— Вам не приходило в голову, что после смерти мужа газета будет принадлежать вам? Теперь вы сами сможете диктовать редакционную политику.
— А если он оставил завещание, по которому мне ничего не достается?
— В таком случае мы попробуем оспорить завещание, а пока дело рассматривается, потребуем назначить вас хотя бы временным распорядителем его имущества.
— Хорошо, — быстро ответила она. — Я выбежала из дома. Что дальше?
— Рассказываете все так, как рассказывали мне. Вы были в панике. Вы так испугались, что не могли ни о чем думать, просто выбежали из дома. И не забудьте: вы выбежали до того, как преступник спустился по лестнице. По пути вы схватили с вешалки в холле первое попавшееся пальто — и вылетели на улицу. Вы были так возбуждены, что даже не заметили, что схватили мужское пальто, а не одно из ваших, висевших рядом.
— Это я поняла, что дальше? — спросила она, все также быстро и нетерпеливо произнося слова.
— Вы выбежали под дождь и увидели припаркованный на подъездной дорожке автомобиль, — продолжал Мейсон. — Вы были так взволнованы, что ничего не замечали вокруг. Вы не можете назвать марку машины, даже не знаете, был ли это закрытый автомобиль или кабриолет. Вы бросились бежать. Сразу же за вами из дома выбежал какой-то мужчина, запрыгнул в машину и включил фары. Вы спрятались в кустах, думая, что он гонится за вами. Но машина промчалась мимо вас по подъездной дорожке и покатилась вниз с холма. Вы бросились за ней, подумав, что должны запомнить номер. К этому моменту вы уже поняли, как важно узнать, кто был тот мужчина.
— Так, а дальше?
— Рассказываете все то, что рассказывали мне. Вы побоялись вернуться домой, поэтому побежали к ближайшему телефону. Только не забывайте: все это время вы не знали, что ваш муж мертв. Вы только слышали выстрел, но не знали, кто стрелял: то ли ваш муж в мужчину, который вполне мог быть ранен и сбежал на своей машине, то ли тот тип в вашего мужа. Вы не знали, попал ли стрелявший по цели или промахнулся, ранен ваш муж или убит, а если ранен, то насколько серьезно. Или, может, ваш муж выстрелил сам в себя, когда этот мужчина находился в его кабинете. Вы в состоянии все это запомнить?
— Да. Думаю, да.
— Прекрасно. Так мы объясним, почему вы позвонили мне. Я сказал вам, что сейчас приеду. Но помните: вы ничего не сказали мне по телефону про выстрел. Вы просто сказали, что у вас неприятности, вы боитесь и хотите, чтобы я приехал.
— А почему я позвонила именно вам? Почему я вас попросила приехать? Это же тоже надо как-то объяснить! — воскликнула Ева Белтер.
— Я ваш старый знакомый, — ответил Мейсон. — Насколько я понимаю, вы нечасто появлялись в обществе с мужем?
— Нет.
— Вот и хорошо, — кивнул Мейсон. — Вы уже раз или два обращались ко мне по имени. Так и обращайтесь, в особенности на людях. Я ваш старый знакомый, и вы позвонили мне как другу, не думая о том, что я адвокат.
— Поняла.
— Вы сможете все это запомнить? Вот в чем вопрос.
— Смогу.
Мейсон быстро осмотрел помещение:
— Вы говорили, что наверху осталась ваша сумочка. Поищите ее.
Ева Белтер подошла к письменному столу и открыла один из ящиков. Сумочка лежала в нем. Женщина достала ее.
— А что с револьвером? — спросила она. — Мы должны с ним что-нибудь сделать?
Мейсон проследил за ее взглядом и увидел лежащий на полу револьвер. Он валялся почти под письменным столом, тень от стола падала прямо на него, поэтому его нельзя было сразу заметить.
— Прикасаться к нему нельзя. Но нам повезло, что он оказался здесь. Возможно, полиции удастся установить, кому он принадлежит.
Ева Белтер нахмурилась:
— Странно, что человек стрелял, а потом бросил здесь свой револьвер. Мы не знаем, чей он. Может, лучше что-нибудь с ним сделать?
— Например, что?
— Спрятать где-нибудь.
— Только попробуйте, — предупредил Мейсон. — Вот тогда вам действительно будет что объяснять полиции. Нет, полицейские сами должны его найти.
— Я очень доверяю вам, Перри, — сказала Ева Белтер. — Но я все-таки предпочла бы, чтобы его здесь не было. Только труп.
— Нет, — резко ответил он. — Вы все запомнили? Все, что я вам сказал?
— Да.
Мейсон снял трубку телефона.
— Соедините меня, пожалуйста, с Управлением полиции, — попросил он.
Глава 9
Билл Хоффман, начальник отдела убийств, был крупным мужчиной с внимательными глазами, который отличался упорством и настойчивостью. Он никогда не торопился и имел привычку все долго обдумывать, снова и снова прокручивая в голове версии, рассматривая каждую деталь со всех сторон, и только потом делая выводы.
Он сидел в гостиной на первом этаже дома Белтеров и смотрел на Мейсона сквозь клубы дыма.
— Мы нашли документы, подтверждающие, что Белтер был настоящим владельцем «Пикантных новостей», которые шантажировали всех и вся на протяжении последних пяти или шести лет, — сообщил Хоффман адвокату.
— Я знал об этом, сержант, — ответил Мейсон спокойно и неторопливо.
— Как давно вы об этом знаете? — поинтересовался Хоффман.
— Не очень давно.
— Как вы это узнали?
— Этого я вам сказать не могу.
— А каким образом вы оказались здесь до приезда полиции?
— Вы же слышали показания миссис Белтер. Она мне позвонила, так как решила, что у ее мужа не выдержали нервы, и он выстрелил в мужчину, который находился у него в кабинете. Она не знала, что произошло, и боялась одна подниматься наверх.
— Чего она боялась? — спросил Хоффман.
Перри Мейсон пожал печами.
— Вы видели Белтера, — сказал адвокат. — Наверное, вы догадываетесь, каким человеком нужно быть, чтобы издавать подобную газетенку. Смело можно предположить, что он был жестким, беспринципным человеком, и, скорее всего, был нечист на руку. Вряд ли он был настоящим джентльменом и с женщинами, скорее всего, вел себя неподобающим образом.
Билл Хоффман какое-то время обдумывал слова адвоката.
— Мы сможем сказать значительно больше после того, как выясним, кому принадлежит револьвер, — заметил полицейский.
— Вы думаете, это удастся сделать? — спросил Мейсон.
— Надеюсь. Номер не спилен.
— Да, я видел, как ваши люди его записывали. Кольт 32-го калибра
[11], верно?
— Да, вы правы, — кивнул Хоффман.
Они оба сидели в молчании: Хоффман задумчиво курил, а Перри Мейсон сидел неподвижно, ни один мускул не дернулся на его лице. Поза адвоката говорила о том, что он либо полностью расслаблен, либо боится сделать малейшее движение, чтобы не выдать себя.
