было считать победителями, кроме того, что на следующий день вызывали на бой врагов, остававшихся за валом; целый день они собирали военные доспехи. На третий день бой возобновился с большею силой, и только тогда кельтиберы несомненно были побеждены, их лагерь взят и разграблен. В тот день было убито 22 000 врагов, в плен взято более 300 человек, почти такое же количество лошадей и 72 военных знамени. После этого война была окончена, и кельтиберы заключили настоящий мир, а не такой вероломный, как прежде. Сообщают, что в то же лето и Луций Постумий в Дальней Испании дважды блистательно сражался с вакцеями, причем истребил до 35 000 врагов и взял их лагерь. Более же правдоподобно то, что он явился в провинцию слишком поздно для того, чтобы в это лето совершить такие дела.
51. Цензоры избрали сенат с истинным единодушием. Первым членом был избран сам цензор Марк Эмилий Лепид, верховный понтифик; трое были исключены из сената; Лепид все же оставил некоторых, обойденных товарищем. Распределив между собою ассигнованную сумму, они произвели следующие сооружения: Лепид устроил дамбу у города Таррацины, труд, не вызвавший благодарности, потому что там было у него имение, и те расходы, которые он должен был произвести как частный человек, он отнес на счет казны. Он сдал подряд на постройку театра и сцены у храма Аполлона и побелку храма Юпитера на Капитолии и окружающих его колонн; от этих колонн он убрал статуи и удалил с них щиты и разного рода военные знамена, прибитые к ним, которые, по его мнению, некстати загораживали их. Марк Фульвий сдал подряд на более обширные и более полезные сооружения: пристань и столбы для моста на Тибре, на которых спустя несколько лет цензоры Публий Сципион Африканский и Луций Муммий стали сооружать арки; базилику позади новых меняльных лавок, рыбный базар с окружающими его лавками, которые отдал на откуп частным лицам, рынок и крытую галерею за воротами Трех Близнецов и другую крытую галерею за корабельной верфью, около храма Геркулеса, и за храмом Надежды у Тибра и у храма Аполлона Целителя. Кроме того, у них были и общие суммы; на них они сообща сдали подряд на устройство водопровода и арок, но этому предприятию помешал Марк Лициний Красс, не позволивший провести его через свое поместье. Они же ввели много таможенных пошлин и налогов; они же озаботились, чтобы очень многие общественные часовни, находившиеся в руках частных лиц, стали общественными святилищами и доступными для народа. Они изменили порядок голосования, распределив трибы по кварталам так, что голоса подавались в них по сословиям, положению и промыслам каждого гражданина.
52. Один из цензоров, Марк Эмилий, обратился с просьбой к сенату ассигновать сумму на устройство игр по случаю освящения храмов в честь Царицы Юноны и в честь Дианы, обещанных им назад тому восемь лет во время Лигурийской войны. Сенат ассигновал 20 000 медных ассов. Освятил он оба эти храма в Фламиниевом цирке и после освящения храма Юноны устроил трехдневные сценические представления, а после освящения храма Дианы – двухдневные и по одному дню представления в цирке. Он также освятил на Марсовом поле храм Ларам, покровителям на море
[1188]; дал обет его построить одиннадцать лет тому назад Луций Эмилий Регилл во время морского сражения с полководцами царя Антиоха
[1189]. Над дверями храма была прибита доска со следующей надписью: «В деле окончания великой войны и покорения царей для выступающего на войну Луция Эмилия, сына Марка Эмилия, эта битва имела решающее значение, чтобы заключить мир. Под его главным начальством, под его командой, при его счастье и личном предводительстве между Эфесом, Самосом и Хиосом, на глазах самого Антиоха со всем войском, пехотой и конницей, и со слонами до сих пор непобедимый флот Антиоха был рассеян, разбит и обращен в бегство. В этот день там было взято в плен сорок два военных корабля со всем экипажем. После этой битвы царь Антиох и его царство окончательно были обессилены. За это дело он обещал храм в честь Ларов, покровителей на море». По этому же образцу была прибита доска над дверями храма Юпитера на Капитолии.
53. Через два дня после того, как цензоры выбрали сенат, консул Квинт Фульвий отправился против лигурийцев и, перейдя с войском по непроходимым горам и лесистым долинам, вступил с врагами в открытый бой и не только выиграл сражение, но в тот же день взял и лагерь. Сдались 3200 врагов и вся эта часть Лигурийской области. Консул переселил сдавшихся на равнину, в горах же оставил гарнизон. Скоро из провинции пришло письменное донесение об этом в Рим; по случаю этих военных действий назначено было трехдневное молебствие, во время которого преторы принесли в жертву сорок крупных жертвенных животных. Другой консул, Луций Манлий, не совершил ничего достопамятного в области лигурийцев. Заальпийские галлы в количестве 3000 человек, перейдя в Италию и не предпринимая никаких враждебных действий, просили у консулов и сената земельных участков с тем, чтобы мирно жить под властью римского народа. Сенат приказал им удалиться из Италии, а консулу Квинту Фульвию поручил произвести следствие и наказать предводителей и зачинщиков перехода через Альпы.
54. В том же году умер Филипп, царь македонский, сокрушенный старостью и мучимый скорбью после смерти сына. Он проводил зиму в Деметриаде, тоскуя по сыну и раскаиваясь в своей жестокости. Сердце царя беспокоило и то обстоятельство, что другой сын, по собственному мнению и по мнению окружающих, был несомненным царем, а также и то, что взоры всех обращены были на него; тревожила его и одинокая старость, причем одни ожидали его смерти, другие даже не ожидали ее. Тем более беспокоился Филипп, а вместе с ним и Антигон, сын Эхекрата, носивший имя дяди Антигона, бывшего опекуном Филиппа, человека, обладавшего царским величием, прославившегося еще и знаменитой битвой против Клеомена Лакедемонского. Греки назвали его Опекуном, чтобы этим прозвищем отличить его от других царей. Племянник этого Антигона, тоже Антигон, один из друзей, пользовавшихся уважением Филиппа, остался неподкупным, и эта верность сделала Персея завзятым врагом его, хотя и без того он вовсе не был расположен к нему. Предвидя, какая опасность угрожает ему, если царство перейдет в руки Персея, и заметив, что царь колеблется и иногда вздыхает, горюя о сыне, Антигон то выслушивал, то даже воскрешал в памяти Филиппа безрассудный поступок и часто своими жалобами вторил его жалобам. И так как истина обыкновенно оставляет по себе много следов, то он всеми силами помогал, чтобы как можно скорее все обнаружилось. Подозрение, как на пособников в совершении преступления, более всего падало на Апеллеса и Филокла, которые в качестве послов были в Риме и доставили погубившее Деметрия письмо от имени Фламинина.
