86. Измерения эти я произвел следующим образом: обыкновенно корабль проходит в течение довольно длинного дня почти семьдесят тысяч саженей, а за ночь шестьдесят тысяч. Между тем от устья Понта до Фасиса, что составит длиннейшую часть Понта, плавание длится девять дней и восемь ночей, а это дает миллион сто десять тысяч саженей, или одиннадцать тысяч сто стадиев. До Фемискиры, что на реке Фермодонт, от страны синдов – в этом месте Понт наиболее широк, – три дня и две ночи плавания, что составляет тридцать тысяч триста саженей, или три тысячи триста стадиев. Таким‑то способом измерил я Понт, Боспор и Геллеспонт, и моря эти действительно таковы, какими я описал их. Подле того же самого Понта лежит озеро, в него изливающееся и разве только немного меньшее Понта; называется оно Меотидой и Матерью Понта.
87. Налюбовавшись морем, Дарий отплыл обратно к мосту, строителем которого был самосец Мандрокл. Осмотрев также Боспор, он велел поставить на берегу его два столпа из белого мрамора и начертать на одном из них ассирийскими, а на другом эллинскими письменами имена всех народов, с которыми он шел в поход, а он вел с собой все подвластные народы. В войске его с конницей, но без флота, насчитывалось семьсот тысяч человек, а кораблей собрано было шестьсот. Впоследствии византийцы перенесли эти столпы в свой город и употребили их на жертвенник Артемиды Орфосии*, за исключением, впрочем, одного камня, на котором были ассирийские письмена и который покинули они подле храма Диониса в Византии. Та часть Боспора, берега которой Дарий соединил мостом, занимает, как мне думается, середину между Византием и храмом, что у входа в Боспор.
88. Дарий остался доволен мостом и потому наградил строителя его самосца Мандрокла всевозможными подарками, причем дал всего по десяти. Часть этих подарков употребил Мандрокл на картину, на которой изображены были целый мост, Дарий, сидящий на высоком троне, и все его войско в момент переправы; картину эту он пожертвовал в храм Геры с такой надписью:
По соединении обильного рыбой Боспора
Мандрокл пожертвовал это Гере в память о мосте;
Им стяжал он себе венок, а самосцам славу,
Потому что исполнением угодил царю Дарию.
89. Таков был памятник, оставленный по себе строителем моста, а Дарий, одарив Мандрокла, начал переправу в Европу, предварительно приказав ионянам плыть вверх по Понту до реки Истр, а по прибытии к Истру ожидать его и положить мост через реку; флот вели ионяне, эолийцы и геллеспонтийцы. Проплыв Кианеи, флот направился прямо к Истру и потом поднялся вверх по реке на два дня плавания от моря; шею реки, там, где она разделяется на рукава, он соединил мостом. Перейдя по мосту через Боспор, Дарий двинулся далее через Фракию, прибыл к истокам реки Теар и там в течение трех дней стоял лагерем.
90. По словам окрестных жителей, река Теар превосходит все прочие реки по своим целебным свойствам вообще, а главное потому, что излечивает чесотку у людей и лошадей. Источников этой реки тридцать восемь; все они вытекают из одной и той же скалы; одни из них имеют холодную воду, другие теплую. Эти источники находятся на одинаковом расстоянии двухдневного пути от города Герея, что подле Перинфа, и от Аполлонии, что на Евксинском Понте. Теар изливается в реку Контадесд, а Контадесд – в Агриану, Агриана – в Гебр, а этот последний в море подле города Эноса.
91. У этой реки Дарий расположился лагерем и пользовался здесь довольством, в память чего велел поставить столп с надписью: «Из числа всех рек источники Теара доставляют приятнейшую и здоровейшую воду; к ним пришел во главе войска доблестнейший и прекраснейший из всех людей, Дарий, сын Гистаспа, владыка персов и всего материка». Такова была та надпись.
92. Отправившись отсюда, Дарий подошел к другой реке, по имени Артеск, которая протекает через землю одрисов. Здесь он указал войску определенную местность и отдал приказание, чтобы каждый воин, проходя мимо этой местности, положил по одному камню. Войско исполнило это приказание, благодаря чему Дарий, уходя дальше с войском, оставил за собой огромные кучи камней.
93. Прежде чем дойти до Истра, Дарий покорил, во – первых, гетов, верующих в бессмертие души. Действительно, фракийцы из Сальмидесса, а также те, что живут выше городов Аполлонии и Месамбрии, именуемые скирмиадами и нипсеями, сдались Дарию без боя. Однако геты, из фракийцев наиболее мужественные и справедливые, оказали сопротивление, но быстро были покорены.
94. Вера гетов в бессмертие души состоит в следующем: они убеждены, что люди со смертью не умирают, но удаляются к божеству Салмоксису*; некоторые из них называют то же самое божество Гебелейзисом. Через каждые четыре года на пятый они посылают из своей среды по жребию одного человека в качестве вестника к Салмоксису; при этом даются ему поручения относительно того, что в данное время наиболее для них потребно. Вестник посылается таким образом: одни выстраиваются в ряд с тремя метательными кольями в руках, другие берут посланца к Салмоксису с обеих сторон за руки и за ноги, подбрасывают его высоко в воздух, так что он падает на копья. Если проколотый человек умирает, то божество признается милостивым к гетам; если же он не умирает, то геты винят в том самого вестника, считая его человеком порочным, и затем отправляют к божеству другого человека. Поручения даются ему еще при жизни. Эти же самые фракийцы пускают стрелы в небо против грома и молнии, сопровождая стрельбу угрозами божеству; никакого иного божества, кроме своего, они не признают.
95. Как слышал я от эллинов, живущих по берегам Геллеспонта и Понта, этот самый Салмоксис был человеком, а именно рабом сына Пифагора, Мнесархова сына, на Самосе. Потом он сделался свободным, приобрел большое состояние и вернулся снова на родину. Фракийцы глуповаты и ведут жалкую жизнь, а Салмоксис познакомился с образом жизни ионян и с такими нравами, которые для фракийцев были слишком утонченны, ибо он имел общение с эллинами и с мудрейшим из них, Пифагором; на родине он устроил для себя зал, в котором радушно принимал знатнейших граждан и за обильными пиршествами учил гостей, что ни он сам, ни застольные товарищи его, ни потомки их, даже самые отдаленные не умрут, но удалятся в такую страну, где будут жить вечно и будут пользоваться всеми благами. Поступая и проповедуя таким образом, он тем временем соорудил для себя подземное помещение. Когда оно было совсем готово, Салмоксис удалился из среды фракийцев, низошел в подземелье и там прожил три года. Геты скучали и сожалели по нем, как по умершем; но на четвертый год он явился к фракийцам и таким способом внушил доверие к тому, что проповедовал. Вот что, говорили мне, сделал он.
96. Что касается меня, то я и не отрицаю рассказов о нем и о подземном помещении его, но и не слишком доверяю им; полагаю, во всяком случае, что Салмоксис этот жил за много лет до Пифагора. Однако был ли Салмоксис человеком или туземным божеством гетов, довольно говорить о нем.
97. Итак, геты, имеющие такие верования, были покорены персами и последовали за остальным войском. Когда Дарий со всем своим войском пришел к Истру, то после переправы приказал ионянам разрушить мост и следовать за ним вместе с воинами с кораблей. В то время как ионяне собирались исполнить приказание и разрушить мост, некто Кой, сын Эрксандра, вождь митиленцев, спросил Дария, угодно ли ему будет выслушать мнение человека, желающего говорить, и обратился к нему с такой речью: «Ты готовишься, царь, вторгнуться в такую страну, где не найдешь ни вспаханного поля, ни населенного города. Пускай этот мост остается нерушимо на месте, а стражами при нем поставь тех самых лиц, которые соорудили его. Если мы найдем скифов и предприятие наше кончится счастливо, у нас будет обратный путь; если же мы не сможем найти их, то по крайней мере обратный путь для нас обеспечен. Я не того боюсь, что скифы одолеют нас в сражении, а скорее того, что мы не найдем их и в блужданиях будем терпеть невзгоды. Могу сказать, однако, что я предлагаю это не ради себя, не из желания остаться здесь; я высказываю лишь мнение, которое кажется мне наиболее выгодным для тебя, царь; сам же последую за тобой и не помышляю оставаться». Дарию очень понравилось это предложение, и он так отвечал Кою: «Любезный лесбосец, когда благополучно возвращусь домой, ты явись ко мне непременно, и я наградой отплачу тебе за твой благой совет».