37. Относительно персов и своих союзников Камбис многократно проявлял бешенство. Между прочим, в Мемфисе он вскрывал древние гробницы и рассматривал покойников. Однажды он пришел в храм Гефеста и всячески издевался над кумиром божества. Это изображение Гефеста очень похоже на финикийские Патеки*, которые у финикиян ставятся на передней части трирем. Кто не видел Патеков, для тех замечу, что они изображают пигмея. Входил он также в святилище Кабиров, в которое грешно входить кому бы то ни было, кроме жреца; над изображениями Кабиров надругался и потом сжег их. И эти изображения походят на Гефеста; Кабиры считаются его детьми.
38. Для меня, таким образом, совершенно ясно, что Камбис страдал тяжким умопомешательством, в противном случае он не решился бы издеваться над святыней и обычаями. Действительно, если спросить у какого бы то ни было народа, какие обычаи лучше всех, то каждый по расследовании ответит, что наилучшие обычаи его собственные. Таким образом, всякий народ считает свои обычаи гораздо лучше всех остальных. Вот почему неестественно, чтобы кто‑нибудь, разве помешанный, ругался над подобными предметами. Что все люди относятся именно так к своим обычаям, можно доказать многочисленными примерами, в частности следующим: во время своего царствования Дарий позвал к себе эллинов, состоявших при нем на службе, и спросил их, за какую плату они согласились бы съесть своих умерших родителей. Те отвечали, что они не сделают этого ни за что. После того Дарий позвал индийцев, именно так называемых калатиев, которые поедают своих родителей, и спросил их в присутствии эллинов, причем переводчик объяснил смысл ответа: за какую плату согласились бы они умерших родителей предать огню. Калатии отвечали громкими восклицаниями и требовали, чтобы он не богохульствовал. Так чтятся обычаи, и я думаю, Пиндар был прав, когда в своем стихотворении назвал обычай всесильным владыкой.
39. Когда Камбис пошел войной на Египет, лакедемоняне в то же самое время выступили в поход против Самоса и Поликрата, сына Эака, завладевшего островом через восстание. Прежде всего он разделил государство на три части и управлял им совместно с братьями, Пантагнотом и Силосонтом. Впоследствии он умертвил старшего из братьев, а младшего, Силосонта, изгнал и овладел всем Самосом; потом заключил дружественный союз с египетским царем Амасисом, в знак чего послал ему подарки и от него получил таковые. После этого в короткое время могущество Поликрата увеличилось, и слава о нем разносилась по Ионии и по всей Элладе. Действительно, где бы он ни вел войну, везде за ним следовала удача. Он располагал сотней пятидесятивесельных кораблей и тысячей стрелков из лука. Всех без различия он разорял и грабил, руководствуясь при этом тем, что больше угодит другу, если отнятое возвратит ему же, нежели в том случае, если совсем не возьмет у него ничего. Он покорил множество островов и взял многие города на суше; в морском сражении одержал победу даже над лесбосцами, со всем войском своим явившимися на помощь милетянам, и взял их в плен; эти‑то пленники одни выкопали ров кругом самосского укрепления.
40. Чрезвычайное счастье Поликрата было небезызвестно и Амасису и сильно тревожило его. Так как счастье Поликрата все возрастало, то Амасис написал к нему письмо, которое и отослал на Самос: «Амасис так говорит Поликрату. Приятно слышать, что друг и союзник благоденствует; но твои необыкновенные удачи не радуют меня, потому что я знаю, как завистливо божество. И для себя, и для тех, кто мне дорог, я желал бы, чтобы удачи сменялись неудачами, и потому предпочел бы существование с переменным счастьем, нежели с постоянным. В самом деле, я никогда не слышал, чтобы кто‑либо, пользуясь во всем удачей, не кончил несчастливо и не был бы уничижен окончательно. Поэтому послушай меня и прими против твоего счастья следующую меру: сообрази, что есть у тебя самого драгоценного, потерей чего ты был бы наиболее огорчен, возьми эту вещь и выкинь так, чтобы никогда больше она не попадалась на глаза людям. Если и после этого удачи не будут у тебя перемежаться с неудачами, то и впредь исправляй свою судьбу предлагаемым мною способом».
41. По прочтении письма Поликрат понял, что Амасис дает ему благой совет, и стал раздумывать, потеря какого драгоценного предмета огорчила бы его наиболее. Размышления привели его к следующему: был у него перстень с печатью, смарагдовый, отделанный в золото, работы самосца Феодора, сына Телекла. Решив забросить перстень, Поликрат поступил так: снарядил пятидесятивесельный корабль, взошел на него сам и приказал отплыть в открытое море. Отойдя далеко от острова, он на глазах у всех спутников снял перстень и бросил в море, затем поплыл обратно, вернулся домой и загрустил.
42. На пятый или на шестой день после этого случилось следующее: рыбак поймал большую прекрасную рыбу и решил поднести ее в дар Поликрату. С рыбой в руках подошел он к дверям замка и объявил, что желает быть представленным самому Поликрату. Так и случилось; а вручая рыбу Поликрату, рыбак сказал: «Поймав такую рыбу, царь, я решил не нести ее на рынок, хотя и живу трудами рук своих; она показалась мне достойной тебя и твоей власти, и потому я подношу ее в дар тебе». Поликрату понравилось это приветствие, и он сказал: «Ты поступил очень хорошо, и тебе следует двойная благодарность: за речь и за подарок. Мы зовем тебя на обед». Рыбак считал это для себя большой честью и возвратился домой. Между тем слуги разрезали рыбу и в животе ее нашли перстень Поликрата. Увидев перстень, они тотчас взяли его, и с радостью понесли к Поликрату; вручая его, они рассказали, как он был найден. Поликрату пришло на мысль, что это – дело божества; потом он написал в письме все, что сделал и что с ним было, и послал письмо Амасису.
43. По прочтении письма от Поликрата Амасис понял, что человек бессилен спасти другого от предстоящего ему несчастья и что Поликрата ждет дурной конец, хотя он и пользуется постоянным счастьем: он находит даже то, что забрасывает. После этого Амасис через посла, отправленного на Самос, объявил, что он разрывает с ним дружбу; делал он это для того, чтобы самому не терзаться за друга, когда с Поликратом случится страшное несчастье.
44. На этого‑то Поликрата, во всем имевшего успех, пошли войной лакедемоняне, по приглашению тех самосцев, которые впоследствии основали колонию на Крите, Кидонию. Поликрат тайком от самосцев отправил посла к сыну Кира Камбису, который в то время набирал войско против Египта, и просил его прислать на Самос послов с просьбой о войске. Выслушав это, Камбис поспешно отправил посла на Самос к Поликрату с просьбой снарядить для него флот в Египет. Поликрат отобрал тех из граждан, которых наиболее подозревал в готовности к восстанию, и на сорока триремах отправил их в поход, причем просил Камбиса не присылать их обратно.
45. По словам одних, отправленные Поликратом самосцы не дошли до Египта, но по прибытии к Карпафу обсудили дело и порешили дальше не плыть. Другие рассказывают, что в Египет они прибыли, но бежали оттуда из‑под стражи. Когда они подплыли к Самосу, Поликрат встретил их на кораблях и дал сражение. Возвратившиеся самосцы одержали победу на море и высадились на остров; но на суше были разбиты и отплыли в Лакедемон. Наконец, некоторые передают, что прибывшие из Египта самосцы одержали победу над Поликратом, но, как мне кажется, рассказ этот неверен: им не было бы нужды звать к себе на помощь лакедемонян, если бы они одни могли одолеть Поликрата. Сверх того невероятно, чтобы возвратившиеся самосцы, будучи в небольшом числе, одолели того, у кого было множество наемников и собственных стрелков. Детей и жен тех из граждан, которые находились в его власти, он велел запереть в судохранилищах и держать их наготове с тем, чтобы, если только граждане перейдут на сторону врага, сжечь заключенных вместе с судохранилищами.
