60. В этот день у римлян пало 200 всадников и не менее 2000 пехотинцев, взято в плен приблизительно 600 человек; на стороне же македонян убито 20 всадников и 40 пехотинцев. По возвращении победителей в лагерь наступило общее ликование, но особенно бросалась в глаза необузданная радость фракийцев, которые вступили в лагерь с пением, неся насаженные на копья головы убитых врагов. У римлян же царило не только уныние вследствие неудачного исхода сражения, но возникло даже опасение, как бы неприятель не напал тотчас же на лагерь. Евмен советовал перенести лагерь за Пеней, чтобы эта река служила как бы прикрытием, пока не поднимется упавший дух воинов. Консул тревожился, считая позорным сознаться в трусости; однако, уступая требованиям рассудка, переправил в тишине ночи войска на противоположный берег реки и там укрепил лагерь. Когда на следующий день Персей выступил, чтобы вызвать неприятелей на сражение, то увидел лагерь расположенным по ту сторону реки, в безопасном месте. Тут он понял, что сделал промах, отказавшись накануне от преследования побежденных, но что гораздо бóльшая ошибка заключается еще в том, что ночь прошла в полном бездействии. И действительно, если бы он послал только легковооруженных, не тревожа никого другого из своего войска, то ему удалось бы истребить большую часть врагов во время общей суматохи при переправе через реку. Что касается римлян, то они не имели основания опасаться чего-либо в настоящую минуту, так как лагерь их находился в безопасном месте, но тем не менее потеря славы особенно мучила их. На военном совете у консула каждый в свою очередь сваливал вину на этолийцев: они-де первые положили начало бегству и смятению, а потом их паникой заразились и остальные союзные греки. Вследствие этого отправлены были в Рим пять знатнейших этолийцев, которых будто бы видели, как они прежде всех обратились в бегство. Фессалийцев же похвалили перед собранием, а предводители их получили даже подарки за храбрость.
61. К царю несли доспехи убитых врагов. Из них он раздавал в дар одним прекрасное оружие, другим – лошадей, а некоторым – пленных. Было более 1500 щитов, а панцирей и лат более 1000; количество же шлемов, мечей и всякого рода метального оружия было гораздо значительнее. К этим обильным и блистательным дарам царь присоединил слова, обращенные к собравшемуся войску: «Вот вам предварительное доказательство успешного исхода войны: вы разбили лучшую часть неприятельского войска, а именно – римскую конницу, непобедимостью которой они хвалились; а конница их состоит из знатнейших юношей, сословие всадников служит у них рассадником сената, и те из них, которые приняты в число сенаторов, назначаются консулами и главнокомандующими; принадлежавшее им оружие мы недавно разделили между вами. Не менее важна и победа ваша над легионами пехотинцев, которые бежали от вас ночью и при общем смятении во время переправы покрыли своими телами реку, подобно потерпевшим кораблекрушение. Но для нас будет легче, преследуя побежденных, переправиться через Пеней, чем это было для них при общей суматохе. Немедленно после переправы мы будем штурмовать лагерь, который сегодня был бы в наших руках, если бы враги не спаслись бегством; или если они захотят решить дело битвой, то от сражения с пехотой ожидайте такого же исхода, какой имело сражение с конницей».
Торжествующие победители, неся на плечах оружие, снятое с убитых неприятелей, и слыша похвалу своим подвигам, радостно волновались и, основываясь на случившемся, питали надежды на будущее. И пехотинцы, особенно те, которые принадлежали к македонской фаланге, воспламененные чужой славой, жаждали удобного случая, где бы и они могли сослужить службу и стяжать подобную же славу. Распустив собрание, Персей на следующий день выступил и расположился лагерем у Мопсела. Этот холм расположен перед Темпейской долиной и возвышается между Ларисой и Гонном.
62. Римляне, не удаляясь от берега Пенея, перенесли свой лагерь в более безопасное место. Сюда прибыл нумидиец Мисаген с 1000 всадников, таким же количеством пехотинцев и, сверх того, с 22 слонами. Так как заносчивость, внушенная царю успехом, уже улеглась, то на происходившем в течение этих дней совещании относительно дальнейшего ведения войны некоторые из друзей Персея решились дать ему совет воспользоваться благоприятными обстоятельствами для достижения почетного мира, вместо того чтобы, увлекаясь пустой надеждой, подвергать себя непоправимой случайности: умному и истинно счастливому человеку подобает быть умеренным при удаче и не слишком доверять блеску настоящего успеха. Ему советовали отправить посольство к консулу для возобновления договора на тех же условиях, на которых отец его Филипп получил мир от одержавшего победу Тита Квинкция. Войну нельзя окончить блистательнее, нежели теперь, после такого достопамятного сражения, да и не представляется более основательной надежды на прочный мир, как надежда на то, что римляне, пораженные неудачным сражением, сделаются податливее на заключение мирного договора. Если же они, в силу врожденного упорства, и теперь отвергнут вполне справедливые условия, то боги и люди будут свидетелями как умеренности Персея, так и их упорной надменности. Царь в душе никогда не был против таких советов; поэтому это мнение и было принято с согласия большинства. Отправленные к консулу послы выслушаны были в присутствии многочисленного собрания. Они просили мира, обещая, что Персей будет платить римлянам столько же дани, сколько обязался платить Филипп, и что он тоже очистит города, области и местности, уступленные Филиппом. Так говорили послы. После их ухода, когда приступили к совещанию, одержала верх на военном совете римская настойчивость. Таков был тогда обычай: в несчастье показывать вид счастливого, а в счастье – быть умеренным. Решено было дать такой ответ: мир может быть заключен лишь в том случае, если царь предоставит сенату право, по своему усмотрению, распорядиться всем делом, им самим и всей Македонией. Когда послы передали такой ответ, то люди, не знающие римского обычая, поражены были подобным упрямством, и большинство требовало не упоминать более о мире: вскоре-де сами римляне будут просить о том, что они отвергают ныне. Персей боялся именно этой надменности, так как она основана на уверенности в собственных силах, и, повышая денежную сумму, не переставал искушать консула в надежде, не удастся ли ему золотом купить мир. Когда же тот ни в чем не изменил первого своего ответа, то Персей, потеряв надежду на мир, возвратился в Сикурий, оттуда выступил, чтобы снова попытать счастье в войне.
63. Слух о конном сражении, распространившись по Греции, тотчас же обнаружил образ мыслей людей. Не только сторонники македонян, но и очень многие, обязанные римлянам за их большие благодеяния, и даже некоторые, испытавшие на себе насилие и надменность царя, с радостью приняли это известие, не по какой-либо другой причине, а только вследствие неуместного расположения, которое толпа выказывает и при потешных состязаниях, выражая свое благоволение худшей и притом слабейшей стороне. В это же время претор Лукреций с величайшей настойчивостью осаждал в Беотии Галиарт; и хотя осажденные не имели посторонней помощи, кроме молодого ополчения из Коронеи, вступившего в город в начале осады, да и не ожидали ее, однако сами оказывали упорное сопротивление, полагаясь более на мужество, чем на силы. Они делали частые вылазки на осадные сооружения, и старались пригнуть к земле огромными камнями и тяжелой свинцовой гирей придвинутый к стенам таран, и если как-нибудь не успевали отвратить удара, то весьма поспешно возводили новую стену вместо разбитой, торопливо собрав камни из груды развалин. Так как осада при посредстве орудий вперед подвигалась медленно, то претор велел раздать по манипулам лестницы, чтобы кольцом подступить к стенам со всех сторон, полагая, что для этого будет вполне достаточно его войска, тем более что на той стороне, где город окружен болотом, осада была не только бесполезна, но и невозможна. Сам он велел 2000 отборным воинам подойти к тому месту, где обрушились две башни и часть стены, находившаяся между ними, чтобы в то самое время как он попытается перелезть через развалины и горожане бросятся на него, можно было при помощи лестниц овладеть в каком-нибудь месте городской стеной, лишенной защитников. Со своей стороны горожане весьма деятельно готовились отразить нападение. Они, набросав на покрытое развалинами место пучки сухого хвороста и став с горящими факелами, беспрестанно угрожали зажечь эту кучу, чтобы, отделив себя огнем от неприятеля, выиграть время для сооружения внутренней стены. Но случайность помешала привести в исполнение это их намерение: вдруг пошел такой проливной дождь, что стало трудно зажечь хворост, а то, что горело, гасло. Вследствие этого открылся не только свободный проход через разбросанный дымящийся хворост, но одновременно при помощи лестниц римляне взошли в нескольких местах и на городские стены, так как все устремились на защиту одного пункта. При самом начале смятения, наступившего в завоеванном городе, были перебиты без разбора старики и несовершеннолетние, которые случайно попались навстречу; вооруженные бежали в крепость и, так как не оставалось никакой надежды, сдались на следующий день и были проданы в рабство. Их было 2500 человек. Украшения города, статуи, и картины, и все, что только было драгоценного в добыче, отнесли на корабли; сам же город был разрушен до основания. Затем войско отведено было в Фивы. Заняв без всякого сопротивления этот город, претор передал его изгнанникам и тем, которые держали сторону римлян; семейства же противной партии, а равно семейства сторонников царя и македонян он продал в рабство. Совершив все это в Беотии, претор возвратился к морю и к кораблям.
