104. Итак, в то время предводительствовал войском этот Мильтиад, вернувшийся из Херсонеса и дважды спасшийся от смерти. Один раз гнались за ним финикияне до Имброса, употребляя все усилия к тому, чтобы схватить его и доставить персидскому царю. Другой раз, вскоре после того как он убежал от финикиян, вернулся домой и уже считал себя спасенным, напали на него враги его и привлекли к суду по обвинению в тирании на Херсонесе. Мильтиад спасся и от них и теперь по выбору народа назначен был афинским полководцем.
105. Еще до выступления из города полководцы отправили в Спарту глашатаем афинянина Фидиппида, известного скорохода, исполнявшего эту обязанность. С Фидиппидом подле горы Парфений, что над Тегеей, повстречался, как рассказывал он сам и передавал афинянам, Пан. По его словам, Пан громко назвал его по имени и велел спросить афинян, почему они вовсе не чтут его, тогда как он благосклонен к ним, много раз уже им оказал услуги и еще окажет. Устроив благополучно свои дела, афиняне убедились в правдивости этого рассказа и соорудили святилище Пану у подножия акрополя и чтут божество со времени этого известия ежегодными жертвами и процессией с факелами.
106. Этот‑то Фидиппид и был послан в то время полководцами; тогда же, как он говорил, явился ему Пан. Выйдя из города афинян, он на другой день был в Спарте, явился к правителям ее и сказал: «Афиняне просят вас, лакедемоняне, оказать им помощь и не допускать, чтобы древнейший из эллинских городов подпал под иго варваров. Ведь Эретрия уже порабощена, и Эллада одним важным городом стала беднее». Глашатай сообщил, что было ему поручено, а лакедемоняне решили помочь афинянам; но сделать этого тотчас они не могли, так как не желали нарушать обычая: был девятый день месяца, а выступать в девятый день они отказались, так как не было полнолуния*. Следовательно, лакедемоняне ждали полнолуния.
107. Гиппий, сын Писистрата, проводил варваров на Марафон. Ночью накануне этого дня Гиппию снилось, будто он сообщался с родной матерью; из этого сновидения он заключил, что возвратится в Афины, снова добудет власть и стариком умрет на родине. Так истолковал он сновидение, а теперь вел за собой рабов из Эретрии и высадил их на остров стирейцев, именуемый Эгилеей; он же поставил на якоре направленные к Марафону корабли и занялся приведением в боевой порядок высадившихся на берег варваров. Случилось, что во время этого занятия Гиппий чихал и кашлял больше обыкновенного, и так как он был очень стар, то боўльшая часть зубов его расшаталась, а один зуб от сильного кашля выпал. Зуб упал в песок, и Гиппий старательно отыскивал его; когда зуб не находился, он со вздохом сказал присутствующим: «Нет! Земля эта не наша, и мы не сможем овладеть ею, потому что на долю моего зуба досталась та часть ее, которая следовала мне». Таково было, по мнению Гиппия, исполнение его сновидения.
108. Между тем на помощь к афинянам, расположившимся подле святилища Геракла, прибыли платейцы со всем своим ополчением. Действительно, уже раньше платейцы отдали себя афинянам, а эти последние много раз потрудились за платейцев. Платейцы отдали себя при нижеследующих условиях: теснимые фиванцами, платейцы с самого начала отдавали себя во власть Клеомену, сыну Анаксандрида, с лакедемонянами, случайно находившимися в тех местах; но те не приняли их и дали такой ответ: «Живем мы от вас очень далеко, и помощь вам от нас может быть лишь призрачная; много раз вы были бы обращены в рабство прежде, чем кто‑нибудь из нас узнал бы о том. Мы советуем вам отдать себя афинянам, вашим соседям, к тому же достаточно сильным для того, чтобы помогать вам». Такой совет подали лакедемоняне не столько из расположения к платейцам, сколько из желания обременить афинян войнами с беотийцами. Однако платейцы последовали совету лакедемонян и, в то время как афиняне совершали празднество в честь двенадцати божеств, уселись в качестве молящих о защите у алтаря и отдали себя в руки афинян. При известии об этом фиванцы пошли войной на платейцев, а афиняне оказали помощь сим последним. Когда войска готовы были сразиться, находившиеся здесь случайно коринфяне не допустили до битвы; по поручению обеих сторон они примирили враждующих, причем определили границы между ними и постановили, чтобы фиванцы отпустили тех из беотийцев, которые не желают оставаться в Беотийском союзе. Сделав такое постановление, коринфяне удалились, а беотийцы напали на афинян, возвратившихся уже домой, но в сражении были разбиты. Афиняне со своей стороны переступили ту границу, какая определена была коринфянами для платейцев, и сделали границей между фиванцами и платейцами реку Асоп и Гисии. Вот каким образом платейцы отдали себя в распоряжение афинянам, а теперь прибыли к ним на помощь к Марафону.
109. Мнения афинских вождей разделились: одни из них не желали битвы, так как эллины были слишком малочисленны для сражения с мидянами, другие, в том числе и Мильтиад, советовали принять бой. Из двух мнений должно было одержать верх худшее. Между тем одиннадцатым подающим голос было лицо, по жребию выбранное в афинские военачальники: дело в том, что в старину афиняне предоставляли полемарху равное право с вождями; полемархом в то время был Каллимах из Афин. К нему‑то явился Мильтиад со следующей речью: «Теперь, Каллимах, в твоей власти: или наложить на Афины иго рабства, или защитить их свободу и воздвигнуть себе на вечные времена такой памятник, какого не оставили по себе даже Гармодий и Аристогитон. С того времени, как афиняне существуют, им не угрожала такая опасность, как теперь. В самом деле, если они будут покорены персами, то участь их решена: они будут отданы во власть Гиппия; напротив, если город наш выйдет победителем, то может стать первым в ряду эллинских городов. А теперь я скажу, как может случиться это и почему от тебя зависит решение дела. Мнения десяти вождей разделились; одни из нас советуют вступить в бой с врагом, другие не советуют. Если мы не дадим сражения, то я уверен, что сильная смута постигнет умы афинян и склонит их на сторону мидян; если же мы вступим в бой прежде, чем обнаружится раскол в среде некоторых афинян, то с помощью справедливых богов мы можем выйти из сражения победоносно. Все это теперь в твоей власти и от тебя зависит. Если ты примешь мое предложение, отечество твое будет свободно, а город станет первым в Элладе; если же предпочтешь мнение тех, которые не советуют сражения, то получишь в удел противоположное названным мной благам».
110. Этой речью Мильтиад склонил Каллимаха на свою сторону, и когда полемарх подал свой голос, решено было дать сражение. После этого все вожди, по мнению которых следовало сражаться, уступали Мильтиаду свое право командования, по мере того как наставала очередь того или другого из них. Хотя Мильтиад принимал это, но не давал битвы до тех пор, пока очередь командования не дошла до него.
111. Когда очередь дошла до Мильтиада, афиняне выстроены были в боевой порядок следующим образом: правым крылом предводительствовал полемарх Каллимах; в силу существовавшего тогда у афинян закона полемарх должен был занимать правое крыло. За правым крылом с Каллимахом во главе следовали остальные племена, одно за другим, в том самом порядке, в каком велся им счет; крайними воинами, занимающими левое крыло, были платейцы. Со времени этого сражения вошло в Афинах в обычай, чтобы при совершении всенародных жертвоприношений, следовавших через каждые четыре года*, глашатай – афинянин молился о даровании благ как афинянам, так и платейцам. Когда афиняне выстроились на Марафоне, случилось следующее обстоятельство: боевая линия их равнялась боевой линии мидян, но среднюю часть ее занимало мало рядов, вследствие чего в этом пункте линия была очень слаба, тогда как оба крыла ее сильны были количеством рядов.
