32. Овладев Скодрой, Аниций прежде всего приказал разыскать римских послов Петилия и Перпенну и привести к нему. Возвратив им их прежнее достоинство, он тотчас послал Перпенну схватить друзей и родственников царя. Перпенна, отправившись в Метеон, город племени лабеатов, привел в лагерь в Скодру жену царя Этлеву с двумя сыновьями – Скердиледом и Плевратом – и брата его Каравантия. Окончив войну с иллирийцами в течение тридцати дней, Аниций отправил в Рим Перпенну вестником победы, а спустя несколько дней и самого царя Гентия с матерью, женой и детьми, братом и другими старейшинами иллирийскими. Это единственная война, которая окончилась прежде, чем в Риме узнали о ее начале.
В то время как происходили эти события, Персей также был в большом страхе, как вследствие ожидаемого прибытия нового консула Эмилия, который, как он слышал, приближается с сильными угрозами, так и претора Октавия; не меньше Персей боялся и флота римского и опасности, угрожавшей со стороны морского берега. В Фессалонике начальствовали Евмен и Афенагор с небольшим гарнизоном из 2000 воинов, вооруженных щитами. Туда послал Персей и префекта Андрокла, приказав ему расположиться лагерем у самой верфи. В Энею он послал 1000 всадников под начальством Креонта из города Антигонии для защиты морского берега, – с тем, чтобы они немедленно оказывали помощь поселянам, как только услышат, что в каком-нибудь пункте побережья причалили неприятельские корабли. Пять тысяч македонян было послано для защиты Пифея и Петры; начальниками над ними поставлены были Гистией, Феоген и Мидон. По удалении их Персей начал укреплять берег реки Элпей, так как ее можно было перейти по сухому руслу. Для того чтобы все могли заняться этой работой, женщины из соседних городов приносили в лагерь вареную пищу, а воинам приказано было доставлять из соседних лесов <…>
[1238].
33. Когда посланные в ближайшие окрестности люди сообщили, что нет нигде воды, консул приказал рабочим, которые рыли колодцы, следовать за ним к морю, находившемуся на расстоянии менее трехсот шагов, и копать колодцы на берегу в разных местах, неподалеку один от другого. Чрезвычайно высокие горы подавали надежду – тем более что снаружи вовсе не было видно горных ручьев, – что в них есть скрытые источники, которые подземными жилами стекают в море и смешиваются с его водами. Едва сняли верхний слой песка, как показались ключи, сначала мутные, с тонкой струей воды, потом они начали давать прозрачную воду в большом изобилии, как бы дар богов. Это обстоятельство также немало прибавило вождю славы и авторитета в глазах воинов.
Затем, приказав воинам готовить оружие, сам консул с трибунами и старшими центурионами отправился вперед осмотреть переходы, где удобнее спуск для вооруженных воинов и где менее всего затруднителен подъем на другой берег реки. Достаточно исследовав местность, консул прежде всего принял меры, чтобы в отряде все делалось правильно и без всякого замешательства, по мановению и приказанию вождя. Когда объявляют всем разом, что следует делать, и когда не все могут расслышать команду, то, получив сбивчивое приказание, одни от себя прибавляют и делают больше, чем приказано, а другие – меньше; далее – со всех сторон поднимаются нестройные крики, и неприятели узнают раньше, что готовится им, чем сами воины. Поэтому консул установил, чтобы военный трибун тайно отдавал приказание центуриону первой когорты легиона, а тот и все следующие за ним передавали по порядку ближайшему центуриону, что нужно делать, от первых ли рядов к последним или от последних к первым нужно передать приказание. Даже караульным, по введенному им обычаю, консул запретил брать с собою щиты на караул: не на битву-де идет караульный, чтобы употреблять в дело оружие, а на караул, – чтобы, как только заметит приближение неприятелей, вернуться назад и призвать к оружию других. Воины, со шлемом на голове, стояли на карауле, держа перед собою щиты; затем, утомившись, опирались на дротик и, погрузившись в сон, клали головы на верхний край щита, так что по блеску оружия неприятель мог издали заметить их, а сами они ничего не видели. Изменил он и порядок аванпостной службы. До того времени все караульные в течение целого дня стояли в оружии, а всадники с взнузданными конями. И в жаркие летние дни, когда солнце жгло беспрерывно, от действия зноя в течение стольких часов и от усталости ослабевали и всадники, и лошади, а потому неприятели, часто нападая со свежими силами на ослабевших, и даже при своей малочисленности сильно беспокоили противника, располагавшего большими силами. Поэтому консул распорядился, чтобы с утра до полудня караульные были одни, а после полудня их сменяли другие. Таким образом, неприятель со свежими силами никогда не мог напасть на утомленных.
34. Объявив эти распоряжения на военной сходке, консул держал еще речь, приличествующую народному собранно в Риме: один-де только главнокомандующий в войске должен заботиться и обсуждать, что дóлжно делать, – частью сам по себе, частью вместе с теми, кого он пригласил на совет; те же, которые не приглашены на совещание, не должны ни явно, ни тайно высказывать свои соображения. Воин должен думать о следующих трех вещах: чтобы тело его отличалось наибольшей силой и выносливостью, оружие было приспособлено и провиант готов, на случай неожиданных приказаний; что же касается всего прочего, относящегося до него, то он знает, что это составляет предмет заботы бессмертных богов и главнокомандующего. В том войске, в котором воины обсуждают военные вопросы, а вождь сообразуется с народными толками, ничего не бывает хорошего. Он, консул, выполнит долг главнокомандующего – позаботится о том, чтобы дать воинам случай отличиться; они же не должны спрашивать, что будет, а когда дан будет сигнал, то должны выполнять долг воинов.
После этих наставлений он распустил собрание, причем даже ветераны сознавались, что они только сегодня в первый раз, как новобранцы, ознакомились с военными порядками. Не в этих только разговорах воины показали, как сочувственно выслушали они слова консула, но действие их тотчас же обнаружилось на самом деле. Во всем лагеретеперь нельзя было найти человека, который бы оставался праздным: одни оттачивали мечи, другие чистили шлемы и нащечники
[1239], а иные – щиты и панцири; одни примеряли вооружение и пробовали в нем ловкость своих движений, другие потрясали дротиками, третьи упражнялись в фехтовании мечами и рассматривали острие. Легко было понять, что, как только представится случай сразиться с неприятелем, они окончат войну или блистательной победой, или геройской смертью.
И Персей также видел, что с прибытием консула и с началом весны неприятель обнаруживает усиленную деятельность во всем, как бы начиная новую войну, что неприятельский лагерь от Филы перенесен на противоположный берег, а вождь то ходит кругом, чтобы осмотреть возводимые царем сооружения, без сомнения отыскивая более удобное место для перехода, то <…>
[1240].
