139. Здесь я вынужден высказать мнение, ненавистное большинству эллинов, однако не стану умалчивать о том, что кажется мне истиной. Если бы афиняне из страха перед угрожающей опасностью покинули свою страну или, не покидая и оставаясь на месте, отдались бы Ксерксу, никто бы не решился выступить против царя на море. Между тем, если бы никто не противостал Ксерксу на море, дела на суше сложились бы приблизительно таким образом. Хотя бы пелопоннесцы и оградили себя многими стенами на Истме, однако лакедемоняне были бы покинуты союзниками, не добровольно, но по необходимости, потому что варварский флот брал бы город за городом и лакедемоняне остались бы без союзников. А одни лакедемоняне погибли бы, хотя бы и с честью и по совершении славных подвигов. Следовательно, они или испытали бы такую участь, или же раньше этого, после перехода остальных эллинов на сторону мидян, сами заключили бы мир с Ксерксом. В том и другом случае Эллада подпала бы под власть персов. Действительно, я не могу понять, какая была бы польза от стен, возведенных на Истме, если бы море было во власти царя. Вот почему, не погрешая против истины, афинян можно назвать спасителями Эллады, ибо то решение дела должно было возобладать, какое избрали афиняне. Так, решив, что Эллада должна оставаться свободной, они одни возбуждали к борьбе всех тех эллинов, которые не перешли на сторону мидян, и с помощью богов отразили персидского царя. Даже приходившие из Дельф изречения оракулов, грозные, наводившие страх, не заставили их покинуть Элладу; они остались на месте и решились померяться силами с врагом, напавшим на их землю.
140. Дело в том, что афиняне отправили было послов в Дельфы с целью спросить оракула. Когда по совершении обрядов подле святилища послы вступили в храм и сели, пифия по имени Аристоника изрекла следующее:
Чего сидите, жалкие люди? Покинь свои жилища
И высокие холмы кругообразного города и спасайся на окраины земли.
Не уцелеют ни голова, ни туловище,
Ни ноги, ни руки, ни середина тела; все исчезнет.
Сокрушат его огонь и бурный Арей, устремляющийся на сирийской
колеснице.
Истребит он множество укреплений, не тронет твоего одного;
Он предаст всепожирающему пламени множество храмов бессмертных,
Которые теперь уже истекают поўтом, трепещут в ужасе;
С вершин кровель их течет черная кровь, предвестница неизбежных бед.
Но ступайте из храма и душу вашу излейте в скорбях.
141. Этими словами афинские вопрошатели оракула были глубоко опечалены. Так как возвещенное оракулом несчастье повергло их в отчаяние, то Тимон, сын Андробула, один из влиятельнейших людей в Дельфах, посоветовал им с веткой в руках вторично отправиться к оракулу и спросить его в положении молящих. Афиняне вняли этому совету и обратились к оракулу с такими словами: «Скажи нам, владыка, что‑нибудь более утешительное о нашей родине, воззри на молитвенные ветви, с которыми мы пришли к тебе, или же мы не уйдем из храма и останемся в нем до конца жизни». Во второй раз пророчица отвечала следующее:
Паллада не может умилостивить Олимпийца Зевса
Ни настойчивыми мольбами, ни мудрым советом.
Опять скажу тебе непреложное слово:
Хотя будет взято все, что содержат в себе гора Кекропа*
И долина священного Киферона,
Далеко видящий Зевс даст Тритогенее* одну твердыню деревянную,
Которая должна остаться несокрушимой и сохранит тебя и детей твоих.
Не жди ты спокойно конницы и многочисленной,
С суши наступающей пехоты, но оберни тыл и отступай;
Будет время – и ты еще встанешь против врага.
Божественный Саламин, ты погубишь сыновей жен твоих
Или в пору посевов плодов Деметры, или во время уборки.
142. Так как это изречение оракула было более милостивым и таковым показалось, то вопрошатели записали его и возвратились в Афины. Когда по возвращении в город они объявили изречение оракула перед народом, из множества мнений, высказанных при объяснении оракула, особенно расходились два: по словам некоторых стариков, божество возвещало, что акрополь уцелеет, так как акрополь в старину огорожен был терновым плетнем, и выражение «деревянная твердыня» они относили к этой изгороди. По словам других, божество указывало на корабли; поэтому они советовали бросить все остальное и заняться снаряжением кораблей. Однако люди, понимавшие под «деревянной твердыней» корабль, смущались двумя последними стихами в изречении пифии:
Божественный Саламин, ты погубишь сыновей жен твоих
Или в пору посевов плодов Деметры, или во время уборки их.
Мнение людей, утверждавших, что «деревянная твердыня» означает корабли, опровергалось этими стихами. Действительно, толкователи оракулов объясняли эти слова в том смысле, что в случае морского сражения они будут разбиты у Саламина.
143. В это время среди афинян был человек, лишь недавно ставший рядом со значительнейшими гражданами; имя его было Фемистокл, а назывался он обыкновенно сыном Неокла. Этот‑то человек утверждал, что толкователи оракулов верно объяснили не все, а именно: если бы упомянутый стих действительно относился к афинянам, то, по мнению Фемистокла, он не был бы облечен в столь мягкие выражения, и вместо «божественный Саламин» было бы сказано «злосчастный Саламин», – если бы действительно гибель подле Саламина предстояла его населению; таким образом, при правильном понимании изречения слова божества относятся к неприятелю, а не к афинянам. Поэтому Фемистокл советовал приготовляться к сражению на кораблях, потому что именно они и есть деревянная твердыня. Когда Фемистокл высказал свое мнение, афиняне отдали предпочтение ему перед объяснением тех, кто советовал не готовиться к сражению на море и вообще не помышлять о сопротивлении, но покинуть Аттику и заселить какую‑нибудь другую землю.
144. Раньше этого, к счастью, восторжествовало и другое мнение того же Фемистокла. Когда у афинян в государственной казне собрано было много денег, поступавших с Лаврийских рудников, и когда граждане пожелали разделить их между собой по десять драхм на человека, Фемистокл убедил афинян воздержаться от дележа и соорудить на эти деньги двести кораблей для войны, именно для войны с эгинцами. Действительно, вспыхнувшая тогда война сделалась спасительной для Эллады в будущем, потому что она сделала Афины морской державой. Хотя корабли не были употреблены для той цели, для какой были сооружены, однако благодаря этому они имелись в Элладе наготове, когда в них была нужда. Итак, афиняне имели уже эти корабли, сооруженные раньше; нужно было соорудить еще другие. По получении ответа оракула афиняне, обсудив его, решили по совету божества взойти всем на корабли и выступить на море против нападающих варваров вместе с теми эллинскими городами, которые пожелают к ним присоединиться. Таковы были изречения оракула афинянам.
145. Во время общих собраний эллинов собственно Эллады, которые настроены были более мужественно, давались клятвы в верности, устраивались совещания. Там они решили прежде всех других дел прекратить между собою распри и войны. Войны были: между разными городами, но самая ожесточенная между афинянами и эгинцами. Потом, узнав, что Ксеркс с войском находится в Сардах, они решили послать в Азию соглядатаев разузнать о могуществе царя, а в Аргос послов с предложением союза против персов; другие послы отправлены были в Сицилию к сыну Диномена Гелону, на Керкиру – с требованием оказать помощь Элладе, а также на Крит, – все это с той целью, чтобы, если можно, объединить всех эллинов и всем согласно действовать заодно, так как опасность угрожала одинаково всем эллинам. Что касается Гелона, то силы его считались значительными, далеко превосходившими силы всякого другого эллинского государства.
