К этому же времени из Азии вернулись послы, ездившие к союзным царям, и сообщили, что с Евменом они виделись в Азии, с Антиохом – в Сирии, с Птолемеем – в Александрии. Всех их при посредстве посольств Персей старался побудить к восстанию, но все они остались верными и преданными римлянам и обещали в точности исполнить все приказания римского народа. Посетили они и союзные государства, которые нашли достаточно верными, кроме родосцев; эти колеблются и проникнуты замыслами Персея. Из Родоса приехали послы с целью оправдать себя от всех обвинений, какие, как они знали, взводили на их государство. Однако аудиенции в сенате им решено было назначить уже по вступлении в должность новых консулов.
27. Приготовления к войне решили не откладывать. Претору Гаю Лицинию было поручено починить и оснастить 50 кораблей из старых, но еще годных к употреблению пентер, вытащенных на верфи в Риме. Если бы до полного числа у него не хватило нескольких кораблей, то он должен был написать в Сицилию своему товарищу письмо с просьбой исправить и снарядить корабли, находящиеся там, чтобы их в самом непродолжительном времени можно было отправить в Брундизий. Кроме того, претору Гаю Лицинию был отдан приказ набрать для 25 кораблей моряков из римских граждан-вольноотпущенников; для остальных 25 кораблей Гней Сициний должен приказать союзникам выставить моряков. Ему же, сверх того, велено было потребовать еще от союзников латинского племени 8000 пехотинцев и 400 всадников. Принять эти войска в Брундизий и переправить их в Македонию поручили Авлу Атилию Серрану, претору предыдущего года. Чтобы претор Гней Сициний мог застать войско уже готовым к переправе, претор Га й Лициний по распоряжению сената написал консулу Гаю Попилию, чтобы тот приказал второму легиону, который дольше всех служил в Лигурии, 4000 пехоты и 200 всадникам из союзников латинского племени явиться в февральские иды в Брундизий. С этим войском и флотом претору Гнею Сицинию велено было занять Македонию до приезда преемника, причем ему продлили власть на один год. Все эти распоряжения сената были выполнены в точности. Тридцать восемь пентер были спущены на воду с верфи; Луцию Порцию Лицину поручили отвести их в Брундизий; двенадцать кораблей были присланы из Сицилии. Легаты Секст Дигиций, Тит Ювентий и Марк Цецилий были отправлены в Апулию и Калабрию с поручением закупить хлеб для флота и сухопутного войска. Таким образом, когда претор Гней Сициний, одевшись в военный плащ, уехал из Рима и прибыл в Брундизий, то там все уже было готово.
28. Консул Гай Попилий вернулся в Рим почти в конце года, значительно позже срока, назначенного сенатом, который полагал, что для государства весьма важно, ввиду такой серьезной войны, выбрать должностных лиц как можно скорее. Доклад его о действиях в Лигурии, сделанный им в храме Беллоны, был выслушан отцами неблагосклонно. Во время его речи часто раздавались неодобрительные возгласы, слышались вопросы, отчего он не возвратил свободы лигурийцам, которой они лишились по вине его брата. Комиции для выбора консулов, как и было назначено, происходили за двенадцать дней до мартовских календ. В консулы были выбраны Публий Лициний Красс и Гай Кассий Лонгин. На следующий день были назначены преторы – Гай Сульпиций Гальба, Луций Фурий Фил, Луций Канулей Дивит, Гай Лукреций Галл, Гай Каниний Ребил и Луций Виллий Аннал. Провинции этим преторам были назначены такие: две юрисдикции в Риме, Испания, Сицилия и Сардиния, а жребий одного не дóлжно было определять, чтобы сенат мог отправить его по своему желанию. Новоизбранным консулам сенат повелел в день вступления их в должность принести с соблюдением всех обрядов в жертву крупных животных и помолиться, чтобы война, которую намерен начать римский народ, имела благоприятный исход. В этот же день по постановлению сената консул Гай Попилий должен был дать обет устроить в честь Юпитера Всеблагого Всемогущего десятидневные игры и разослать ко всем ложам дары, если только Римское государство еще десять лет просуществует в таком же положении. Согласно этому постановлению консул дал на Капитолии обет устроить игры и разослать дары на такую сумму, какую ассигнует сенат в присутствии не менее ста пятидесяти членов. Попилий дал этот обет, повторяя слова за верховным понтификом Лепидом.
В этом году умерли государственные жрецы: Луций Эмилий Пап, децемвир для совершения священнодействий, и понтифик Квинт Фульвий Флакк, бывший в предыдущем году цензором. Последний погиб позорной смертью. Из Иллирии, где служили оба его сына, пришло известие, что один из них уже умер, а другой тяжко и опасно болен. Печаль и страх овладели одновременно отцом, и наутро слуги, войдя в спальню, нашли его повесившимся. Ходили слухи, будто он после цензорства был не вполне в своем уме. В народе же говорили, что его лишила рассудка Юнона Лациния, разгневанная на него за ограбление ее храма. На место Эмилия в децемвиры выбрали Марка Валерия Мессалу, а в понтифики вместо Фульвия был назначен совсем молодой человек – Гней Домиций Агенобарб.
29. В консульство Публия Лициния и Гая Кассия [171 г.] не только Рим и Италия, но и все цари и государства Европы и Азии обратили все свои мысли на заботы о войне македонян с римлянами. Евмена побуждала к участию в этой войне не только старинная вражда с Персеем, но еще и недавно охватившая его злоба за то, что он вследствие преступности царя едва не был убит в Дельфах подобно жертвенному животному. Вифинский царь Прусий решил воздержаться от участия в войне и спокойно ждать ее конца; он полагал, что римляне не могут считать себя вправе требовать, чтобы он поднял оружие против брата своей жены, а у Персея, в случае его победы над римлянами, он легко может выпросить прощение через сестру. Ариарат, царь Каппадокии, сам обещал помочь римлянам; кроме того, породнившись с Евменом, он стал во всем действовать заодно с ним, как объявляя войну, так и заключая мир. Антиох имел виды на Египетское царство, презрительно относясь к малолетнему царю и его неспособным опекунам; он был уверен, что споры из-за Келесирии дадут ему повод к войне, которую ему можно будет вести беспрепятственно, так как в это время римляне будут заняты войной с Македонией. Между тем сенату он обещал все для этой войны через своих послов и сам лично римским послам. Птолемей по малолетству находился тогда еще под надзором опекунов, которые, стараясь отстоять Келесирию, готовились к войне с Антиохом и обещали римлянам доставлять все для войны с Македонией. Масинисса помогал римлянам хлебом и собирался отправить на войну своего сына Мисагена со вспомогательным войском и слонами. Он подготовил себя ко всякому исходу дела: если победа будет на стороне римлян, тогда и его положение останется прежним; дальнейших же движений предпринимать не следует, потому что римляне не позволят ему обижать карфагенян; если же могущество римлян, которые теперь покровительствуют карфагенянам, будет сломлено, тогда вся Африка станет его собственностью. Гентий, царь иллирийцев, возбудил только подозрения римлян, но не решил окончательно, к кому присоединиться; казалось, что он примкнет к той или другой сторонескорее по увлечению, чем по расчету. Фракиец Котис, царь одрисов, стоял уже на стороне македонян.
30. Таковы были планы царей насчет этой войны. Чернь у всех свободных племен и народов почти повсюду, как это обыкновенно бывает, держалась худшей партии, склоняясь на сторону царя и македонян, что же касается знати, то ее симпатии были не одинаковы. Одни были так преданы римлянам, что своим особенным расположением к ним подрывали свой авторитет; немногих из этой группы подкупала справедливость римских правителей; большинство же надеялось, оказав теперь римлянам важные услуги, приобрести впоследствии влияние в своем государстве. Другие льстили царю: это были люди, которых долги и отчаянное положение при старом порядке вещей побуждали очертя голову стремиться к нововведениям. Некоторых склоняло к этому их непостоянство, потому что Персей больше пользовался любовью народа. Наконец, третьи, лучшие и благоразумнейшие люди, предпочитали жить под властью римлян, а не царя, если уже им непременно следовало выбрать себе лучшего властителя; будь у них возможность свободно распоряжаться своей судьбой, они не захотели бы, чтобы одна из сторон стала сильнее вследствие победы над другой; они скорее пожелали бы, чтобы обе стороны не истощали своих сил и чтобы между ними существовал мир, заключенный на равных условиях; для всех государств такое положение вещей было бы наилучшим, потому что тогда одна сторона защищала бы слабого от насилия другой. С такими мыслями и следили они, молча, со стороны за борьбой между приверженцами той и другой партии.
