4. В то же время и Марк Марцелл, оставляя провинцию Испанию по взятии знаменитого города Марголики, доставил в казну 10 фунтов золота и серебра на сумму около 1 000 000 сестерциев.
Когда консул Эмилий Павел стоял лагерем, как выше было сказано
[1251], у города Сир, в земле одомантов, три незнатных посла передали ему письмо от царя Персея; видя их печаль, он, говорят, тоже заплакал о судьбе человеческой: тот, кто незадолго перед этим, не довольствуясь властью над Македонией, напал на дарданов и иллирийцев, требовал вспомогательных войск от бастарнов, тот теперь, потеряв войско, лишившись царства, загнан на небольшой остров, явился просителем, пользуется безопасностью благодаря святости места, а не опираясь на собственные силы. Но после того как он прочел слова: «Царь Персей шлет привет консулу Павлу», то глупость человека, не знающего своего положения, уничтожила всякое сожаление в Эмилии. Итак, хотя в остальной части письма заключались совсем не приличествующие царю просьбы, однако это посольство было отпущено без ответа и без письма. Персей понял, о каком прозвании побежденному следовало забыть; поэтому он послал второе письмо, подписав его личным своим именем, и его просьба – прислать кого-нибудь, с кем он мог бы вступить в переговоры относительно своего положения, – была уважена. Были посланы трое уполномоченных: Публий Лентул, Авл Постумий Альбин и Авл Антоний. Но это посольство было безуспешно, так как Персей изо всех сил отстаивал титул царя, а Павел добивался, чтобы он вполне предоставил себя и все свое достояние усмотрению и милосердию римского народа.
5. В то время пристал к Самофракии флот Гнея Октавия. Когда жители были напуганы непосредственной близостью опасности, Октавий, то угрожая, то обнадеживая, старался склонить их к сдаче; при этом ему помогло обстоятельство, или созданное случаем, или же заранее придуманное. Знатный юноша Луций Атилий, узнав, что самофракийцы находятся в собрании, попросил у начальников позволение сказать народу несколько слов. Получив разрешение, он сказал:
«Друзья самофракийцы! Правду ли или ложь слышали мы, что этот остров посвящен богам и что весь он состоит из земли священной и неприкосновенной?» Когда все подтвердили слова его о признанной святости острова, юноша продолжал: «Итак, зачем же убийца осквернил этот остров, обагрив его кровью царя Евмена? И в то время как во всех возгласах, предшествующих совершению священнодействий, запрещается доступ к святыням тем, у кого руки не чисты, ужели вы допустите осквернение ваших святилищ человеком, тело которого обагрено кровью?»
Всем городам Греции было известно по слухам, что Евандр едва не убил в Дельфах царя Евмена. Поэтому самофракийцы, помимо того, что видели себя, весь остров и храм во власти римлян, думая, что и этот проступок может быть заслуженно поставлен им в упрек, послали к Персею Феонда, занимавшего у них самую высшую должность (они сами называют его царем), объявить, что критянин Евандр обвиняется в убийстве, а у них, по обычаю предков, установлен суд над теми, о ком ходят слухи, что он вошел в священные пределы храма с нечистыми руками. Если Евандр уверен, что его напрасно обвиняют в уголовном преступлении, то пусть явится защищаться перед судом; если же он не решается, то пусть очистит храм от поругания и позаботится о себе.
Отозвав Евандра, Персей отсоветовал ему идти на суд, так как он не может рассчитывать на благоприятной исход, опираясь на существо дела или на расположение судей. Являлось у Персея и то опасение, что осужденный Евандр выдаст его, как виновника безбожного преступления. Евандру, по словам Персея, ничего другого не оставалось, как только храбро умереть. Евандр прямо не отказывался ни от чего; но, сказав, что он предпочитает умереть от яда, чем от меча, тайно стал готовиться к бегству. Когда об этом было сообщено царю, то он, боясь навлечь на себя гнев самофракийцев за то, что будто бы избавил виновного от наказания, приказал убить Евандра. Соверишив необдуманно это убийство, Персей тотчас сообразил, что пятно, которое было на Евандре, без сомнения, пало на него: тот ранил в Дельфах Евмена, а он сам убил Евандра на Самофракии; таким образом два самых священных храма на земле были осквернены человеческою кровью по вине его одного. Это обвинение Персей устранил, подкупив Феонда объявить народу, что Евандр сам себя лишил жизни.
6. Впрочем, Персей лишился расположения всех, поступив так в отношении единственного друга, который был испытан в стольких несчастиях и был предан им за то, что сам не предал Персея. Все, думая только о себе, стали переходить к римлянам, а когда Персей остался почти один, то это побудило его подумать о бегстве. Он призвал к себе критянина Ороанда, которому знакомы были берега Фракии, так как он торговал в той местности, и просил, чтобы он отвез его на лодке к Котису. На одном из мысов Самофракии есть гавань Деметрий; там стояла лодка; около захода солнца снесли туда все нужные припасы; отнесли и деньги, сколько можно было унести тайно. Сам царь в полночь с тремя соучастниками бегства прошел задними дверями в сад, прилегавший к спальне, а оттуда, с большим трудом перебравшись через ограду, достиг моря. Ороанд, дождавшись, пока были принесены деньги, с наступлением сумерек снялся с якоря и направился по морю к Криту. Не найдя судна в гавани, Персей проблуждал довольно долго по берегу и, наконец, боясь приближающегося уже восхода солнца, не посмел возвратиться в дом, где был гостем, и укрылся сбоку храма, в темном углу.
У македонян царскими отроками назывались дети из знати, выбранные для прислуживания царю. Эта толпа отроков, следуя за убегавшим царем, и тогда не покидала его, пока по приказанию Гнея Октавия не было объявлено через глашатая, что если царские отроки и другие македоняне, находящиеся на Самофракии, перейдут на сторону римлян, то останутся неприкосновенными и свободными и сохранят все свое имущество, как то, которое находится при них, так и то, что оставили в Македонии. Услыхав это, все стали переходить и являлись записываться к военному трибуну Гаю Постумию; фессалоникиец Ион передал Октавию даже малолетних детей царских, и с царем никого не осталось, кроме старшего сына Филиппа. Тогда Персей и сам отдался Октавию вместе с сыном, обвиняя судьбу и богов, в храме которых он находился, в том, что они не отозвались на его просьбу о помощи. По приказанию Октавия Персея посадили на преторский корабль, туда же снесли уцелевшие сокровища; и флот немедленно направился в Амфиполь. Оттуда Октавий отослал царя в лагерь к консулу, предварительно отправив письмо к Павлу с известием о том, что Персей изъявил покорность и что его ведут.
7. Получив известие о том, что Персей сдался, и считая это второй победой, как оно и было на самом деле, Павел принес жертвы; созвав затем военный совет и прочитав письмо претора, он послал Квинта Элия Туберона навстречу царю, а прочим, собравшимся в большом числе, приказал оставаться в претории. Никогда еще не собиралось ни на какое зрелище такой большой толпы. На памяти отцов был взят в плен и приведен в римский лагерь царь Сифак. Но помимо того, что и собственную славу Сифака, и славу его народа нельзя сравнивать со славой Персея, Сифак в то время был придачей к Пунической войне точно так же, как и Гентий к Македонской; Персей же был главным лицом войны, и его выдвигала не только слава отца его, деда и других царей, от которых он непосредственно происходил, но среди предков его блистали Филипп и Александр Великий, доставившие македонянам высшее могущество над кругом земным.
