По смерти Антигоны сочетался браком со многими женами – с намерением умножить тем силы свои и власть. Он женился на дочери Автолеонта, царя пэонийского; на Биркенне, дочери царя иллирийского Бардиллия; на Ланассе, дочери Агафокла Сиракузского, тиранна, которая принесла ему в приданое город Керкиру, покоренный Агафоклом. Антигона родила ему Птолемея, Ланасса – Александра, Биркенна – Гелена, самого младшего. Он воспитал их так, чтобы они были храбры и отважны в войне, и с самого рождения к тому приучал их. Говорят, что один из них, будучи еще ребенком, спрашивал его, кому он оставит царство. «Тому, – отвечал Пирр, – у кого меч острее». Эти слова нимало не различествуют от отцовского проклятия в трагедии:
Железа острием два брата меж собою
Наследство разделят*.
Столько то властолюбие свирепо и не терпит соучастников!
После описанного нами сражения Пирр возвратился со славой в свое царство, исполненный радости и надменности. Эпирцы давали ему название Орла. «С вами я орел! – говорил им Пирр. – Да и как иначе, когда вашими оружиями, как бы крыльями, возношусь!» Вскоре после того, узнав, что Деметрий был опасно болен, он ворвался неожиданно в Македонию для набегов и грабежей, чуть было он не занял всю страну и не покорил целое царство, не дав ни одного сражения. Он дошел до Эдессы* – никто не защищал области; многие из македонян приставали к нему и следовали за ним в поход. Угрожающая опасность побудила Деметрия подняться при всей своей слабости. Друзья его и предводители в короткое время набрали многочисленное войско и устремились на Пирра с отважностью и жаром. Пирр, который пришел более с намерением грабить, нежели сражаться, не дождался их, но предаваясь бегству, потерял часть своего войска, ибо македоняне нападали на него в отступлении. Деметрий, изгнав столь скоро и легко Пирра из областей своих, не пренебрегал им. Решившись предпринять важнейшие дела и вновь приобрести принадлежавшие отцу его владения, при помощи ста тысяч войска и пятисот кораблей, не хотел быть с Пирром в ссоре и оставить македонянам беспокойного и опасного соседа. Он не имел времени с ним воевать, рассудил заключить мир и потом обратиться на других царей.
По заключении мирного договора, когда вместе с великим приготовлением обнаружилось и намерение Деметрия, цари, страшась его силы, отправили к Пирру вестников и письма. Они изъявляли ему свое удивление, что он, пропуская благоприятное для себя время, ждет, пока Деметрию будет свободнее воевать; почему не воспользуется возможностью изгнать его из Македонии, пока он занят делами и тесним со всех сторон, почему медлит, пока тот не развяжет себе руки и не усилится настолько, что молоссам придется сражаться на своей земле за храмы богов и гробы отцов своих – хотя незадолго перед тем он у него отнял Керкиру и жену. В самом деле Ланасса, будучи в неудовольствии на Пирра за то, что более оказывал уважения другим варварского происхождения женам своим, нежели ей, удалилась в Керкиру и, желая вступить в брак с каким-либо из царей, призвала Деметрия, зная, что он более всех их склонен был сочетаться браком. Деметрий, приехав в Керкиру, женился на Ланассе и в городе оставил охранное войско.
Такого содержания были письма царей к Пирру. Между тем они сами начали беспокоить области Деметрия, который еще медлил и приготовлялся. Птолемей, приплыв в Грецию с многочисленным флотом, возмущал против Деметрия греческие города. Лисимах, со стороны Фракии, вступил в Верхнюю Македонию и опустошал ее, а Пирр, вместе с ними поднявшись против Деметрия, шел на Беррою*, предполагая – в чем и не ошибся, – что Деметрий обратится к Лисимаху и оставит Нижнюю Македонию без защиты. Перед отъездом его ночью приснилось ему, что Александр Великий звал его к себе; что он пришел к нему и нашел его, лежащего на постели; что Александр говорил ему ласково, показывал к нему благосклонность и обещал охотно помочь. Пирр осмелился ему сказать: «Государь! Как ты можешь мне помочь, будучи болен?» «Я помогу тебе именем своим!» – сказал ему Александр и, сев на нисейского коня*, пустился вперед. Это сновидение умножило бодрость Пирра. Он поспешил с отъездом, пробежал с великой скоростью всю область, занял Берою и оставил тут большую часть своего войска, между тем как его полководцы покоряли другие области. Деметрий, узнав о том и заметя господствовавшее в стане между македонянами беспокойство, не решился идти далее. Он боялся, что воины его, приблизившись к Лисимаху, царю македонского происхождения и славному своими делами, не перешли к нему. По этой причине обратился на Пирра, как на государя иноплеменного и ненавидимого македонянами. Он расположил стан свой недалеко от него. Многие из Берои приходили в стан, превозносили похвалами Пирра, как мужа славного и на войне непобедимого, поступающего кротко и человеколюбивого с теми, кто ему покорялся. Из числа этих людей некоторые подосланы были самим Пирром. Они притворялись македонянами, говорили всем, что ныне настало время освободиться от Деметриевой жестокости и передаться Пирру, государю снисходительному и любящему своих воинов. Эти речи поколебали большую часть войска. Воины начали всюду искать Пирра глазами. Случилось, что он был тогда без шлема; заметив, что искали его, надел шлем, и македоняне тотчас узнали его по блеску перьев и по рогам, стоящим на нем*. Одни бегали к нему и просили условного знака, как от полководца своего; другие покрывали голову дубовым венком, по той причине, что многие приближенные Пирра такими же венками были украшены. Уже некоторые осмеливались говорить самому Деметрию, что он благоразумно поступит, если откажется от управления и передаст все Пирру. Деметрий, видя, что движение воинов его было сообразно со словами их, устрашился, убежал тайно из стана, обвернувшись в простой плащ и покрыв голову македонской шляпой. Пирр, придя в стан македонский, завладел им без кровопролития и был провозглашен царем македонским. Вскоре явился Лисимах. Почитая изгнание Деметрия общим их обоих делом, он предлагал, чтобы Македония была разделена между ними. Пирр, не весьма доверяя македонянам и не полагаясь на верность их, принял предложение Лисимаха. Они разделили между собою всю область и города.
Это было полезно на некоторое время и остановило войну между ними, но вскоре они познали, что раздел власти не стал уничтожением вражды, а лишь началом раздоров и взаимных жалоб. Могут ли те, для чьего любостяжания не служат пределом ни море, ни горы, ни необитаемая степь, чьи желания не ограничивает пространство, отделяющее Европу от Азии, могут ли они, не обижая друг друга, быть спокойными и довольствоваться своим, когда владения их смежны и касаются друг друга? Нет! Они всегда воюют между собой; обман и зависть врожденны им; слова «мир» и «война», как монету, употребляют они по обстоятельствам, смотря более на свои выгоды, нежели на справедливость. Они тогда еще похвальнее, когда ведут войну открытую, нежели когда под именем дружбы и справедливости скрывают праздную и недействующую несправедливость. Пирр служит тому доказательством. Противясь вновь возрастающей силе Деметрия* и препятствуя ей, как бы после тяжкой болезни восстающей, он содействовал грекам против него. Он прибыл в Афины, взошел на акрополь, принес богине жертвы и в тот же день сошел в город, сказав, что ему весьма приятны благорасположение и доверенность к нему афинского народа; что впрочем, если они благоразумны, то никакого государя не впустят более в свой город и не отворят ему ворот своих*. После того заключил он мир с Деметрием, но когда тот отправился в Азию, то Пирр, по внушению Лисимаха, опять вступил в Фессалию, отторгал тамошние города от Деметрия и вел войну с греческим войском, охранявшим их, ибо македоняне были ему покорнее в военное, нежели в мирное время; впрочем он и сам не был создан оставаться долго в покое. Наконец, Деметрий был в Сирии побежден, и Лисимах, освободясь от всякой опасности, тотчас обратился к Пирру. Тот находился тогда в Эдессе. Лисимах напал на везомые к нему запасы, отнял их, и, во-первых, заставил его терпеть с войском голод; потом письмами и словами обольстил первенствующих македонян, порицая их за то, что избрали над собой царем чужестранца, предки которого всегда были подвластны македонянам, а между тем вытесняют из Македонии друзей и приближенных Великого Александра. Эти речи многих убедили. Пирр, устрашенный этим, удалился с эпирскими и союзническими войсками – потеряв Македонию таким же образом, как ее приобрел. И так цари не могут винить народ, если он для пользы своей переменяет мысли; он поступает таким образом, подражая им, как наставникам в неверности и вероломстве, ибо они думают, что наиболее получает себе выгод тот, кто меньше соблюдает справедливость.
