83. В то время и даже раньше еще эгинцы находились вообще в зависимости от жителей Эпидавра и, между прочим, переправлялись в Эпидавр для решения возникавших между ними тяжб. Но после сооружения кораблей они, будучи слишком уверены в своих силах, отложились от Эпидавра. Как враги эпидаврийцев, эгинцы разоряли их, потому что были господами на море, наконец похитили у них изображения Дамии и Авксесии, перенесли их внутрь своей страны и поставили в той местности, которая носит имя Эя, на расстоянии двадцати стадиев от города. Поставленные здесь изображения эгинцы чествовали жертвами и хорами женщин – насмешниц, причем для каждого божества выбиралось по десяти поставщиков хоров; хоры, впрочем, не касались своими насмешками никого из мужчин, осмеивая только местных женщин. Те же самые священнодействия были в обычае и у эпидаврийцев; существовало у них также и тайное священнослужение.
84. Когда изображения эти были похищены из Эпидавра, жители его перестали совершать то, к чему раньше обязались перед афинянами. Афиняне через послов грозили за это местью эпидаврийцам, но последние же доказывали свою невиновность. Они‑де выполняли свои обязанности до тех пор, пока имели изображения на своей земле; а с того времени, как изображения эти отняты у них, несправедливо было бы, чтобы и впредь они доставляли жертвы в Афины; обязанными к тому они называли эгинцев, владевших изображениями. Вследствие этого афиняне отправили послов на Эгину и требовали выдачи кумиров; на это эгинцы отвечали, что у них с афинянами нет никаких дел.
85. По рассказам афинян, после этого требования снаряжена была всего одна трирема с теми гражданами, которые отправлялись от имени целой общины. Явившись на Эгину, они пытались было снять эти кумиры с оснований, как сделанные из их дерева, для того, чтобы доставить в Афины; не будучи в состоянии овладеть ими таким способом, они забросили на кумиры веревки и стали тянуть их; но в это время ударил гром, сопровождавшийся землетрясением; вследствие этого люди, прибывшие на триреме и тащившие кумиры, обезумели и в таком состоянии убивали друг друга как враги; из всех них уцелел один только, который и возвратился в Фалер. Так это было по рассказам афинян.
86. По словам эгинцев, афиняне прибыли на их остров на нескольких кораблях; один корабль или немного больше эгинцы отразили бы легко, если бы даже у них совсем не было кораблей; но афиняне прибыли в их страну на многих кораблях, и эгинцы отступили перед ними без боя; они только не могут сказать наверное, потому ли они отступили, что чувствовали себя на море гораздо слабее противника, или потому, что вознамерились сделать то, что потом действительно и сделали. Не встретив никакого сопротивления, афиняне сошли со своих кораблей на берег и направились к кумирам. Но, будучи не в состоянии снять их с оснований, закинули на них веревки и так стали тащить, пока с обоими изображениями не случилось следующее (этому я не верю, а кто‑нибудь другой, может быть, и поверит): кумиры‑де пали перед афинянами на колени и с того времени остались в таком положении навсегда. Так будто бы действовали афиняне. Эгинцы далее рассказывают, что, узнав о намерении афинян идти на них войной, они обеспечили себе содействие аргивян. В то время как афиняне высадились на Эгину, на помощь к эгинцам прибыли аргивяне, тайком переплыв из Эпидавра на остров; афиняне ничего не предчувствовали, как ударили на них аргивяне, отрезав им путь к кораблям; в это же время раздался над неприятелем гром и случилось землетрясение.
87. Вот что рассказывают аргивяне и эгинцы; согласно с ними передают и афиняне, что из числа их воинов спасся только один, который и возвратился в Аттику. Впрочем, по словам аргивян, все аттическое войско за исключением одного человека истреблено было ими, а по словам афинян – божеством, и этот один не остался в живых, но погиб при следующих обстоятельствах. По прибытии в Афины он стал сообщать о несчастье. Жены воинов, отправившихся в поход на Эгину, узнав о том, что из числа всех спасся лишь он один, сильно вознегодовали, обступили его кругом и искололи пряжками от одежды, причем каждая спрашивала, где ее муж. Так погиб этот человек. Поведение женщин показалось афинянам еще ужаснее, нежели самое поражение. Так как они не могли подвергнуть женщин какому‑либо наказанию, то велели им переменить свое одеяние на ионийское. До той поры афинские женщины носили дорийское платье, очень похожее на коринфское; переменили они его на льняной хитон для того, чтобы не употреблять пряжек.
88. На самом деле одеяние это первоначально не ионийское, но карийское. Дело в том, что в древности у всех эллинов женское платье было одно и то же, то самое, которое теперь называется у нас дорийским. По упомянутой выше причине у аргивян и эгинцев вошло для женщин в обычай носить пряжки в половину меньшие против первоначальных и посвящать в храм названных выше божеств преимущественно пряжки. Кроме того, воспрещено было вносить в храм что бы то ни было аттического происхождения, не исключая и глиняной посуды; наконец, установлено пить только из горшков местного изготовления.
89. Аргивские и эгинские женщины вследствие вражды этих островов с афинянами носили до нашего времени пряжки даже большие, нежели прежде, а вражда между эгинцами и афинянами началась так, как рассказано нами выше. Поэтому, когда фиванцы обратились к ним за помощью, эгинцы вспомнили случай с кумирами и охотно оказали помощь беотийцам. Эгинцы стали опустошать побережье Аттики, а афиняне, готовившиеся в поход на эгинцев, получили из Дельф изречение оракула, повелевавшее им воздерживаться от войны в течение тридцати лет со времени нанесения обиды эгинцами, а на тридцать первом году соорудить святилище Эаку и начать войну с Эгиной, тогда они легко получат желаемое. Если же начнут войну тотчас, то за время ее потерпят многие поражения, одержат многие победы и в конце концов сокрушат противника. Выслушав оракула, афиняне соорудили святилище Эаку, то самое, которое и теперь стоит на рынке, но не приняли совета оракула воздерживаться от войны в течение тридцати лет, потому что эгинцы нанесли им обиды.
90. Приготовления афинян к войне задержаны были замыслами лакеденонян. Услышав о тех мерах, какие приняты были Алкмеонидами относительно пифии, и о действиях пифии против них и против Писистратидов, они огорчены были вдвойне: и тем, что сами изгнали из их города людей, связанных с ними узами гостеприимства, и тем, что за это не было им никакой признательности со стороны афинян. Возбуждали их сверх того и оракулы, гласившие, что много обид претерпят они от афинян, – изречения оракулов раньше были неизвестны им, а теперь они узнали их от Клеомена, принесшего изречения в Спарту. Клеомен приобрел эти оракулы в афинском акрополе, а прежде владели ими Писистратиды; во время удаления из Афин они оставили их в храме, а Клеомен взял их оттуда.
91. Добыв изречения оракулов и замечая, что афиняне усиливаются и вовсе не обнаруживают охоты подчиняться им, лакедемоняне сообразили, что в состоянии свободы аттический народ становится равносильным лакедемонскому, тогда как под гнетом тирании он был слаб и покорен. Все это они обстоятельно рассудили и стали приглашать из Сигея, что на Геллеспонте, Гиппия, сына Писистрата. По прибытии приглашенного Гиппия спартанцы созвали послов от своих союзников и обратились к ним с такой речью: «Мы сознаем, союзники, свою ошибку. Благодаря ложным изречениям оракула мы изгнали из отечества людей, тесно связанных с нами узами дружбы и обещавших привести Афины к подчинению нам; после этого мы передали государство неблагодарному народу, который через нас сделался свободным, поднял голову, обидел нас изгнанием из своего города нашего царя; по мере усиления растет его высокомерие, в чем ясно убедились соседи их, беотийцы и халкидяне, а вскоре убедятся в том и другие эллины, если совершат ошибку. Так как в прежнем образе действий мы ошиблись, то теперь вместе с вами попытаемся наказать афинян. Ради этого‑то мы пригласили Гиппия и вас от ваших государств, чтобы согласно общему решению и совокупными военными силами возвратить Гиппия в Афины, отдать ему то, что сами отняли у него». Так говорили спартанцы.
