— Вы хотите сказать, что терпеть не можете говорить правду. Предпочитаете прятаться за защитным барьером из лжи.
Ева Белтер вспыхнула.
— Это не справедливо! Почему вы позволяете себе так со мной разговаривать? — закричала она.
Мейсон не стал ей отвечать, протянул руку и забрал документ, чтобы с ним ознакомиться.
— Все написано почерком вашего мужа? — уточнил адвокат.
— Не думаю, — ответила Ева Белтер.
Мейсон внимательно посмотрел на женщину.
— Похоже на то, что завещание написано одним почерком, — высказал свое мнение Мейсон.
— Я думаю, что это не его почерк, — сказала Ева Белтер.
— Вы этим ничего не добьетесь, — рассмеялся адвокат. — Ваш муж показывал завещание Карлу Гриффину и Артуру Этвуду, адвокату Гриффина, и сказал им, что сам полностью написал его от руки.
Женщина нетерпеливо тряхнула головой:
— Может, он показывал им другое завещание, написанное от руки. Но что могло помешать Гриффину разорвать то завещание и заменить его на поддельное?
Мейсон смерил Еву Белтер холодным оценивающим взглядом.
— Я бы не советовал вам бросаться такими словами. Вы вообще отдаете себе отчет в том, что говорите?
— Конечно.
— Это опасное обвинение, у вас есть доказательства?
— Пока нет, — медленно ответила она.
— В таком случае, как ваш адвокат, я советую вам пока воздержаться от необоснованных обвинений, — предупредил Мейсон.
— Вы постоянно повторяете, что вы мой адвокат и что я не должна от вас ничего скрывать, — нетерпеливо сказала Ева Белтер. — А когда я начинаю рассказывать, вы начинаете меня ругать.
— Не стройте из себя оскорбленную невинность и поберегите слезы до суда. А теперь расскажите мне про это завещание. Как вы его нашли?
— Оно лежало в кабинете Джорджа, — осторожно ответила Ева Белтер. — Сейф был открыт. Я достала завещание и заперла сейф.
— Знаете, это даже не смешно, — сказал ей Мейсон.
— Вы мне не верите?
— Конечно, нет.
— Почему?
— Потому что полиция должна была оставить охранника на входе в кабинет. И в любом случае, если бы сейф был открыт, то полицейские бы это заметили и описали содержимое.
Ева Белтер опустила глаза.
— Вы помните, как мы с вами поднимались наверх? — тихо спросила она. — Вы осматривали труп, ощупывали халат.
— Да, — кивнул Мейсон и прищурился.
— Именно тогда я и достала завещание из сейфа, а потом закрыла его, пока вы осматривали тело.
Мейсон на мгновение закрыл глаза.
— Боже мой, да вы же действительно могли это сделать! — выдохнул он. — Вы на самом деле находились рядом с письменным столом и сейфом. Но зачем вы это сделали? Почему не сообщили мне?
— Я хотела убедиться, что оно составлено в мою пользу, а если нет, то, возможно, уничтожить его. Как вы считаете, мне следует его уничтожить?
— Нет! — снова повысил голос Мейсон.
Ева Белтер молчала несколько минут.
— У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? — наконец спросила она.
— Да. Сядьте на кровать, чтобы я мог хорошо вас видеть. Мне необходимо кое-что узнать. Я не хотел спрашивать об этом перед допросом, который проводила полиция, потому что боялся, что это может вывести вас из равновесия. Я хотел, чтобы вы были как можно спокойнее, пока с ними разговариваете, чтобы держали себя в руках. Но сейчас другая ситуация. Мне необходимо знать, что произошло на самом деле.
Ева Белтер округлила глаза, придавая своему лицу хорошо отработанное выражение детской невинности.
— Я ведь уже рассказывала вам, что произошло.
— Нет, — покачал головой Мейсон.
— Вы обвиняете меня во лжи?
Мейсон вздохнул:
— Ради Бога, давайте прекратим эти игры и спустимся с небес на землю.
— Что именно вы хотите узнать? — спросила Ева Белтер.
— Вчера вы были в вечернем платье, — сказал Мейсон. — Для кого вы наряжались?
— О чем вы говорите?
— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы были в вечернем платье с обнаженной спиной, с макияжем, в атласных туфельках и шелковых чулка, — заметил Мейсон.
— И что?
— Ваш муж принимал ванну.
— И что с того?
— Прихорашивались вы явно не для мужа, — заявил Мейсон.
— Конечно, нет.
— Вы так одеваетесь каждый вечер?
— Иногда.
— Я считаю, что вы вчера вечером уходили из дома и вернулись незадолго до того, как ваш муж был убит. Я прав?
Она яростно покачала головой, снова приняла высокомерный вид и холодно посмотрела на Мейсона.
— Нет, я была весь вечер дома, — заявила Ева Белтер.
Перри Мейсон посмотрел на клиентку холодным изучающим взглядом.
— Когда я зашел в кухню за кофе, ваша экономка сказала мне, что слышала, как горничная сообщила вам о телефонном звонке, разговор был про туфли, — рискнул сказать Мейсон.
Было очевидно, что эти слова застали Еву Белтер врасплох, и она с трудом взяла себя в руки.
— Что, по-вашему, подозрительного в этом? — спросила женщина.
— Вначале ответьте. Горничная передавала вам такое сообщение?
— Вроде бы да. Но я не уверена, — уклончиво ответила Ева Белтер. — Мне были очень нужны одни туфли. Но с ними возникла проблема. Мне кажется, Мари кто-то звонил по этому поводу, и она передала мне сообщение. Но после вчерашних событий это совершенно вылетело у меня из головы.
— Вы знаете, как вешают людей? — неожиданно спросил Перри Мейсон.
— Что?!
— Я сейчас расскажу вам, как вешают убийц, — продолжал Мейсон. — Обычно казнят на рассвете. Приходят в камеру смертников и зачитывают приговор. Затем приговоренному связывают руки за спиной, и вдоль спины привязывают доску, чтобы не делал лишних движений. Затем начинается длинный марш по коридору в направлении эшафота. Нужно подняться на тринадцать ступенек. Приговоренного ставят на крышку люка. Вокруг стоят сотрудники тюрьмы, выступающие свидетелями казни, а внизу, в маленькой комнатке, находятся трое заключенных с острыми ножами, готовые в нужный момент перерезать три веревки, они же держат крышку люка. Палач надевает на приговоренного петлю, потом черный мешок на голову, связывает ноги ремнями…
Ева Белтер закричала.
— Именно это ожидает вас, если вы не скажете мне правду, — заявил Мейсон.
Ее лицо побледнело, губы посинели и задрожали, а глаза потемнели от страха.
