Книга История Рима от основания Города, страница 81. Автор книги Тит Ливий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История Рима от основания Города»

Cтраница 81

33. При первом же столкновении римляне поколебали неприятеля, как вдруг из Фиден через открывшиеся ворота вырывается новое войско, неслыханное и невиданное до той поры: громадная толпа, вооруженная огнями, вся освещенная пылающими факелами, бегущая словно в порыве исступления, обрушивается на врага и необычайностью сражения на некоторое время приводит римлян в ужас. Тогда диктатор, призвав Авла Корнелия с конницей, а потом приказав и Квинкцию спуститься с гор, сам, поддерживая бой, устремляется на левый фланг, напоминавший скорее пожар, чем сражение, и уже отступивший в страхе перед пламенем; и здесь громким голосом кричит: «Дымом ли побежденные, словно рой пчелиный, и прогнанные со своего места вы отступаете перед невооруженным врагом? И вы мечом не погасите огней? Если приходится сражаться огнем, а не оружием, то почему каждый из вас не вырвет эти самые факелы и не понесет их сам на врага? Вспомните об имени римском, о доблести отцов и доблести вашей, обратите пожар этот на вражеский город и их собственным пламенем уничтожьте Фидены, которых вы не могли укротить благодеяниями. Об этом напоминает вам кровь послов ваших и колонистов и опустошение пределов». В ответ на приказ диктатора весь строй двинулся вперед. Одни подбирают брошенные факелы, другие вырывают их из рук неприятелей силою: оба войска вооружаются огнем. Начальник конницы тоже придумывает новый способ конного сражения: он дает приказ разнуздать коней, и сам верхом впереди, пришпорив разнузданную лошадь, устремляется в середину огней, а за ним и прочие разгоряченные кони неудержимо несут всадников на врага. Поднявшаяся пыль, смешавшись с дымом, заволокла все перед глазами людей и коней. Но вид, устрашивший воинов, нисколько не испугал лошадей: везде, куда ни налетали, всадники оставляли следы полного разрушения. Потом раздается новый крик, заставивший удивиться обе армии и обративший на себя всеобщее внимание: то диктатор закричал, что легат Квинкций со своим отрядом ударил в тыл неприятелю; сам, вновь подняв крик, наступает еще с большею стремительностью. Таким образом, две армии, сражаясь на двух противоположных концах, теснили этрусков, окруженных с фронта и с тыла, и путь к бегству был отрезан как назад в лагерь, так и на горы, откуда угрожал новый неприятель, между тем как римские всадники на своих невзнузданных конях рассыпались во все стороны; тогда бóльшая часть вейян в беспорядке устремляется к Тибру, а уцелевшие из фиденян направляются к городу Фиденам. Но это бегство увлекает оторопевших врагов в самый центр резни: их рубят на берегах; других, загнанных в воду, уносят волны; даже умевшие плавать тонут от усталости, ран и страха; только немногим из массы удается переплыть. Другая часть неприятельского войска устремляется через лагерь в город Фидены; но и тут преследуют их римляне, увлеченные нападением, в особенности Квинкций и с ним вместе отряд, только что спустившийся с гор, – все воины со свежими вполне для дела силами, потому что подошли только к концу сражения.

34. Эти-то, вмешавшись в толпу врагов и вместе с ними ворвавшись в ворота, взбираются на стены и оттуда подают своим сигнал о взятии города. Едва диктатор завидел сигнал – он и сам уже проник в лагерь неприятелей, покинутый ими, – как тотчас же, суля воинам, хотевшим уже рассеяться в поисках добычи, еще большую добычу в самом городе, ведет их к воротам и, очутившись внутри стен, направляется в крепость, куда, как он видел, ринулась толпа убегавших неприятелей. И резня произошла в городе такая же, как и на поле сражения, пока наконец враги не бросили оружия и не сдались диктатору, моля только о пощаде. Город и лагерь отданы на разграбление. На следующий день все всадники и центурионы получили по жребию по одному пленнику, а те, которые отличились особенной храбростью, – по два; остальные были проданы в рабство, после чего диктатор вместе с победоносным войском, обремененным богатой добычей, с триумфом возвратился в Рим, где, сначала приказав начальнику конницы сложить с себя должность, потом сам сложил диктатуру, возвратив таким образом через шестнадцать дней, среди полного мира, ту власть, которую получил во время войны, при тревожном положении государства.

Некоторые историки занесли в летописи еще сообщение о том, будто бы в сражении с вейянами при Фиденах принимал участие и флот, – дело столь же трудное, как и невероятное, потому что и теперь река недостаточно широка для этого, а в ту пору, судя по свидетельству древних, была еще ýже. Тут можно только допустить, что во время защиты переправы через реку произошла стычка каких-нибудь судов, и эту стычку, что и естественно, некоторые летописцы преувеличили, желая приписать ей, вопреки действительности, значение морской победы.

35. В следующем году [425 г.] были военные трибуны с консульской властью – Авл Семпроний Атратин, Луций Квинкций Цинциннат, Луций Фурий Медуллин и Луций Гораций Барбат. Вейянам дано перемирие на двадцать лет, эквам – на три года, хотя они просили большего срока; в Риме было спокойно, благодаря отсутствию городских смут.

Следующий год [424 г.], не замечательный ни внешними войнами, ни внутренними смутами, был ознаменован играми, обещанными по случаю войны и отличавшимися особым блеском, благодаря заботам военных трибунов и большому стечению соседей. Трибунами с консульской властью были Аппий Клавдий Красс, Спурий Навтий Рутил, Луций Сергий Фиденат и Секст Юлий Юл. Всеобщая приветливость, с какою хозяева относились к иноземцам, увеличивала еще для этих последних прелесть зрелища. После игр народные трибуны стали на сходках произносить мятежные речи и упрекать толпу за ее подобострастное отношение к ненавистным для нее людям, вследствие чего она сама себя держит в вечном рабстве и не только не осмеливается стремиться к осуществлению надежды на соискание консульства, но даже при выборах военных трибунов на комициях, в которых патриции и плебеи пользуются одинаковыми правами, забывает и о себе, и о своих. В таком случае пусть плебеи перестанут удивляться, если никто не печется об их выгодах; ибо труд, сопряженный с опасностью, тратится только там, где можно надеяться на получение выгоды и почести. Люди будут решаться на все, но только в том случае, если им за их рискованные попытки будут предлагаться и великие награды. Нечего рассчитывать, нечего требовать, чтобы какой-нибудь народный трибун слепо бросался на борьбу, сопряженную с огромной опасностью и в то же время ничем не вознаграждаемую, из-за которой, наверное, патриции, соперники трибуна, будут преследовать его непримиримой враждою, а в глазах плебеев, несмотря на борьбу за них, он ничуть не сделается почетнее. Энергию порождают великие почести. Никто не будет стыдиться того, что он плебей, коль скоро плебеи перестанут быть презираемы. Надо наконец испробовать на том или другом лице, годен ли какой-нибудь плебей к отправлению высшей должности, или появление между плебеями отважного и деятельного человека похоже на нечто чудесное и удивительное. Ценой чрезвычайных усилий завоевано плебеями право быть выбираемыми в военные трибуны с консульской властью. Выступили кандидатами на эту должность люди, отличившиеся и в мирное время, и на войне; и тем не менее в первые же годы они были поруганы, отстранялись, являлись потехою для патрициев; в конце концов они перестали и показываться во избежание насмешек. Таким образом, становится уже непонятным, почему не отменить и самого закона, коль скоро он разрешает то, чему никогда не бывать; по крайней мере, не так чувствительно будет унижение при неравноправности, как в том случае, если их будут обходить, как недостойных.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация