Последовательно применяя способ аргументации Сэйса, мы должны были бы отвергнуть чуть не все путешествия Геродота не только по странам Востока и Скифии, но и в собственной Элладе. Как может в том убедиться читатель из нашего указателя к Геродоту, в различных частях «историй», относящихся к Элладе, встречаются немаловажные погрешности, топографические и метрические, отправляясь от них и руководствуясь правилом Сэйса, пришлось бы все подобные промахи считать уликами намеренной лживости писателя и доказательствами того, что он знал Элладу и острова Эгейского моря только по книгам своих предшественников. В частности, относительно колхов заметим, что доводы историка в пользу родства их с египтянами нисколько не убедительны и для нас; тем не менее трактующие об этом предмете главы Геродотовой истории представляются поучительным примером раннего, весьма старательного приложения сравнительного метода к вопросам этнографии. Ошибка в выводе произошла не по вине автора, а по недостаточности фактического материала для удовлетворительного разрешения подобных задач.
Далее читателю Сэйса может показаться также, что Геродот и в самом деле надевает на себя личину замечательного лингвиста, прекрасного знатока языков тех народов, которых перечисляет Сэйс. Ничего подобного нет; ни одним словом древний писатель не обмолвился в этом смысле. Желающих удостовериться в том мы отсылаем к тем самым местам истории, которые называет и критик: II, 44. 104; III, 108; IV, 43; I, 171–172. 181–183; IV, 5. 24. 103, равно как и к другим, Сэйсом не упоминаемым: I, 57. 105. 110. 139. 187. 192; II, 2. 30. 46. 69. 77. 79. 94. 96. 98. 106. 112. 125. 136. 141. 143; III, 88; IV, 27. 59. 67. 110. 155. 192; V, 9; VI, 119; VIII, 85. 98; IX, 110. Относительно египтян мы находим ясное, не скрытое Геродотом указание, что в Египте существовал особый класс переводчиков, или проводников (ερμηνείς), услугами которых и пользовался путешественник по Египту (II, 124. 154). Но Сэйс умалчивает об этой подробности, как умолчал он и о тех выражениях историка, в которых сей последний сам говорит лишь об относительной достоверности едва ли не большинства своих известий.
Но все эти «вопиющие примеры недобросовестности» (flagrant example of dishonesty) нужны критику для того, чтобы подорвать господствующее представление об обширности путешествий Геродота. Вслед за Бенбери он сомневается, чтобы историк доходил до Суз, а некоторые трудности в восстановлении пути от Сард до столицы Персии критик находит возможным объяснить себе только тем, что описание это (V, 52) взято автором из других рук, что, наконец, «всякий, кто переходил действительно реку Гинд, не мог бы подумать, что воды ее были отведены Киром в 360 каналов, как говорит об этом Геродот (I, 189–190)»; в подстрочном примечании критик готов отрицать самое существование такой реки. В ответ на это заметим только, что Дж. Роулинсон, посетивший эти места с Геродотом в руках, признавал – а за ним и другие – в Гинде теперешнюю реку Диалу, приток Тигра, и находил совершенно естественным, что громадные гидравлические сооружения в бассейне этой реки могли подать повод к басне о наказании реки Киром.
Еще решительнее критик утверждает, что Геродот никогда не посещал Ассирии и Вавилонии. «Это обстоятельство, – замечает он, – может объяснить сравнительное молчание его о столь важных и интересных странах, как Сирия и собственно Ассирия». Тем не менее историк старается производить такое впечатление, как будто он посетил Вавилонию и там беседовал с халдейскими жрецами; старание его настолько увенчалось успехом, что большинство комментаторов попало в обман. Действительно, то место (I, 183), в котором он желает показать, что не видал золотого кумира Бела в Вавилоне, потому что он был похищен Ксерксом, есть столь поразительный пример уловки (flagrant a piece of prevarication), как и уверение его относительно 341 статуи, виденных в Египте. Правда, он нигде положительно не заверяет, что был в Вавилонии, но это следует само собой из его слов. Уловка его могла бы вернее остаться незамеченной, если б он сказал, что не видал как самого храма, так и находившейся в нем статуи, потому что храм разрушен был Ксерксом в то самое время, как и похищен кумир (Арриан, VII, 17). Но к несчастью, Геродот не знал этого и потому пространно описывает самый храм, предоставляя читателю думать, что он лично старательно осматривал его». Впрочем, это критическое замечание Сэйс тут же берет назад, так как, говорит он, выражение «как говорят халдеи» вовсе не обязывает читателя понимать это место в том смысле, будто автор сообщает подробности о храме со слов халдеев на месте. Однако, продолжает он, нам незачем ходить далеко, чтобы доказать, что Геродот не был в Вавилонии. «Оставляя в стороне исторические ошибки, писатель, который говорит об огромных камнях в Вавилонии, который не знает действительного положения Опиды и описывает вымышленные каналы подле Ардерикки, местности, вероятно, (?) совершенно вымышленной, писатель, который уверяет, что стены Вавилона разрушены были Дарием, и сочиняет, что в этой стране редко идет дождь, не оставляет сомнения в том, что он никогда не видел местности, за описание которой взялся. Ни один очевидец не называл бы Вавилонии Ассирией, не смешал бы вавилонского царства с ассирийским. Название Ассирии никогда не употреблялось вавилонянами времен Небухадрезара* и его преемников, тем менее вавилонянами персидского периода». На основании всего этого критик ничуть не жалеет о потере Геродотова повествования об Ассирии (ʼΑσσυριοι λογοι), так как оно содержало бы в себе простую компиляцию чужих известий и сказок, а не свидетельства очевидца. В этой, заключительной части критики пристрастие Сэйса обнаруживается без труда, если мы, во – первых, примем во внимание непреодолимую трудность для того времени исторических изысканий на местах не только Вавилонии или Египта, но и самой Эллады, отечества писателя, чем и объясняется несовершенство исторической части Геродотовых очерков о чужих странах; если, во – вторых, констатируем, что тождество Ардерикки до сих пор не установлено, а положение города Опиды, противное указаниям Геродота, основывается на показании Ксенофонта; если, наконец, заметим, что Геродот вовсе не заставляет читателя разуметь окончательное разрушение вавилонских стен Дарием, о которых он же сам говорит в другом месте как очевидец (I, 179. 181). В известии об огромных камнях, положенных в Вавилоне по приказанию Нитокрис, нет ни единого слова о том, что камни добывались на месте, в местных каменоломнях, или что Геродот упоминает о них как очевидец (I, 186). В вавилонскую равнину камни доставлялись из северных стран по Евфрату и Вавилонии и Ассирии и употреблялись лишь в редких случаях. Строительным материалом служили кирпич из местной глины, а цементом, за недостатком извести, асфальт. Способ сооружения вавилонских стен, описанный Геродотом (I, 79), точно соответствует действительности, как показал, например, Лэйард* в своих «Открытиях на развалинах Ниневии и Вавилона». Замечание Геродота, что у вавилонян не было врачей, следовательно и медицины, согласуется с отсутствием медицинского отдела в библиотеке Ашшурбанипала IV, или Сарданапала (с 667 г. до Р. X.), открытой Лейардом на месте древней Ниневии. По словам Геродота, зубцы стен Акбатан окрашены были в разные цвета (1, 98); совершенно в том же роде раскрашена была одна из башен Вавилона, Бирс – Нимруд, принимаемая новыми исследователями за библейскую вавилонскую башню: семь этажей ее окрашены были в семь различных цветов. Строителем этой башни был Нимрод*, живший приблизительно за 2000 лет до Р. X., ассирийская клинопись подтверждает известия Геродота о царских статуях в Азии как памятниках побед, хотя он ошибочно приписал Сесострису статую врага его в Палестине (II, 106). Что касается смешения Вавилонии с Ассирией и вообще ошибок в истории этих стран, то они нисколько не противоречат личному посещению Геродотом территории их. По выражению самого Сэйса, «Вавилония и Ассирия в географическом, этнологическом и историческом отношениях образуют одну страну. В этом лежит настоящая причина, почему некоторые классические писатели называют Ассирией всю область между Евфратом и Тигром, хотя название Вавилонии, без сомнения, было бы более точно». Даже в настоящее время древнейшая история взаимных отношений между Вавилонией и Ассирией слишком мало известна: некогда они составляли одно государство, потом то сливались, то разделялись. По представлениям большинства древних эллинов основателем вавилонского царства был Бел, а ассирийского – сын его Нин; Ктесий, наоборот, почитал Ассирию метрополией Вавилонии. Но ведь ошибка Ктесия не может считаться свидетельством против факта пребывания эллинского писателя при дворе Ахеменидов в то время, когда вавилоно – ассирийское царство входило в состав персидской монархии.
