120. По словам херсонесцев, один из стражей видел следующее чудо в то время, как жарил соленую рыбу: положенная у огня соленая рыба билась и трепетала совершенно так, как только что пойманная. Собравшиеся вокруг люди удивлялись, а Артаикт при виде чуда позвал стража, жарившего соленую рыбу, и сказал: «Чужеземец – афинянин! Ничуть не бойся этого чуда, потому что не тебе оно явилось. Это Протесилай, что в Элеунте, знаменует мне, что будучи мертвым и посоленным, он все же имеет силу, дарованную от богов, отмстить своему обидчику. Поэтому я желаю теперь наложить на себя следующий выкуп: за те сокровища, которые взял из храма, положу божеству сто талантов, а за себя и за сына, если останусь в живых, заплачу двести талантов афинянам». Но этими обещаниями он не склонил начальника Ксантиппа, потому что жители Элеунта просили в отмщение за Протесилая казнить его; такого же мнения был и сам начальник. Артаикта вывели на берег, к которому проведен был мост Ксерксом, а по другому рассказу, на холм, что возвышается над городом Мадитом, и там, пригвоздив к доскам, повесили; сына на глазах отца побили камнями.
121. После этого эллины отплыли в Элладу, причем взяли все сокровища и канаты от мостов для пожертвования в храмы. В течение этого года ничего более не случилось.
122. Дедом распятого на столбе Артаикта был Артембар, который произнес перед персами следующую речь, а они подхватили ее и передали Киру: «Так как Зевс даровал власть персам, а среди персов низвержением Астиага – тебе, Кир, то покинем нашу страну и займем лучшую, ибо мы владеем страной небольшой и суровой. По соседству с нами и дальше есть много таких земель, что, если займем какую‑либо из них, станем и богаче, и славнее. Так действовать подобает народу власть имущему. Ибо когда же можно будет сделать это с большим удобством, как не теперь, когда мы властвуем над многими народами и над целой Азией?» Царь выслушал Артембара и, хотя не одобрял предложения, дозволил персам действовать согласно с ним, но вместе с дозволением советовал готовиться к тому, чтобы не властвовать, а находиться в подчинении; ибо, говорил он, в странах роскошных обыкновенно и люди бывают изнеженные: одной и той же земле не свойственно производить и достойные удивления плоды, и храбрых на войне людей. Персы согласились с ним и отказались от своего намерения, так как мнение Кира признали правильным: они предпочли владычествовать и занимать тощую землю, нежели обрабатывать почву удобную и быть в подчинении у других.
Приложение
Не в меру строгий суд над Геродотом
Геродот не был человеком науки в обыкновенном смысле слова, но он был знаком с общими результатами, добытыми в его время исследователями природы, и умел рационально применять свои знания. Если бы он жил в наше время, то соответствующее образование наверное дало бы ему возможность справиться с теми простыми фактами, которые я представил вам, а в приложении к ним своих способов толкования он был бы столь же способен, как и мы.
Томас Гексли
Ни один древнеэллинский писатель не близок нам по содержанию своих произведений в такой степени, как Геродот. Исследователи русской старины относятся к нему как к первому по времени свидетелю о нашем юге и его обитателях, притом свидетелю вполне добросовестному и почти столь же достоверному. Извлечение исторических данных из «Истории» Геродота производится обыкновенно не каким‑либо иным путем, как возможно более точным и последовательным толкованием его текста. Если тот или другой вывод согласуется по мнению исследователя с соответствующим местом сочинения эллинского историка и не находится в противоречии с другими относящимися к тому же предмету местами «Истории», вывод признается правильным и удовлетворяющим требованию научной достоверности. Ввиду этого для русской исторической науки первостепенную важность получает вопрос, снова поднятый в новом издании «отца истории», о степени достоверности его известий, равно как и его добросовестности. Новая попытка решения старого вопроса имеет большое значение благодаря тому, что к делу привлекается английским ориенталистом Сэйсом огромный запас научных сведений о тех самых странах и народах, которые были посещены и описаны Геродотом.
Однако вопрос этот имеет значение не для одних историков России; в несравненно еще большей степени касается он историков Эллады, а также Египта, Вавилонии, Ассирии, Лидии, Финикии, Персии и др. Труд Геродота во многих отношениях представляет энциклопедию знаний древнего эллина половины V века до Р. X. и содержит в себе множество самых разнородных сведений об известном тогда мире: географических, топографических, исторических, этнографических, естественно – исторических. Поэтому к вопросу о достоверности Геродота не могут оставаться безучастными и лица, занимающиеся вопросами антропологии или первобытной этнографии. «Отец истории» доставляет не только сведения об исторических деятелях и событиях, допускающие в некоторых случаях точную или, по крайней мере, приблизительную поверку с помощью свидетельств документальных, каковы вещественные памятники и надписи, или с помощью свидетельств других историков, но в такой же мере известия другого рода: о материальном быте, о нравах и верованиях отошедших в историю народов. Раз доказана недостоверность известий историка вообще, обнаружена его тенденциозность или даже недобросовестность в подборе материала, для каждого исследователя становятся крайне обязательными осторожность в обращении с каждым отдельным его известием и строгое воздержание от выводов во всех тех случаях, когда не имеется налицо других более надежных источников, – а известий подобного рода в «Истории» Геродота множество.
Господствующий в настоящее время взгляд на сочинение древнеэллинского историка решает поставленный вопрос, говоря вообще, в его пользу; особенно взгляд этот присущ специалистам – филологам и историкам Эллады. Достаточно указать, например, на то, что в посмертном труде профессора Аландского* «История Греции» 1885 года, издание Бэра («Сочинения Геродота») признается совмещающим в себе все, что сделано для объяснения древнего историка. Между тем именно Бэр представляет наиболее характеристический пример безусловного доверия к «отцу истории» и неутомимых усилий защищать своего автора по возможности на всех пунктах. Вот как выражается Бэр в статье о Геродоте по занимающему нас вопросу: «Новейшие исследования о странах и сооружениях, описанных Геродотом и частью наблюдаемых еще в наше время, поразительным образом подтверждают достоверность и точность всех его известий, изображений и описаний, как сделанных на основании собственного осмотра. Так, например, кое‑что рассказанное и описанное Геродотом из Востока, внутренней Азии, Египта, оказывается и теперь еще точно таким же, каким видел его «отец истории». В этом отношении путешествия образованных европейцев на восток, предпринятые с начала нынешнего столетия, и вызванные ими изыскания местностей и сооружений, описанных уже Геродотом, много помогли лучшему толкованию и пониманию отдельных частей его труда и тем самым все больше и больше содействовали признанию совершенно ошибочным и несправедливым прежнего сильно распространенного воззрения на историка как писателя легковерного, часто суеверного, детски наивного, поддававшегося всякого рода обманам со стороны жрецов. И чем больше открывается для нас Восток, чем многочисленнее становятся сношения наши с ним и привлекают все большее число образованных и ученых путешественников в эту колыбель европейской культуры, тем с большим правом мы можем рассчитывать на дальнейший приговор в том же смысле. Действительно, нет ни одного почти сочинения, ни одного известия путешественника, которые не доставляли бы подтверждения какого‑нибудь показания Геродота или не помогали бы лучшему уразумению его сочинения».
