70. Когда дан был приказ отчалить от берега, варвары повели свои корабли к Саламину и там спокойно расположились и выстроились в боевой порядок. В тот день они уже не успели дать битву, потому что наступила ночь, поэтому готовились к следующему дню. Между тем страх и тревога овладели эллинами, особенно теми, кто явился из Пелопоннеса; тревожились они потому, что, находясь у Саламина, должны были сражаться за афинскую землю и в случае поражения были бы отрезаны на острове и осаждены, причем родина их оставалась бы беззащитной. И в самом деле, в тот же вечер сухопутное войско варваров отправилось на Пелопоннес.
71. Однако сделано было все возможное для того, чтобы варвары не вторглись в Пелопоннес с суши, а именно: лишь только пелопоннесцы узнали о гибели Леонида с воинами при Фермопилах, они сбежались из своих городов к Истму и там расположились; начальником их был сын Анаксандрида и брат Леонида Клеомброт. Расположившись у Истма, они засыпали Скиронову дорогу, а потом, согласно общему решению, провели стену через Истм. Так как там были многие тысячи людей и все участвовали в работе, то сооружение подвигалось быстро. Сносились каменные плиты, кирпичи, бревна и полные коробы песку, причем работы эллинов, собравшихся к Истму, вовсе не останавливались – ни днем, ни ночью.
72. Из эллинов явились поспешно к Истму следующие народы: лакедемоняне, все племена аркадцев, элейцы, коринфяне, сикионцы, эпидаврийцы, флиунтцы, трезенцы и гермионяне. Таковы были эллины, поторопившиеся на защиту Истма и сильно перепуганные угрожавшей Элладе опасностью. Напротив, остальные жители Пелопоннеса не заботились о том нисколько. Между тем празднества олимпийские и карнейские уже миновали.
73. Пелопоннес занимают семь народов; два из них туземного происхождения и населяют теперь ту же самую область, что и в древности, а именно аркадцы и кинурии. Один народ, ахейский, не выходил из Пелопоннеса, но покинул свою область и теперь там занимает чужую. Прочие четыре народа из семи – пришельцы: дорийцы, этолийцы, дриопы и лемносцы. У дорийцев есть много знаменитых городов, у этолийцев один только – Элида, у дриопов – Гермиона и Асина, что подле лаконского города Кардамилы. Все парореаты – лемносцы. Из числа туземцев, кажется, одни только кинурии – ионяне; но они превратились в дорийцев частью потому, что находились под властью аргивян, а частью от действия времени: они занимают Орней и окрестности Аргоса. Остальные города этих семи народов, кроме перечисленных, стояли в стороне от защитников Эллады, а если сказать правду, то, находясь в стороне от обороны, стояли заодно с мидянами.
74. Итак, те из эллинов, какие находились на Истме, неустанно заняты были работой, как бы вступая уже в последнюю борьбу и не питая надежды совершить что‑либо славное на море. Однако эллины, стоявшие у Саламина, хотя и слышали о работах на Истме, были в тревоге, опасаясь не столько за самих себя, сколько за Пелопоннес. Некоторое время они ходили друг к другу и украдкой беседовали, изумляясь безрассудству Еврибиада; наконец недовольство прорвалось наружу. Состоялось собрание, на котором говорили много, все о тех же делах, причем, по мнению одних, следовало отплыть к Пелопоннесу и сражаться за него, а не оставаться для борьбы за покоренную страну; напротив, афиняне, эгинцы и мегарцы предлагали оставаться на этом месте для отражения неприятеля.
75. Когда предложение пелопоннесцев стало одерживать верх, Фемистокл тайком вышел из собрания и послал в стоянку мидян человека в лодке с поручением сказать там, что было нужно; человек этот, по имени Сикинн, был рабом Фемистокла и воспитателем детей его. После этих событий, когда жители Феспий принимали новых граждан, Фемистокл помог Сикинну сделаться феспийским гражданином. В то время он прибыл в лодке к варварам и обратился к их вождям с такой речью: «Меня послал начальник афинян тайком от прочих эллинов сказать – он сочувствует царю и больше желает победы вам, нежели эллинам, – что эллины в страхе замышляют бегство, и что теперь вы имеете возможность совершить славнейший подвиг, если только не дадите им разбежаться. Они враждуют друг с другом и не устоят против вас; вы увидите, что одни из них, сочувствующие вам, будут сражаться против других, вам не сочувствующих». Сикинн объявил им это и тотчас удалился обратно.
76. Варвары поверили известию и прежде всего высадили множество персов на островок Пситталию, что лежит между Саламином и материком; потом в полночь выступили в открытое море корабли, стоявшие на западном крыле, к Саламину с целью окружить остров; в то же время отчалили и те корабли, которые стояли у Кеоса и Киносуры*, и заняли весь пролив до Мунихия. Варвары вывели свои корабли с целью отнять у эллинов возможность убежать и чтобы запереть их на Саламине и отметить за битвы при Артемисии. С другой стороны, многие персы высажены были на островок Пситталию для того, чтобы в случае морской битвы, когда люди и обломки кораблей должны будут приставать главным образом к этому месту (остров лежал как раз в том проливе, где ожидалось сражение), – чтобы на этот случай персы могли спасать одних, своих, и истреблять других, чужих. Все это варвары делали в тишине, чтобы не проведали о том враги их, и заняты были всю ночь без сна.
77. Я не умею возражать против изречений гадателей и доказывать, что они неверны, потому что не желаю отвергать изречений метких, каково следующее:
Когда сопрягут мостом из кораблей священный берег Артемиды
В золотом вооружении и лежащую на море Киносуру
Преисполненные безумной надежды вследствие разрушения
славных Афин,
Тогда божественная Правда смирит чрезмерную Алчность,
Детище Наглости*, яростно неистовствующее и замышляющее
сожрать все.
Ибо медь сразится с медью, и море окрасит кровью Арес.
Тогда далеко видящий Кронид и достойная Победа даруют Элладе
день свободы.
Так как Бакид дает столь меткое слово, то я не дерзаю говорить что‑либо сам против его изречений и не верю другим.
78. Тем временем между вождями при Саламине происходил сильный спор, и они еще не знали, что варвары на своих кораблях окружили их; даже когда днем увидели их ряды, то воображали, что варвары занимали прежнее место.
79. Пока вожди спорили между собой, из Эгины переправился к ним афинянин, сын Лисимаха Аристид, которого народ предал было остракизму. Я слышал о его характере и убежден, что это был наилучший и справедливейший человек в Афинах. Он подошел к собранию и вызвал Фемистокла, который был не друг ему, а злейший враг. Однако, ввиду тогдашних тяжких бед, он забыл о вражде и вызвал Фемистокла, желая переговорить с ним. Раньше он слышал, что пелопоннесцы настаивали на том, чтобы флот отплыл к Истму. Когда Фемистокл вышел, Аристид сказал ему следующее: «Во всякое время, а в особенности теперь, нам следует состязаться из‑за того, кто может сделать больше добра родине. Скажу тебе, что совершенно безразлично, много ли или мало будут говорить об отплытии флота отсюда к пелононнесцам. Говорю тебе как очевидец, что теперь ни коринфяне, ни сам Еврибиад, как бы они ни желали, не могут отплыть отсюда: мы со всех сторон окружены неприятелем. Ступай в собрание и объяви это».
