«Прежде всего, квириты, – закончил он, – я с товарищем намерен вести войска против вольсков и эквов. Вследствие какого-то рока боги милостивее к нам, когда мы воюем, чем когда мы живем и мире. Лучше догадываться, когда беда уже миновала, чем на деле испытать, какой бы опасности подверглись мы, если бы эти народы узнали, что Капитолий осажден изгнанниками».
20. Речь консула подействовала на плебеев; патриции ободрились и считали порядок в государстве восстановленным. Другой консул, будучи более энергичным помощником, чем инициатором, охотно предоставил товарищу почин в столь важном деле, а для себя избрал только участие в исполнении консульских обязанностей. Тогда трибуны, издеваясь над его словами как праздными, настойчиво спрашивали, как это консулы выведут войско, когда им никто не позволит производить набор, Квинкций отвечал: «Да нам вовсе и не нужно производить набор, так как, когда Публий Валерий раздавал плебеям оружие для отнятия Капитолия, все поклялись собраться по приказанию консула и не расходиться без его воли. Итак, мы повелеваем всем, принесшим эту присягу, завтра явиться вооруженными к Регилльскому озеру». Тогда трибуны начали подтрунивать и хотели освободить народ от присяги: Квинкций-де был частным лицом, когда давалась присяга. Но тогда не дошли еще до того пренебрежения к богам, которым одержим наш век, и никто путем толкования не приспособлял себе присягу и законы, напротив, свои нравы все сообразовали с ними. И вот трибуны, не имея надежды помешать делу, стали думать о том, чтобы отсрочить сбор войска, тем более что распространился слух о приказании, отданном и авгурам, явиться к Регилльскому озеру и обозначить место, где бы, произведя ауспиции, можно было говорить с народом
[266], с целью отменить там, на комициях, все решения, которые будут приняты в Риме под влиянием трибунов; там-де все выскажутся за то, чего захотят консулы; ведь право апелляции к народу прекращается на расстоянии более тысячи шагов
[267] от города, и трибуны, явившись туда, окажутся, наравне с остальной толпой квиритов, в подчинении у консулов. Это внушало опасения; но особенно волновало умы неоднократное заявление Квинкция, что он не будет председательствовать в комициях для избрания консула: не таков недуг государства, чтобы его можно было спасти обычными средствами; для государства нужен диктатор, чтобы покусившийся на нарушение общественного спокойствия знал, что против диктатуры не существует апелляции.
21. На Капитолии происходило заседание сената; туда явились трибуны с взволнованными плебеями. Толпа громко взывала о защите то к консулам, то к сенаторам, но консул только тогда отказался от своего мнения, когда трибуны дали обещание подчиниться решениям сената. Когда затем последовал доклад консула о требованиях трибунов и плебеев, то состоялись сенатские постановления, что трибуны не должны в тот год вносить законопроект, а консулы – выводить войско из города; вместе с тем сенат признает на будущее время несогласным с интересами государства продление должностей и вторичное избрание тех же лиц трибунами.
Консулы повиновались сенату; трибуны, несмотря на протесты консулов, выбраны были вновь. Равным образом и сенаторы, чтобы не уступать ни в каком отношении плебеям, тоже хотели снова выбрать в консулы Луция Квинкция. Но больше ни разу в том году консул не держал такой энергичной речи. «Дивиться ли мне, сенаторы, – сказал он, – что ваш авторитет перед плебеями является призрачным? Вы ослабляете его; так как плебеи нарушили сенатское постановление относительно продления должностей, то и вы хотите нарушить его, чтобы не уступить безрассудству толпы. Точно будто бы могущество в государстве измеряется степенью непостоянства и своеволия! Ведь конечно о большем легкомыслии и ничтожестве свидетельствует нарушение собственных постановлений, чем чужих. Подражайте, сенаторы, бессмысленной толпе; лучше вам, которые должны бы служить примером для нее, заблуждаться, глядя на других, чем другим поступать правильно, глядя на вас; но только я не хочу подражать трибунам и не допущу назначения меня консулом вопреки сенатскому постановлению. Тебя же, Гай Клавдий, я тоже прошу удержать римский народ от такого произвола; будь уверен, что я приму такое твое действие не за желание помешать моему возвышению, а за стремление усилить славу роняемой почетной должности и ослабить ненависть, которая грозила бы мне в случае продления моей власти». Затем сообща они издают распоряжение, чтобы никто не избирал Луция Квинтия в консулы и что поданные за него голоса не будут ими приняты во внимание.
22. В консулы были выбраны Квинт Фабий Вибулан (в третий раз) и Луций Корнелий Малугинский. В тот год [459 г.] произведен был ценз; приносить же торжественную очистительную жертву боялись, потому что был взят Капитолий и убит консул
[268].
В начале года, в консульство Квинта Фабия и Луция Корнелия, сразу начались смуты. Трибуны подстрекали плебеев, а между тем латины и герники сообщали, что вольски и сабиняне затевают огромную войну, что войско вольсков находится уже в Антии. Было много оснований бояться, что отпадет и самая колония; со стороны трибунов едва удалось добиться, чтобы они позволили сперва справиться с этой войной
[269]. Затем консулы разделили сферы деятельности: Фабию было поручено вести легионы на Антий, Корнелию – оставаться для защиты Рима из опасения, чтобы какая-нибудь часть врагов, по обычаю эквов, не явилась опустошать поля. Герникам и латинам приказано было, согласно договору, выставить воинов; таким образом, две трети войска состояли из союзников, а треть – из граждан. После того как союзники явились к назначенному дню, консул разбил лагерь за Капенскими воротами. Произведя затем смотр войск, он двинулся к Антию и остановился недалеко от города и от стоянки врагов. Пока вольски, не решаясь вступить в битву из-за неприбытия войска эквов, спокойно принимали меры по защите себя за валом, Фабий на следующий день выстроил вокруг неприятельского лагеря не смешанный строй из союзников и граждан, а три отдельных строя из трех народов; сам с римскими легионами стал в середине. Затем приказал наблюдать за сигналом, чтобы союзники одновременно начали дело и отступили, когда протрубят отбой. За первой шеренгой каждого отряда он помещает и соответствующие отряды конницы. Сделав таким образом нападение в трех пунктах, он окружает лагерь и, наступая со всех сторон, прогоняет с вала не выдержавших натиска вольсков. Пройдя затем через укрепления, он выгоняет из лагеря оробевшую и сбившуюся в одну сторону толпу. Когда враги бежали оттуда в беспорядке, всадники, остававшиеся зрителями этой битвы, так как им трудно было перейти вал, нагнав их на открытой равнине, приняли участие в победе, избивая перепуганных врагов. И в лагере, и вне укреплений происходила большая резня бежавших, но еще больше была добыча, так как враги едва имели возможность унести с собой оружие. И войско было бы уничтожено, если бы бегущие не скрылись в лесу.
