12. Неприятели сначала удивились, что бы значил этот неожиданный крик. После того как начальники гарнизона Пифон и Филипп узнали, что город открыт для нападения неприятеля, они решили, что кто первый сделает вылазку, тот будет в выгоде, и, произведя вылазку с сильным отрядом агриан и иллирийцев, обратили в бегство римлян, которые сбегались с разных мест, слышали призыв произвести атаку города и представляли собою нестройную беспорядочную толпу; преследуемые до самого рва, римляне были загнаны туда и, падая друг на друга, заполнили его. Около 600 человек было тут убито, и почти все, захваченные между стеной и рвом, ранены. Таким образом претор, смятенный своей собственной неудачной попыткой, сделался уже не столь предприимчивым; да и Евмену, который делал нападения то с суши, то с моря, ничего не удавалось. Поэтому тот и другой, усилив караулы с той целью, чтобы не мог проникнуть в город из Македонии ни один вооруженный отряд, – так как открытая сила не имела успеха, решили окружить стены города осадными сооружениями. Когда римляне готовились к осаде города, десять царских легких судов, отправленных от Фессалоники с отборным вспомогательным галльским войском, заметив столице в открытом море неприятельские корабли, в темную ночь один за другим, держась как можно ближе к берегу, подошли к городу. Слух об этом новом подкреплении неприятельских войск заставил как римлян, так и Евмена оставить осаду Кассандрии. Объехав мыс, они пристали к Тороне. Ее они также задумали было взять приступом, но как только заметили, что она защищена сильным отрядом, отказались от задуманного предприятия и направились в Деметриаду. Увидев при приближении к городу, что стены его сплошь заняты вооруженными людьми, они проехали мимо и пристали к городу Иолку; затем, опустошив окрестности его, намерены были также напасть и на Деметриаду.
13. Между тем и консул, чтобы не сидеть только праздным в неприятельской стране, послал Марка Попилия с 5000 воинов взять штурмом город Мелибею, расположенный при подошве горы Осса, там, где она обращена к Фессалии, очень удобно для того, чтобы угрожать Деметриаде. На первых порах появление неприятелей привело в ужас жителей этой местности; затем, опомнившись от неожиданного страха, они с оружием в руках бросились к воротам и стенам, где входы в город внушали подозрение, и сразу уничтожили надежду на то, что город можно взять при первом натиске. Поэтому начали готовиться к осаде и производить необходимые осадные сооружения.
Услыхав, что Мелибею осаждает консульское войско, а неприятельский флот стоит в Иолке, с целью оттуда напасть на Деметриаду, Персей послал в Мелибею одного из своих вождей – Евфранора с отборным двухтысячным отрядом. Ему же был дан приказ, в случае если он оттеснит римлян от Мелибеи, тайным путем войти в Деметриаду прежде, чем римляне двинутся туда от Иолка. Когда Евфранор вдруг показался на возвышенностях, осаждавшие Мелибею римляне в большом смятении оставили осадные работы и подожгли их. Таким образом они отступили от Мелибеи; освободив от осады один город, Евфранор немедленно повел войско в Деметриаду. Ночью он вступил в город и тем внушил жителям города уверенность в том, что они могут не только защищать стены, но даже не допускать опустошения самих полей; и действительно, против грабителей, бродивших врассыпную, они делали вылазки и многих ранили. Однако же претор и царь объехали кругом стены, осматривая положение города, чтобы определить, нельзя ли как-нибудь взять его или при помощи осадных машин, или открытой силой. Был слух, что критянин Кидант и начальник Деметриады Антимах вели переговоры об условиях мира между Евменом и Персеем. По крайней мере, от Деметриады отступили. Евмен поплыл к консулу; поздравив его с благополучным прибытием в пределы Македонии, он отправился в свое царство, в Пергам. Претор Марций Фигул, отправив часть флота на зимовку в Скиат, с остальными кораблями направился в Орей, город на Эвбее, считая его самым удобным местом, откуда можно посылать провиант войскам, находившимся в Македонии и в Фессалии.
Относительно царя Евмена историки передают совершенно противоречивые известия. Если верить Валерию Антиату, то, по его словам, Евмен не помог претору флотом, хотя тот неоднократно приглашал его письменно, и не в добром согласии с консулом удалился в Азию, негодуя на него за то, что он не позволил ему стоять в одном с ним лагере; нельзя было добиться у Евмена и того, чтобы он оставил галльскую конницу, которую привел с собою. Брат Евмена Аттал оставался при консуле и в этой войне обнаружил всегдашнюю нелицемерную преданность и отменное усердие.
14. В то время как велась война в Македонии, из Заальпийской Галлии от одного галльского царька по имени Балан – а к какому племени он принадлежал, неизвестно – явились в Рим послы, обещая помощь в войне с македонянами. Сенат выразил ему благодарность и послал дары – золотую цепь в два фунта весом, золотые чаши в четыре фунта весом, коня в полном уборе и вооружение для всадника. Вслед за галлами и послы памфилийцев принесли в курию золотой венок, изготовленный из 20 000 филиппиков
[1232]; на просьбу послов – разрешить возложить этот дар в храме Юпитера Всеблагого Всемогущего и принести жертву на Капитолии – было изъявлено согласие; дан был также благосклонный ответ на желание послов возобновить дружбу с римлянами, и каждому отправлен подарок в 2000 медных ассов.
Затем выслушаны были послы от царя Прусия и немного позже – послы родосцев, совершенно различно говорившие об одном и том же предмете. То и другое посольство говорило о восстановлении мира с Персеем. Прусий не столько требовал, сколько молил, открыто заявляя, что он и до сих пор стоял на стороне римлян, и будет стоять, пока будет продолжаться война. Впрочем, когда к нему явились послы от Персея, чтобы переговорить о прекращении войны с римлянами, он обещал ходатайствовать за него перед сенатом; поэтому он просит, если только они могут решиться на это, прекратить свой гнев и зачесть восстановление мира в заслугу и ему, Прусию. Вот что говорили послы царя Прусия. Родосцы, с гордостью упомянув о своих заслугах по отношению к римскому народу и почти приписав себе большую часть победы, по крайней мере над царем Антиохом, прибавили, что, когда между македонянами и римлянами был мир, они завязали дружественные отношения с Персеем; эту дружбу они нарушили невольно, без всякой вины со стороны Персея, только потому, что римлянам угодно было привлечь их к участию в войне. Третий год они чувствуют большие тягости этой войны, так как море все это время закрыто; остров Родос обеднеет, если его не будут поддерживать торговые пошлины и подвоз провианта. Не будучи в состоянии выносить долее такого положения, они послали других послов к Персею в Македонию объявить ему требование родосцев, чтобы он заключил мир с римлянами; они присланы в Рим объявить о том же. Родосцы подумают, что им следует предпринять относительно тех, кто помешает окончанию войны. Я вполне уверен, что даже в настоящее время нельзя читать или слушать подобные слова без негодования. Отсюда можно заключить, каково было настроение духа у отцов, когда они слышали подобные речи.
