Счастье далее не благоприятствовало эквам, которые поторопились сомнительную победу вольсков приписать личному своему успеху.
43. В следующем году [421 г.], в консульство Нумерия Фабия Вибулана и Тита Квинкция Капитолина, сына Капитолина, командование войском досталось по жребию Фабию; но он не совершил ничего достопамятного. Не успели эквы построить свое оробевшее войско в боевой порядок, как тотчас были обращены в постыдное бегство, не дав, таким образом, консулу получить большой славы; поэтому ему отказано было в триумфе, но за снятие позора от Семпрониева поражения разрешено было вступить в город с овацией.
Но если война завершилась менее значительным сражением, чем того боялись, зато в Риме спокойствие неожиданно сменилось раздорами между плебеями и патрициями; дело началось с вопроса об удвоении числа квесторов. Консулы вошли с предложением о назначении, кроме двух городских квесторов, еще двух других, которые состояли бы при консулах для нужд военных. Предложение консулов нашло полную поддержку со стороны сенаторов; но народные трибуны вступили в борьбу, настаивая на избрании части квесторов из плебеев; ибо до этого времени квесторы избирались только из патрициев. Первое время как консулы, так и сенаторы всеми силами противились этому требованию; потом они сделали уступку в том смысле, чтобы, подобно тому как допустили уравнение права при выборах трибунов с консульской властью, чтобы так точно и выбор квесторов был предоставлен свободной воле народа; но так как и эта уступка не приводила ни к чему, то вопрос об увеличении числа квесторов был совсем оставлен. Покинутое дело трибуны принимают на себя, а вслед за тем являются и другие мятежные требования, среди них – требование аграрного закона. Эти волнения были причиной того, что сенат желал назначения консулов, а не военных трибунов, но так как, вследствие трибунских протестов, невозможно было издать сенатского постановления на этот счет, то управление государством переходит от консулов к междуцарям, хоть и тут дело не обошлось без упорной борьбы, так как трибуны не давали патрициям собираться.
Бóльшая половина следующего года [420 г.] была потрачена на борьбу между новыми народными трибунами и несколькими междуцарями, и когда трибуны то мешали патрициям собираться для назначения междуцаря, то не давали междуцарю возможности издать сенатское постановление о консульских комициях, тогда, наконец, Луций Папирий Мугиллан, назначенный междуцарем, упрекая и патрициев, и народных трибунов, говорил, что государство, вполне заброшенное людьми и принятое богами под свое заботливое покровительство, обязано своим существованием единственно перемирию с вейянами и нерешительности эквов. А если будет грозить с этой стороны какая-либо опасность, то неужели граждане согласились погубить государство из нежелания иметь патрицианских магистратов? Неужели они хотят, чтоб не было войска, чтоб не было военачальника для набора его? Или, быть может, они думают войною внутренней предотвратить войну внешнюю? Но ведь, если только та и другая сольются в одну, тогда и с помощью богов с трудом можно будет остановить разрушение Римского государства. Пусть же каждый из них поступится преимуществами своего права для установления согласия посредством взаимных уступок: патриции пусть допустят выбор военных трибунов на место консулов, а народные трибуны пусть прекратят возражения против предоставления народу свободного выбора четырех квесторов на равных правах как из плебеев, так и из патрициев.
44. Прежде всего открыты были трибутные комиции. В трибуны с консульской властью были избраны все патриции: Луций Квинкций Цинциннат (в третий раз), Луций Фурий Медуллин (во второй раз), Марк Манлий и Авл Семпроний Атратин. Этот последний трибун председательствовал в квесторских комициях, и хотя в числе нескольких плебеев соискателями квестуры выступили сын народного трибуна Антистия и брат другого народного трибуна Секста Помпилия, но ни влияние этих трибунов, ни избирательное давление их не помогли: народ за знатность оказал предпочтение тем лицам, отцов и дедов которых он видел в звании консулов. Неистовствовали все народные трибуны, а особенно задеты были невыбором своих кандидатов Помпилий и Антистий, спрашивая, что же это значит. Ни благодеяния их, ни обиды патрициев, ни, наконец, желание, ныне исполнимое, воспользоваться тем, что раньше не было достижимо, не повлияли на избрание кого-нибудь из плебеев не только в военные трибуны, но даже в квесторы! Не повлияли просьбы отца за сына, просьбы брата за брата, просьбы народных трибунов, представителей неприкосновенной власти, учрежденной для охраны свободы! Тут несомненный обман, и Авл Семпроний, руководя комициями, употребил больше пронырства, чем честности. Они жалуются, что их кандидаты лишены должности именно благодаря неправильным действиям Семпрония. И вот, так как невозможно было напасть на самого Авла Семпрония, неуязвимого как благодаря его невинности, так и отправляемой им в ту пору должности, то трибуны обратили гнев свой на Гая Семпрония, двоюродного брата Атратина, и, поддерживаемые своим товарищем Марком Канулеем, привлекли Гая к суду за поражение римлян в войне с вольсками. Вслед за этим те же трибуны завели в сенате речь о разделе полей, чему Семпроний всегда был самым жестоким противником; трибуны были уверены, как то и оправдалось, что Гай Семпроний или откажется от защиты интересов своей партии – и тогда он, в качестве обвиняемого, найдет в патрициях меньшее участие к себе – или будет упорствовать и в таком случае озлобит плебеев ко времени суда. Гай предпочел скорее подвергнуться ненависти противной стороны и повредить своим личным интересам, чем отказаться от защиты интересов общих, и поэтому твердо продолжал стоять на том же мнении – не оказывать плебеям милости, имеющей только увеличить популярность трех трибунов, которые-де и теперь не столько добиваются раздела земель плебеям, сколько стараются возбудить ненависть народа к нему; что он также мужественно встретит бурю этой ненависти, а сенату не следует ни его, ни иного какого-нибудь гражданина ценить настолько высоко, чтобы благополучие одного человека покупать ценою общего несчастья. То же мужество он обнаружил и в своей личной защите в день суда; но, несмотря на всевозможные старания патрициев смягчить плебеев, он все-таки был присужден к уплате штрафа в пятнадцать тысяч ассов.
В тот же год весталка Постумия защищалась перед судом от обвинения в нарушении обета девственности; будучи на самом деле невинной в преступлении, она подавала сильный повод к подозрению слишком большой изысканностью своего костюма и более вольным, чем то было прилично для девушки, поведением. Дело о ней разбиралось дважды, и затем верховный понтифик, после оправдания, от имени коллегии предложил ей воздерживаться от шуток и одеваться с большей пристойностью, чем кокетливостью. В этом же году были взяты кампанцами Кумы – город, которым в то время владели греки.
В следующем году [419 г.] военными трибунами с консульской властью были Агриппа Менений Ланат, Публий Лукреций Триципитин и Спурий Навтий Рутил.
45. Год этот, благодаря только счастливой судьбе римского народа, отмечен не столько действительным бедствием, сколько чрезвычайной опасностью. Рабы составили заговор в разных пунктах поджечь город и занять силой Крепость и Капитолий в то самое время, когда народ везде будет занят тушением горящих домов. Преступные замыслы отвратил Юпитер: по доносу двух рабов виновные были схвачены и понесли наказание. Доносчики получили в награду свободу и из казны по десять тысяч тяжелых медных ассов, что в то время считалось богатством.
