14. Вот события этого года. И наступали уже военно-трибутные комиции, чуть не больше заботившие патрициев, чем сама война, так как они видели, что не только разделили верховную власть с плебеями, но почти и вовсе потеряли ее. Итак, согласившись между собою выставить в кандидаты самых именитых людей, которых, по их мнению, совестно будет обойти, они и сами, точно все выступали кандидатами, принимая всяческие меры, призывали на помощь не только людей, но и богов, потому что считали преступлением против религии результаты выборов двух последних лет. Они указывали при этом на то, что в первый год свирепствовала нестерпимая зима, служившая одним из посылаемых богами знамений; в следующий, ближайший, год явились уже не знамения, а следствия их – чума, ниспосланная на деревни и город, указывавшая на несомненный гнев богов, которых, ради отвращения этого мора, необходимо было умилостивлять, согласно указаниям, найденным в книгах судеб. Богам показалось недостойным, что на комициях, освящаемых ауспициями, высшие почести предоставляются всем и уничтожается различие между родами. Не говоря уже о значительности кандидатов, на людей повлияла еще и боязнь нарушить требования религии, и они выбрали в трибуны с консульской властью одних патрициев, большею частью людей самых заслуженных: Луция Валерия Потита (в пятый раз), Марка Валерия Максима, Марка Фурия Камилла (во второй раз), Луция Фурия Медуллина (в третий раз), Квинта Сервилия Фидената (во второй раз) и Квинта Сульпиция Камерина (во второй раз) [398 г.]. В их трибунство под Вейями ничего, в сущности, достопамятного не произошло; все действия ограничивались опустошительными грабежами. Оба главнокомандующих, Потит и Камилл, угнали в добычу множество скота и людей, первый от Фалерий, а второй от Капены, не оставив неповрежденным ничего, чему можно было нанести вред огнем или мечом.
15. Между тем приходили известия о многочисленных знамениях, большей части которых, с одной стороны, мало верили, потому что слухи о них шли от отдельных лиц, а с другой – ими и пренебрегали, потому что вследствие враждебных отношений с этрусками не было гаруспиков, которые занимались предотвращением дурных предзнаменований; но одним предзнаменованием все были особенно озабочены, а именно: вода в озере Альбанской рощи, несмотря на отсутствие всякой атмосферной влаги или какой-нибудь иной причины, которая исключала бы это явление из числа чудес, поднялась на необычайную высоту. Посланы были к Дельфийскому оракулу послы с поручением спросить, чтó именно боги предвещают этим знамением. Но судьба послала истолкователя поближе, одного вейянина-старика. Он, среди насмешек, которыми обменивались римские и этрусские воины, стоявшие на караульных постах, пророческим тоном объявил, что римлянин овладеет Вейями только тогда, когда вода из Альбанского озера будет спущена. В первое время на эту фразу, как будто брошенную случайно, не обращено было никакого внимания, но потом она сделалась предметом оживленных толков, пока наконец один воин из римского караула не получил от ближе всех стоявшего к нему гражданина осажденного города точных сведений о человеке, произнесшем таинственные слова насчет Альбанского озера. Пользуясь в этом случае установившимися, вследствие продолжительности войны, близкими отношениями между воюющими сторонами и услышав, что этот старик – гаруспик, воин, будучи сам человеком внимательным к тому, что касается религии, под предлогом желания посоветоваться в досужее для гаруспика время насчет отвращения дурного предзнаменования, лично до него, воина, касающегося, выманил прорицателя на беседу. И когда они, оба безоружные, вне всякого опасения за себя, отошли несколько подальше, римский юноша сильными руками схватил в виду всех слабого старика и понес к своим, не обращая никакого внимания на кричавших этрусков. Когда гаруспик, сначала приведенный к главнокомандующему, потом отправлен был в Рим к сенату, то там на вопросы о значении его слов насчет Альбанского озера ответил, что боги действительно разгневались на вейский народ в тот день, когда внушили ему мысль выдать тайну роковой гибели отечества. Поэтому он не может вернуть назад того, что вещал в тот раз вдохновенный внушением свыше, да и, помимо этого, быть может, умолчание о том, что бессмертные боги хотят открыть всем, навлекает на человека такой же грех, как и открытие сокровенных тайн. Так уж заповедано книгами судеб, так уж заповедано наукой этрусской, что, когда вода альбанская поднимется выше уровня, тогда римляне получат победу над вейянами, если спустят эту воду с соблюдением надлежащих обрядов; раньше этого боги не оставят без защиты стен вейских. Вслед за тем он стал объяснять, какими торжественно-религиозными обрядами должен сопровождаться отвод воды. Однако сенаторы, по своим соображениям не находя уверений этого гаруспика серьезными и вполне надежными в таком важном деле, сочли необходимым обождать возвращения послов с ответом от пифийского оракула.
16. Еще до возвращения из Дельф послов и до отыскания такого рода очистительных жертв, которые предотвратили бы альбанские предзнаменования, вступают в должность новые трибуны с консульской властью: Луций Юлий Юл, Луций Фурий Медуллин (в четвертый раз), Луций Сергий Фиденат, Авл Постумий Регилльский, Публий Корнелий Малугинский и Авл Манлий [397 г.]. В этом году появились новые враги – тарквинийцы. Видя, что римляне одновременно заняты несколькими войнами – с вольсками под Анксуром, где осаждался гарнизон, при Лабиках с эквами, нападавшими здесь на римскую колонию, а также войною с вейянами, фалисками и капенцами; видя, кроме того, что и в самом городе дела идут не совсем спокойно, вследствие несогласий между патрициями и плебеями, и соображая, что настоящее положение дел представляет удобный момент для враждебных действий, тарквинийцы посылают на римские поля легкие отряды для грабежа. Они думали, что римляне или оставят эти враждебные действия без возмездия, не желая обременять себя новой войной, или же если и будут преследовать, то с незначительным и потому недостаточно сильным войском. Набег тарквинийцев вызвал в римлянах больше негодования, чем тревоги; поэтому за дело принялись без особенных приготовлений, но и не стали его откладывать надолго. Авл Постумий и Луций Юлий, не имея возможности произвести правильный набор войска вследствие противодействий со стороны народных трибунов, а собрав только просьбами отряд почти из одних добровольцев, отправились окольными путями через землю церийцев и, напав на тарквинийцев, когда они, нагруженные добычей, возвращались с набегов, совершенно их уничтожили. Множество людей они перебили, у всех отняли имущество и, вернув добычу, награбленную на их полях, возвратились в Рим. Владельцам дан был двухдневный срок для распознания своих вещей; на третий день неопознанное, принадлежавшее большею частью самим врагам, было продано с аукциона, и выручка от продажи распределена между воинами.
Исхода прочих войн, а в особенности войны с вейянами, нельзя было предвидеть; и римляне, отчаявшись в средствах человеческих, возлагали уже надежды только на судьбу и на богов, как в это самое время прибыли из Дельф послы с ответом оракула, совершенно согласовавшимся с ответом пленного прорицателя: «Римлянин! Не допускай, чтобы альбанская вода оставалась в озере, не допускай, чтобы она истекла своим собственным течением в море. Спустив, разлей ее по полям и, разделив, отведи по каналам; тогда смело наступай на вражеские стены, помня, что тебе заповедана победа над городом, который ты осаждаешь в течение стольких лет, именно этим, ныне открываемым, велением рока. По окончании войны ты в качестве победителя должен принести в мой храм богатый дар и, восстановив священнодействия своего отечества, оставленные в пренебрежении, совершить их, как подобает».
