55. Но не было никакого действия со стороны консулов, мешая которому трибуны могли бы добиться желаемого, как вдруг более чем кстати приходит известие, что вольски с эквами выступили для грабежа за пределы своих владений на поля латинов и герников. Лишь только консулы, согласно сенатскому постановлению, принялись производить набор для этой войны, трибуны тотчас всеми мерами стали им противодействовать, указывая, что сама судьба посылает трибунам и плебеям настоящий случай. Было три трибуна, и все они отличались чрезвычайной энергичностью, да к тому же уже и родовитостью, насколько то позволяло им плебейское происхождение. Двое из них берут на себя, каждый по одному, неусыпное наблюдение за консулами; третьему поручают то сдерживать, то возбуждать плебеев своими речами на собраниях. И ни консулы не могли кончить с набором, ни трибуны не могли добиться желаемых комиций. Затем судьба стала склоняться на сторону плебеев, и пришли известия, что эквы, воспользовавшись удалением гарнизонных воинов, рассеявшихся для добычи, ворвались в карвентскую крепость, перебив при этом немногочисленную стражу; прочие из гарнизона перебиты частью тогда, когда они бежали обратно в крепость, частью в то время, когда врассыпную бродили по полям. Это несчастное для государства событие придало требованиям трибунов новые силы. Напрасно к Ицилиям делали всевозможные подходы, желая заставить их отказаться наконец от противодействия войне; не уступая ни перед бедствием государственным, ни перед ненавистью, которую возбуждали против себя, они добились издания сенатского постановления об избрании военных трибунов с тем, однако, ограничением, чтобы не принималась во внимание кандидатура ни одного из народных трибунов того года и чтобы ни один из них не был выбираем на предстоящий год; этим сенат ясно указывал на Ицилиев, которых патриции обвиняли в стремлении к консульству, как награде за мятежные требования во время своего трибуната. Только после этого приступили к набору войск, и все сословия начали с полным единодушием делать приготовления к войне. Оба ли консула отправились к карвентской крепости, или один из них оставался в городе для председательствования в комициях, что подлинно не известно ввиду разногласия источников; несомненным приходится считать то, в чем эти последние не расходятся, именно что после продолжительной, но безуспешной осады армия отступила от карвентской крепости, но зато отобрала в земле вольсков Верругину, причем, совершив опустошительные набеги как на владения эквов, так и на поля вольсков, захватила с собою огромную добычу.
56. В Риме победа осталась на стороне плебеев, так как они добились того, что состоялись желанные для них комиции, зато самый результат комиций дал перевес патрициям, ибо, вопреки всеобщему ожиданию, в военные трибуны с консульской властью были выбраны все три патриция: Гай Юлий Юл, Публий Корнелий Косс и Гай Сервилий Агала [408 г.]. Говорят, что патриции прибегли к уловке, в которой Ицилии тогда же обвиняли их, говоря, что они нарочито вместе с достойными кандидатами выставили целую толпу недостойных, чтобы, пользуясь отвращением народа, которое он питал к запятнанной чести некоторых известных лиц, отклонить расположение его от всех плебейских кандидатов.
Затем доносится слух, что вольски и эквы, под влиянием ли уверенности в своих силах по случаю удержания карвентской крепости или под влиянием озлобления вследствие потери гарнизона в Верругине, стали с величайшим напряжением готовиться к войне и что во главе предприятия стоят антийцы, послы которых обошли народы обоих племен, упрекая их в трусости, что они укрылись за стены и тем допустили в прошлом году опустошительные набеги римлян на свои поля и истребление верругского гарнизона. Уже-де в их владения посылаются не только вооруженные армии, но и колонии и римляне не только владеют их достоянием, разделив его себе, но еще, взяв от них Ферентин, подарили его герникам. Подобные речи разжигали в людях страсти, и, к каким народам послы ни приходили, везде набирался отряд юношей. Таким образом, от всех народов молодые люди стянулись в Антий; тут они, расположившись лагерем, ожидали врага. Лишь только в Рим пришли известия об этом с преувеличенной еще против действительности тревогой, сенат тотчас же приказал назначить диктатора, что было крайним средством, к которому прибегали при критическом положении государства. Рассказывают, что Юлий и Корнелий были очень недовольны этим распоряжением сената и дело приняло характер жестокой борьбы страстей, когда старшие из сенаторов, видя, что жалобы их на неповиновение военных трибунов воле сената остаются напрасными, стали в конце концов обращаться даже к содействию народных трибунов, ссылаясь на то, что и консулам власть их давала чувствовать свою силу при подобных обстоятельствах; а народные трибуны, довольные разладом между патрициями, отвечали, что тем нечего рассчитывать на помощь трибунов, которых они не считают в числе граждан, не считают, наконец, в числе людей; что они примут меры против того, чтобы сенатские постановления не оставались втуне по прихоти магистратов только в том случае, если почести будут доступны всем, если дела государства будут ведаться сообща; а до того времени они, трибуны, не мешают патрициям жить, оставаясь свободными от уважения к силе законов и должностных лиц.
57. Эти препирательства в совершенно неподходящее время, когда на плечах лежало столько хлопот по делам войны, всецело занимали помыслы людей; наконец, видя, что Юлий и Корнелий, которые считали себя вполне способными вождями для этой войны, уж слишком долго, то один, то другой, рассуждали о несправедливости лишать их вверенной им народом чести, – военный трибун Агала Сервилий заявил, что он молчал так долго не потому, чтобы колебался насчет своего мнения (ибо какой благонамеренный гражданин отделяет интересы свои от интересов государства?), но потому, что ему больше хотелось, чтобы товарищи его по собственному почину уступили воле сената, а не заставляли его обращаться к трибунской власти с просьбами помочь против них. Он и теперь, если б только обстоятельства позволяли, охотно предоставил бы им время отказаться от такого упорного решения; но так как нужды военные не ждут соображений человеческих, то для него на первом плане будет государство, а не расположение товарищей, и, если сенат останется при своем мнении, он в предстоящую же ночь назначит диктатора; и если кто будет возражать против издания сенатского постановления, он удовольствуется и одною волею сената
[350]. Приобретя этим поступком вполне заслуженную похвалу и всеобщее расположение, Агала назначил диктатором Публия Корнелия, а сам был выбран им в начальники конницы и послужил примером товарищам, взиравшим на него и на себя, как кстати иной раз достаются популярность и почет людям, не ищущим их. Война ничем не была замечательна. В одном, и то легком, сражении враги были побиты под Антием; победоносное войско опустошило поля вольсков; крепостца при Фуцинском озере взята приступом, и в ней было захвачено в плен три тысячи человек, между тем как остальные вольски, загнанные в укрепленные города, даже и не думали защищать свои поля. Окончив войну, в которой, по-видимому, такую большую роль играло счастье, Корнелий вернулся в Рим скорее с репутацией счастливого человека, чем славного полководца, и здесь сложил с себя диктатуру. Военные трибуны, пользуясь тем, что никто не упоминал о консульских комициях (а я полагаю, от досады за назначение диктатора), издали указ о военно-трибутных комициях. Это обстоятельство поселило в патрициях весьма серьезную заботу, так как они видели, что их делу изменяют свои же. Итак, подобно тому как в прошлом году, подставив в кандидаты самых недостойных из плебеев, они отвратили симпатии от всех плебеев, даже и достойных, так теперь, чтобы не дать пройти ни одному плебею, они завладели всеми местами, приготовив заранее в кандидаты самых выдающихся из патрициев по своему блеску и популярности. Четверо было выбрано, все уже раньше исправлявшие эту должность – Луций Фурий Медуллин, Гай Валерий Потит, Нумерий Фабий Вибулан и Гай Сервилий Агала; из них этому последнему было продлено трибунство и на следующий год как вообще за его добродетельные качества, так и ввиду расположения, недавно приобретенного им редкой скромностью.