В день вступления в должность консулы по постановлению сената принесли в жертву крупных животных во всех тех храмах, в которых большую часть года совершаются лектистернии. Затем, получив указание, что молитвы их приняты бессмертными богами, они донесли сенату о том, что жертвы принесены с соблюдением всех обрядов и молитвы за предстоящую войну совершены. Гаруспики объявили, что если затевается какое-нибудь новое дело, то дóлжно начинать его поскорее: жертвы предвещают победу, триумф и расширение границ. Отцы, для блага и счастья Римского государства, поручили консулам возможно скорее войти к народу в центуриатные комиции с такого рода предложением: так как македонский царь Персей, сын Филиппа, вопреки договору, заключенному с его отцом, а после смерти отца возобновленному лично с ним, напал на союзников римского народа, опустошил их поля, занял города, так как, помимо этого, он задумал готовиться к войне с римлянами и с этой целью припас оружие, собрал войска и снарядил флот, то пусть будет начата с ним война, если он не даст за все это удовлетворения. Такого рода предложение было внесено к народу.
31. Затем состоялось сенатское постановление о том, чтобы консулы по взаимному соглашению или по жребию разделили между собой провинции Италию и Македонию. Кому достанется Македония, тот должен начать войну с Персеем и его сторонниками, если только они не дадут удовлетворения римскому народу. Новых легионов решено было набрать четыре – по два для каждого консула. Преимущество отдано было провинции Македонии в том, что для каждого легиона одного консула, согласно издавна установившемуся обычаю, выставляли по 5200 пехотинцев, а для Македонии велено было набрать по 6000 в легион, число всадников осталось одинаковым для всех легионов – 300 человек. Количество воинов в союзных войсках было также увеличено для одного консула: в Македонию он должен был переправить с собой 16 000 пехотинцев, 800 всадников, кроме тех 600, которые были уже переправлены туда Гнеем Сицинием. Для Италии нашли достаточным 12 000 пехотинцев и 600 всадников из союзников. Македонии было отдано предпочтение и в том, что консул мог набирать старых центурионов и воинов, каких он пожелает, не старше пятидесяти лет. В назначении лиц на должность военных трибунов ввиду войны с Македонией сделано было в этом году нововведение: консулы по постановлению сената вошли к народу с предложением, чтобы в этом году военные трибуны избирались не голосованием, но чтобы преторам и консулам было предоставлено право назначить их по своему усмотрению и желанию. Власть между преторами была разделена так: того из них, которому достанется жребий ехать туда, куда его пошлет сенат, решено было отправить в Брундизий к флоту; там он должен был произвести смотр морякам, распустить неспособных к службе и пополнить недостающее число вольноотпущенниками, стараясь, чтобы всего было две трети римских граждан и одна треть – союзников. Хлеб для флота и сухопутного войска должен быть привозим из Сардинии и Сицилии, и поэтому решили поручить преторам, которым достанутся эти провинции, потребовать от жителей десятину хлеба и отправить его в Македонию к войску. Сицилию получил по жребию Гай Каниний Ребил, Сардинию – Луций Фурий Фил, Испанию – Луций Канулей; Гай Сульпиций Гальба – судопроизводство в городе, а Луций Виллий Аннал – судопроизводство между иноземцами. Гаю Лукрецию Галлу достался жребий ехать туда, куда прикажет сенат.
32. Консулы больше подзадоривали друг друга, чем действительно спорили о провинции. Кассий говорил, что он без жребия выберет для себя Македонию и что его товарищ, оставаясь верен своей клятве, не может метать с ним жребий. Ведь Лициний еще в бытность свою претором, не желая ехать в провинцию, под клятвой объявил в народном собрании о том, что он в определенном месте и в определенные дни совершает жертвоприношения, которые в его отсутствие не могут быть совершены надлежащим образом. Но эти жертвоприношения не могут быть совершены как следует и в отсутствии консула, и в отсутствии претора. Он во всяком случае подчинится воле сената, если бы даже последний и признал нужным обращать больше внимания на то, чего желает Публий Лициний теперь, став консулом, чем на то, в чем он поклялся будучи претором. Когда спросили мнения отцов, то те, считая высокомерным отказать в провинции тому, кому римский народ не отказал в должности консула, приказали бросить жребий. Публию Лицинию досталась Македония, Гаю Кассию – Италия. Затем были разделены по жребию легионы: первый и третий должны были переправиться в Македонию, второй и четвертый – остаться в Италии.
Набор консулы произвели гораздо усерднее, чем прежде. Публий Лициний набирал также старых воинов и центурионов, и многие, зная, что служившие в первую Македонскую войну и в Азии во время войны с Антиохом разбогатели, записывались добровольно. Военные трибуны вызывали первых попавшихся центурионов. Из числа вызванных двадцать три центуриона, командовавшие раньше первыми манипулами, обратились с апелляцией к народным трибунам. Двое из них, Марк Фульвий Нобилиор и Марк Клавдий Марцелл, предлагали отдать это дело на решение консулов, полагая, что те должны разобрать эти жалобы, кому поручен набор войска и ведение войны; остальные объявляли, что они сами расследуют дело, по поводу которого к ним апеллировали, и окажут помощь своим согражданам, если найдут какое-либо нарушение права.
33. Дело разбиралось у скамеек народных трибунов. На суд явились бывший консул Марк Попилий в качестве защитника центурионов, сами центурионы и консул Лициний. После требования консула разбирать дело в народном собрании был созван народ. Марк Попилий, бывший консулом два года тому назад, в защиту центурионов сказал следующее: «Воины эти, отслужившее законный срок и хилые от старости и беспрестанных трудов, все же не отказываются послужить на пользу государства. Они только просят о том, чтобы их не назначили на места ниже тех, которые они занимали в прошлом, служа в войске». Затем консул Публий Лициний приказал прочитать постановления сената – первое, в котором сенат повелел объявить Персею войну, и второе, которое предписывало набрать для этой войны как можно больше старых центурионов, не освобождая от службы никого моложе пятидесяти лет. После этого консул попросил не мешать военным трибунам производить набор войска для новой войны, которую придется вести так близко к Италии с могущественнейшим царем, и не препятствовать консулам назначать каждого на тот или другой пост, сообразно с интересами государства. В случае же возникновения сомнения по этому поводу споры должно отдавать на решение сената.
34. Когда консул высказал, что хотел, Спурий Лигустин, один из числа центурионов, апеллировавших к народным трибунам, стал просить консула и трибунов позволить ему сказать несколько слов народу. Все согласились, и он, как передают, говорил так: «Я, квириты, Спурий Лигустин, принадлежу к Крустуминской трибе, а родом сабинянин. Отец оставил мне югер земли и маленькую хижину, где я родился, вырос и где живу до сих пор. Как только я достиг совершеннолетия, отец женил меня на дочери своего брата, которая принесла с собой только благородство характера и целомудрие и родила мне столько детей, сколько их было бы вполне достаточно даже для богатого дома. У нас шесть сыновей и две дочери, обе уже вышедшие замуж. Четыре сына достигли совершеннолетия, двое еще мальчики. Я поступил в военную службу в консульство Публия Сульпиция и Гая Аврелия
[1213]; два года я служил рядовым в войске, переправленном в Македонию против царя Филиппа; на третий год службы Тит Квинкций Фламинин назначил меня за храбрость центурионом десятого манипула гастатов. После окончательной победы над Филиппом и македонянами нас привезли обратно в Италию и распустили по домам. Немедленно я отправился добровольцем в Испанию вместе с консулом Марком Порцием. Все, кто долго служил с ним и другими полководцами, знают, что из всех теперешних вождей никто лучше его не умел заметить и оценить доблесть. Этот-то главнокомандующий удостоил меня звания центуриона первого манипула гастатов. В третий раз, опять добровольцем, я служил в том войске, которое было послано против этолийцев и царя Антиоха
[1214]. Маний Ацилий назначил меня первым центурионом первого манипула принципов. Когда Антиох был изгнан, а этолийцы покорены, мы снова вернулись в Италию. Затем я дважды служил в легионах, остававшихся под знаменами только один год; дважды был в Испании: в первый раз с Квинтом Фульвием Флакком, а во второй – с претором Тиберием Семпронием Гракхом
[1215]. Флакк вместе с другими воинами и меня, в награду за храбрость, взял из провинции в Рим для своего триумфа. По просьбе Тиберия Гракха я поехал с ним в провинцию. За несколько лет я четыре раза был центурионом первого манипула, получил от полководцев тридцать четыре награды за храбрость и шесть “гражданских” венков. Я прослужил в войске двадцать два года и мне больше пятидесяти лет. Если срок моей службы еще не окончился, если мои лета не дают мне права не служить, то меня, Публий Лициний, все-таки следовало бы освободить от службы, хотя бы потому, что я имею возможность выставить вместо себя четырех воинов. Но, прошу вас, смотрите на все это как на защиту моего дела; сам же я никогда не стану отказываться от службы, раз тот, кто набирает войска, найдет меня годным. Достойным какого звания признают меня военные трибуны, это их дело, я же постараюсь, чтобы никто в войске по своей доблести не стоял выше меня; и мои полководцы, и сослуживцы – свидетели, что я всегда так поступал. И вам, товарищи, которые в молодости никогда ничего не делали против воли должностных лиц и сената, и теперь, несмотря на ваше право апелляции, следует не выходить из повиновения сенату и консулам и считать почетным всякий пост, на котором вы будете защищать государство».
