После сражения он начал покорять города. Завладев городом Эги, он поступил с жителями строго и оставил в городе стражу, состоявшую из галатов, которые служили в его войске. Галаты, народ самый хищный и ненасытный к деньгам, начали рыть могилы погребенных в этом городе царей, расхищали найденные там дорогие вещи и, ругаясь над мертвыми, раскидали их кости. Пирр не обратил никакого внимания на это преступление, потому ли, что, будучи тогда занят, отложил наказание до другого времени; или предал оное забвению, боясь наказать варваров. Как бы то ни было, македоняне за то поносили его.
Дела его не были еще устроены и не имели твердого основания; однако духом он стремился к новым предприятиям. Он ругался над Антигоном и называл его бесстыдным за то, что еще носит порфиру и не надевает простого плаща. Между тем прибыл к нему спартанец Клеоним, который уговаривал его вступить в Лакедемон, и Пирр охотно на это согласился.
Этот Клеоним был царского рода, но за насильственный и самовластный его нрав был ненавидим спартанцами, которые к нему не имели никакого доверия. Вместо него царствовал в Спарте Арей*. Клеоним издавна имел причины жаловаться на всех своих сограждан. Будучи уже в летах, женился он на Хилониде, дочери Леотихида, девице прекрасной, происходящей от царской крови. Но Хилонида, горя страстной любовью к Арееву сыну Акротату, прекраснейшему юноше, который был тогда в самых цветущих летах, соделала брак сей горестным и бесславным для любящего жену свою спартанца, который бы не знал, что он презираем ею. Таким образом, домашние неудовольствия присоединились к общественным. Клеоним, пылая яростью и негодованием, побудил Пирра вступить в Лакедемон с двадцатью пятью тысячами пехоты, двумя тысячами конницы и двадцатью четырьмя слонами. Великость приготовлений явно доказывала, что он хотел не Клеониму приобрести Спарту, но себе весь Пелопоннес, хотя объявил пришедшим к нему в Мегалополь лакедемонским посланникам, что он сего намерения не имел, а прибыл только для того, чтобы освободить подвластные Антигону города, а детей своих, если ничто не препятствует, отправить в Лакедемон для воспитания по тамошним нравам, желая, чтобы они в этом имели преимущество надо всеми другими царями. Притворяясь таким образом и обманывая тех, кто с ним встречался на дороге, он вступил в Лаконию и тотчас начал производить грабежи. Посланники жаловались, что он, не объявив им войны, открыл военные действия. «Мы знаем, – сказал им Пирр, – что и вы не говорите никому наперед того, что хотите делать». Один из предстоявших, по имени Мандроклид, сказал лаконическим наречием: «Если ты бог, то не сделаешь нам зла, ибо мы тебя не обидели; если ты человек, то сыщется кто-нибудь могущественнее тебя».
Таким образом Пирр приблизился к Лакедемону. Клеоним советовал ему сделать к оному приступ. Пирр, как говорят, боясь, чтобы воины его, ворвавшись в город ночью, не разграбили оного, удержался, сказав, что то же самое сделает днем. Лакедемоняне были малочисленны и, по причине неожиданности нападения, не были приготовлены к войне. Арея не было в городе; он находился на Крите, куда он отправился на помощь гортинцам. Это обстоятельство спасло Спарту, которой неприятель пренебрег по причине ее малолюдства и слабости. Пирр, думая, что не было никого, кто бы захотел сразиться за город, расположил стан свой близ него, между тем как друзья и илоты Клеонима делали приготовления и убирали дом его, как будто бы Пирру надлежало в оном ужинать. По наступлении ночи лакедемоняне советовались между собою об отправлении жен своих на Крит, но они противились этому; Архидамия* с мечом в руке вступила в сенат, приносила жалобу со стороны всех женщин и наконец спрашивала сенаторов: «Ужели они думают, что они могут жить, если Спарта погибнет?» После того положено было сделать ров, параллельный неприятельскому стану, и по обеим его сторонам поставить телеги, зарыв их колеса до половины в земле, дабы с трудом можно было их сдвинуть и дабы оные препятствовали слонам пройти далее. Когда граждане начали работу, то пристали к ним девы и женщины, одни в мантиях, подпоясавши хитоны; другие в одних хитонах, дабы помогать старейшим в работе. Тем, кому надлежало сразиться, велели они отдыхать, и, измерив длину рва, одни вырыли третью часть оного. Ширина его была в шесть локтей, глубина в четыре, а длина, по свидетельству Филарха, восемь плефров, а по Иеронимову, несколько меньше. На рассвете дня, когда неприятели начали двигаться, они вручили молодым людям оружие, предали им ров, велели оборонять и хранить его, представляя им, что побеждать перед глазами отечества сладостно, но умирать в объятиях жен и матерей, оказавшись достойными сынами Спарты, достохвально и славно. Хилонида, удалившись в уединение, привязала себе петлю на шею, дабы не попасть в руки Клеониму, когда бы город был взят.
Пирр с тяжелой пехотой двинулся на спартанцев, устроенных и сомкнувшихся щитами на другой стороне рва, который не легко было перейти; сражавшиеся не могли по оному твердо ступать, по причине мягкости земли. Птолемей, сын Пирра, с двумя тысячами галатов и с отборнейшими хаонами, пробежав длину рва, силился пробраться сквозь поставленные спартанцами телеги, которые, будучи глубоко зарыты и стоя плотно одна подле другой, не только препятствовали нападению неприятелей, но самим спартанцам затрудняли способы подавать помощь. Галаты хватались за колеса и тащили телеги в реку. Молодой Акротат, увидя предстоявшую опасность, пробежал город с тремястами воинов и обошел Птолемея, который, по причине покатистых мест, не мог его видеть. Он напал на тыл его, принудил галатов обратиться к нему и защищаться, между тем как они, пришед в беспорядок, друг друга толкали, падали в ров и вокруг телег. Наконец, после великого поражения, с трудом они могли отступить. В это время старцы и великое множество спартанок взирали на подвиги Акротата. Когда он опять возвращался городом к своему месту, покрытый кровью, но с радостью на лице и вознесенный победой, то спартанкам показался он прекраснее и больше чем прежде; они завидовали любви Хилониды, и некоторые старцы, провожая его, кричали ему вслед: «Спеши, Акротат, обнять Хилониду, производя храбрых детей Спарте!» Вокруг Пирра происходила сильная битва. Многие из спартанцев славно сражались. Филлий долгое время противился неприятелям и многих из нападавших умертвил; наконец, чувствуя силы свои многими ранами истощенные, уступил свое место другому из бывших с ним воинов и бросился в середину своих сограждан, дабы мертвое его тело не досталось неприятелям.
Наступившая ночь положила конец сражению. Пирр лег спать и увидел следующий сон. Казалось ему, что он поражает Лакедемон молниями, что оный весь горел и что он радуется этому. Воспрянув от сна в великой радости, дал полководцам приказание вооружить войско и друзьям своим рассказывал сон, надеясь, что оный знаменовал совершенное покорение города. Все были согласны с ним, но Лисимаху сие видение не нравилось; он говорил, что поскольку места, на которые гром ударил, делаются священными и по ним не ходят, то боги предзнаменуют этим Пирру, что город для него неприступен. Пирр отвечал, что об этом можно толковать только между собирающейся на площади чернью; что в том нет ничего верного; что они с оружием в руках должны только помнить, что
Знаменье то лишь благое, чтобы сражаться за Пирра*.
С этими словами встал с наступлением дня и повел свое войско к городу. Лакедемоняне сражались с храбростью и твердостью, превышающею силы их. Женщины находились при них, подавали им стрелы, приносили пищу и питье тем, кто имел в оных нужду, поднимали раненых. Македоняне силились завалить ров, несли множество всяких веществ, которыми засыпали и скрывали оружия и тела умерщвленных. Лакедемоняне препятствовали им всеми силами. Они увидели Пирра, который промеж рва и телег пробирался к городу верхом. Стоявшие на том месте воины издали громкий крик; женщины в ужасе бегали с воплем взад и вперед, но в то самое время, как Пирр перешел и устремился на стоявших против него, критская стрела поразила в брюхо его лошадь, которая понесла его и, умирая от сильной боли, сбросила его с себя в места покатистые и скользкие. Приближенные его в беспокойстве спешили на помощь к нему, а спартанцы между тем, нападая на них и поражая стрелами, всех вытеснили. После этого Пирр велел прекратить бой, думая, что лакедемоняне несколько ему уступят, ибо все почти были ранены и многие из них пали. Но счастливая судьба города то ли испытавала мужество его жителей, то ли желала доказать, какую оно имеет силу в самых трудных обстоятельствах, в то самое время, когда лакедемоняне теряли всякую надежду, привела к ним на помощь из Коринфа наемное войско под предводительством фокейца Аминия, одного из Антигоновых военачальников. Едва он вступил в город, как с Крита прибыл и сам царь Арей с двумя тысячами воинов. Женщины тотчас разошлись по домам и более не вмешивались в военные действия. Старые люди, по нужде принявшиеся за оружие, были распущены, и место их заступили новые воины.
