40. После этой речи консула воцарилось молчание, отчасти потому, что некоторые из бывших в собрании согласились с его мнением, отчасти и потому, что боялись без пользы раздражать консула из-за того, чего вернуть уже было невозможно, так как оно было упущено, по какой бы то ни было причине. Даже и в этот день ни консул, ни царь не решались дать сражения; царь – потому, что ему пришлось бы напасть не на утомленных переходом, как накануне, неприятелей, не в то время, когда они торопливо выстраивались в боевую линию и едва только приготовились к бою; консул – потому, что в новый лагерь не было свезено ни дров, ни корма, для собирания которого большая часть воинов отправилась из лагеря в соседние поля. Хотя ни тот, ни другой полководец не желал сражения, однако судьба, которая сильнее человеческих соображений, устроила его. Была небольшая река недалеко от неприятельского лагеря, из которой как македоняне, так и римляне брали воду, расположив на том и на другом берегу оборонительные отряды, чтобы безопасно можно было черпать воду. Со стороны римлян было две когорты – марруцинская и пелигнская, два отряда самнитских всадников под начальством Марка Сергия Сила; перед лагерем был и другой пикет, состоявший из трех когорт – фирманской, вестинской и кремонской и двух отрядов конницы от городов Плацентии и Эзернии, под начальством легата Гая Клувия. Когда у реки все было совершенно спокойно, так как ни та, ни другая сторона не вызывала на бой, около девятого часа вьючное животное, вырвавшись из рук сторожей, убежало на противоположный берег. Когда за ним почти по колено в воде погнались три воина, то два фракийца, стараясь вытащить это животное на свой берег, вступили в битву с римскими воинами, которые, убив одного из них и отняв животное, возвращались к месту стоянки своих. На неприятельском берегу стоял отряд из 800 фракийцев. Из них сначала немногие, негодуя на то, что на глазах убит их соотечественник, перешли реку с целью преследовать убийц, затем в большем числе и, наконец, все <…>
[1242].
41. Сильное впечатление производили на воинов величие власти, слава мужа и прежде всего его преклонный возраст: шестидесятилетний старик брал на себя обязанности юношей, принимая больше участия в трудах и опасностях. Легион заполнил промежуток, остававшийся между пельтастами и фалангами, и таким образом прорвал неприятельский строй. С тыла у легиона были пельтасты, с фронта – фалангиты; они назывались халкаспидами. Бывшему консулу Луцию Альбину приказано было вести второй легион против левкаспидов
[1243]; это был центр неприятельской линии. На правом фланге, где недалеко от реки завязалось сражение, консул ввел слонов и отряды союзной конницы. Отсюда-то прежде всего и началось бегство македонян. Подобно тому как большая часть людских измышлений только на словах имеет силу, а на опыте, когда нужно действовать, а не объяснять, как следует действовать, исчезает бесследно, – так и в данном случае слоны оказались совершенно бесполезными. За натиском слонов произвели нападение союзники латинского племени и сбили левый фланг. И легион, введенный в дело в центре боевой линии, рассеял фалангу. Не было другой более очевидной причины победы, как то, что в разных местах происходило несколько сражений; это обстоятельство сначала привело в замешательство поколебавшуюся фалангу, а затем заставило рассеяться воинов, которые составляли ее; между тем сила ее непреодолима тогда, когда она сомкнута и над ней протянут сплошной ряд копий; если же, нападая в разных местах на фалангу, и вынудить воинов поворачивать неудобоподвижные по своей длине и тяжести копья, то они приходят в замешательство от своей собственной массы; а если с фланга или с тыла произвести шумное нападение, то замешательство уподобляется разрушению здания; так и тогда фаланга вынуждена была идти против римлян, нападавших отдельными отрядами, причем ряды ее уже были прорваны во многих местах; ряды же римлян протеснялись в фалангу, где только образовались промежутки. Если бы они всем фронтом сошлись с выстроенной как следует фалангой – что и случилось в начале сражения с пелигнами, которые неосторожно завязали бой с пельтастами, – то они попали бы на копья и не были бы в состоянии выдержать натиска тесно сомкнутой фаланги.
42. Впрочем, в то время как повсюду происходило избиение пехотинцев, за исключением тех, которые бежали, побросав оружие, конница вышла из сражения почти без всяких потерь. Первым бежал сам царь. Уже от Пидны он спешил со священными отрядами конницы в Пеллу; за ним немедленно следовал Котис и конница одрисов. И остальные отряды македонской конницы отступали в полном порядке, так как между ними и неприятелем находился строй пехоты, избиение которой задерживало победителей и заставило их забыть о преследовании всадников. С фалангой расправлялись долго – с фронта, с флангов и с тыла; наконец, те, которые ускользнули из рук неприятельских, без оружия бежали к морю, а некоторые входили даже в воду и, простирая руки к находившимся на кораблях, умоляли спасти им жизнь; видя, что отовсюду с судов спешат лодки, и полагая, что они идут принять их, предпочитая взять их в плен, чем убивать, македоняне шли дальше в воду, некоторые пускались даже вплавь. Но когда их стали бить с лодок, то те, которые были в состоянии, старались вплавь добраться назад до берега, но там попадали в другую, еще более ужасную беду: ибо слоны, которых погонщики гнали к берегу, сбивали с ног и растаптывали выходивших на берег.
Несомненно, что никогда еще римляне не убивали в одном сражении такого количества македонян; убитых было до 20 000 человек; до 6000, бежавших с поля сражения в Пидну, попались в плен живыми; 5000 захвачены были из рассеявшихся во время битвы. Из победителей пало не более сотни, и притом большею частью пелигны; ранено значительно больше. Если бы сражение началось ранее, и, таким образом, победителям оставалось бы достаточно времени для преследования, то все войско неприятельское было бы истреблено; но наступившая ночь скрыла беглецов и у римлян отбила охоту преследовать неприятеля в незнакомой местности.
43. Персей бежал к Пиэрийскому лесу по военной дороге с большим отрядом конницы и с царской свитой. Как только достигли леса, где было много дорог в разные стороны, Персей, ввиду приближения ночи, с очень немногими особенно преданными ему лицами свернул в сторону с дороги. Всадники, оставшись без предводителя, разошлись разными путями в свои города; весьма немногие прибыли оттуда в Пеллу скорее, чем сам Персей, так как шли прямой удобной дорогой, царь же почти до полуночи блуждал по неизвестной ему дороге и страдал от разных неудобств пути. Во дворце, имевшем мрачный вид, явились ему начальствующие лица Пеллы Евлей и Евкт и царские отроки. Напротив – из друзей, которые уцелели в битве благодаря различным случайностям и прибыли в Пеллу, никто не пришел к Персею, несмотря на неоднократные приглашения. Только трое были спутниками бегства царя: критянин Евандр, беотиец Неон и этолиец Архидам. С ними-то в четвертую стражу бежал Персей, опасаясь уже вскоре какого-нибудь более дерзкого поступка со стороны тех, которые отказались прийти к нему. За Персеем последовало около 500 критян. Он пробирался в Амфиполь, но отправился из Пеллы ночью, спеша до рассвета переправиться через реку Аксий в надежде, что вследствие трудности переправы через эту реку здесь будет конец преследования со стороны римлян.
