15. Кроме набора тех воинов, которых следовало послать на пополнение, претор Гай Сульпиций набрал четыре легиона, и набор этот был произведен в течение одиннадцати дней. Затем консулы распределили по жребию провинции, потому что преторы ради отправления правосудия бросили жребий раньше; городская юрисдикция досталась Гаю Сульпицию, иноземная – Гаю Децимию; Испанию получил Марк Клавдий Марцелл, Сицилию – Сервий Корнелий Лентул, Сардинию – Публий Фонтей Капитон, флот – Гай Марций Фигул. Из консулов Гнею Сервилию досталась Италия, Квинту Марцию – Македония. По окончании Латинского праздника Марций тотчас отправился. На запрос Цепиона, какие два легиона из вновь набранных повести ему с собою в Галлию, отцы постановили, чтобы преторы Гай Сульпиций и Марк Клавдий дали консулу из набранных ими легионов те, которые им заблагорассудится. Недовольный тем, что он, консул, подчинен усмотрению преторов, Цепион по роспуску сената явился к трибуналу преторов и потребовал, чтобы они, согласно решению сената, назначили ему два легиона. Преторы предоставили выбор на усмотрение консула.
Затем цензоры произвели выбор сенаторов. Марк Эмилий Лепид в третий раз был объявлен первым членом сената. Семеро были исключены из сената. При производстве переписи народа обнаружилось, как много воинов из македонского войска было в отпуске, и их заставляли возвратиться в провинции; разбирали основания увольнения по выслуге лет, и чье увольнение оказывалось еще несвоевременным, их заставляли давать такую присягу: «По чести и совести, согласно указу цензоров Гая Клавдия и Тиберия Семпрония, возвратишься ли ты в провинцию Македонию и можешь ли ты это сделать без обмана?»
16. При ревизии всадников цензоры были чрезвычайно строги и требовательны и у многих отняли лошадей. Оскорбив этим всадническое сословие, они усилили ненависть указом, которым объявили, чтобы никто из тех, кто в цензорство Квинта Фульвия и Авла Постумия брал на откуп казенные оброчные статьи или подряд на поставки, не имел права ни торговаться, ни быть компаньоном или пайщиком в откупе. Прежние откупщики, неоднократно жалуясь на это, не могли добиться от сената, чтобы положили предел цензорской власти; наконец они нашли защитника своего дела в лице народного трибуна Публия Рутилия, недовольного цензорами по частному спору. Его клиенту, вольноотпущеннику, они велели снести стену на Священной улице против казенного здания на том основании, что она была построена на общественном месте. Владелец апеллировал к трибунам. Так как кроме Рутилия никто не протестовал, то цензоры послали взять залог и в собрании наложили на обвиняемого пеню. Когда прежние откупщики, воспользовавшись возникшим отсюда несогласием, обратились к трибуну, вдруг от имени одного трибуна был обнародован законопроект, в силу которого сдача на откуп казенных податей и подрядов на поставки, произведенная Гаем Клавдием и Тиберием Семпронием, должна быть признана недействительной – снова должны быть произведены торги, и право откупа и подряда должно быть предоставлено всем без различия. Народный трибун назначил день для голосования этого закона. Когда настал этот день, цензоры выступили, чтобы отсоветовать принятие этого закона, и пока говорил Гракх, все молчали; когда же Клавдия стали прерывать криками, то он приказал глашатаю водворить молчание. Вследствие этого трибун, заявив, что собрание расстроено и что он стеснен в своих правах, удалился с Капитолия, где происходило собрание. На другой день он поднял страшный шум. Прежде всего он посвятил богам имущество Тиберия Гракха на том основании, что он стеснил его права, не подчинившись его протесту при наложении штрафа и при взятии залога с того, кто апеллировал к трибуну; Гая Клавдия он привлек к суду за присваивание прав трибуна, председательствовавшего в собрании, и, объявив, что он обвиняет обоих цензоров в государственном преступлении, потребовал от городского претора Гая Сульпиция назначения дня для комиций. Цензоры не отказывались как можно скорее подвергнуться суду народа, и за восемь и семь дней до октябрьских календ были назначены комиции по обвинению их в государственном преступлении. Цензоры тотчас отправились в атрий Свободы, опечатали государственные бумаги, закрыли архив, распустили общественных рабов и объявили, что они не примутся ни за какие общественные дела, пока не состоится о них приговор народа.
Первым защищался Клавдий, и, когда из двенадцати всаднических центурий восемь и многие другие центурии первого класса осудили цензора, вдруг первенствующие лица государства на глазах народа, сняв золотые кольца, переменили одежду, чтобы с просьбами обходить плебеев. Однако говорят, что более всего повлиял на решение Тиберий Гракх тем, что, когда со всех сторон раздавались крики народа, что Гракху не грозит никакая опасность, он торжественно поклялся, что если товарищ его будет осужден, он, не дожидаясь приговора над собою, разделит его изгнание. Однако у обвиняемого было очень мало надежды на оправдание, ибо только восемь центурий не хватило для его осуждения. С оправданием Клавдия народный трибун отказался от преследования Гракха.
17. В этом году, вследствие просьбы аквилейских послов об увеличении числа колонистов, по решению сената было набрано 1500 семейств, и триумвирами для вывода их были посланы Тит Анний Луск, Публий Деций Субулон и Марк Корнелий Цетег.
В том же году уполномоченные Гай Попилий и Гней Октавий, посланные в Грецию, объявили сенатское постановление сперва в Фивах, а потом по всем городам Пелопоннеса, предписывающее, чтобы никто не доставлял римским чиновникам на войну ничего, кроме того, что укажет сенат. Это дало грекам уверенность и на будущее время, что они облегчены от налогов и издержек, которыми римские начальники, требовавшие один одного, другой другого, разоряли их. На собрании Ахейского союза, которое состоялось для них в городе Эгии, благосклонные речи уполномоченных были выслушаны с большим сочувствием. Оставив преданнейший народ, воодушевленный прекрасными надеждами на будущее положение, они переправились в Этолию. Тут не было еще настоящего восстания, но все было подозрительно и полно взаимных обвинений. Поэтому уполномоченные, потребовав заложников и не доведя дела до конца, отправились в Акарнанию. Акарнанцы созвали для уполномоченных собрание в Тирее. И здесь тоже происходила борьба партий: одни из знатных требовали, чтобы в их города ввели гарнизоны для обуздания безумия тех, которые увлекали народ на сторону македонян; другие не соглашались, чтобы замиренные и союзные государства испытали тот позор, который обыкновенно применяется против побежденных врагов. Эта просьба признана была справедливой. Уполномоченные возвратились в Ларису к проконсулу Гостилию, который и послал их. Октавия он удержал при себе, а Попилия с отрядом около 1000 человек послал на зимовку в Амбракию.
18. Персей, не осмеливаясь в начале зимы выступить из пределов Македонии, из опасения, чтобы римляне не вторглись где-либо в незащищенное государство, ко времени зимнего солнцестояния, когда глубокий снег делает горы со стороны Фессалии непроходимыми, счел удобным сокрушить надежды и гордость соседей, с целью обезопасить себя с их стороны на время войны с римлянами. Со стороны Фракии царь Котис, со стороны Эпира Кефал своим внезапным отпадением от римлян ручались за мир, а дарданов усмирила недавняя война; оставалась небезопасной только та часть Македонии, которая была открыта со стороны Иллирии. Сами иллирийцы волновались и готовы были открыть доступ римлянам. Персей, понимая, что если он укротит ближайших из иллирийцев, то может привлечь к союзу и царя Гентия, уже давно колебавшегося, двинулся в Стуберру с 10 000 пехоты, часть которой составляли фалангиты, с 2000 легковооруженных и 500 всадниками. Взяв отсюда на много дней провианта и приказав осадным машинам следовать за собой, на третий день он расположился лагерем у Усканы, самого значительного города Пенестии. Однако, прежде чем употребить силу, он послал разузнать о настроении как начальников гарнизона, так и граждан. Но там вместе с иллирийскими войсками был и римский гарнизон. Когда посланные принесли совсем не мирный ответ, Персей приступил к осаде и пытался взять город одновременным приступом со всех сторон. Несмотря на то что осаждающие беспрерывно днем и ночью сменяли друг друга, одни приставляя лестницы к стенам, другие подкладывая огонь к воротам, тем не менее защитники выдерживали это стремительное нападение, так как надеялись, что македоняне не в состоянии будут очень долго переносить под открытым небом зимнюю стужу и что война с римлянами не даст царю столько свободы, чтобы он мог медлить с осадой. Однако, когда они увидели, что подводятся винеи и воздвигаются башни, стойкость их была побеждена; помимо того, что силы их были недостаточны, они, не ожидая осады, не имели запаса хлеба и всех прочих припасов.
