Мужество и честолюбие Пирра побуждали его завладеть городом наиболее потому, что оный получил подкрепление; не имев же в том успеха и получив многие раны, он отступил и разорял область, намереваясь провести тут зиму. Но рок его был неизбежен. В Аргосе Аристей был в раздоре с Аристиппом. Последнему покровительствовал Антигон; Аристей предупредил своего противника и звал в Аргос Пирра. Этот государь, который вращался всегда из надежды в надежду, употребляя успехи как средства к новым действиям, а неудачи свои желая исправить новыми подвигами, ни поражения, ни одержанных побед не полагал пределом тому, чтобы более не беспокоить себя и других. Он отправился тотчас в Аргос. Арей поставил ему многие на пути засады и, заняв труднейшие проходы, отрезал галатов и молоссов, которые защищали тыл. Пирру предсказано было от прорицателя, который нашел печенки жертв недостаточными, что сие предзнаменовало лишение вещи, весьма ему близкой. Однако в то время среди шума и беспокойства, забывшись, велел сыну своему Птолемею взять своих товарищей и идти к ним на помощь, между тем как он сам поспешно выводил все войско из узких проходов. Битва вокруг Птолемея была жестокая; с ним сражался Эвалк, предводительствовавший отборнейшими лакедемонскими воинами. В самом сражении некоторый критянин из Аптеры*, по имени Оресс, человек необыкновенной силы в руках и быстрый на ногах, прибежав с боку, поразил Птолемея, сражавшегося с великой храбростью, и поверг на землю. По умерщвлении Птолемея воины его обратились в бегство; лакедемоняне преследовали их и необдуманно выскочили на равнину, отделившись от своей тяжелой пехоты. Пирр, который теперь узнал о смерти сына своего, в исступлении горести велел коннице молосской поворотить; он первый бросился на лакедемонян и пресыщался убийством; он всегда казался ужасным и непобедимым в боях, но в то время отважностью и силою превзошел прежние свои подвиги. Наконец он устремился на Эвалка, который бросился в сторону, и едва мечом не отрубил ему руки, которою держал повод; однако перерезал только повод. Пирр быстро пронзил его копьем, в тот же миг соскочил с коня и уже пеший умерщвлял над Эвалком сражавшихся с ним отборнейших воинов. Честолюбие предводителей было причиной бессмысленных потерь спартанцев, когда война была уже кончена.
Пирр, принеся в жертву сыну своему такое множество врагов и некоторым образом почтивши его гробницу блистательными подвигами, облегчил свою горесть яростью своей над неприятелями и продолжал путь свой в Аргос. Узнав, что Антигон занимает возвышенные над равниной места, он остановился при Навплии*. На другой день послал вестника к Антигону, называл его человеком недостойным и вызывал сойти на равнину, дабы сразиться за царство. Антигон на это отвечал, что он ведет войну, полагаясь более на благоприятное время, нежели на силу оружия, и что если Пирру наскучила жизнь, то к смерти многие дороги ему отверсты. Жители Аргоса послали к обоим послов, прося их отступить от их города и оставить его независимым и обеим сторонам равно преданным. Антигон согласился на это требование; он отдал в залог своего сына. Пирр обещал отступить, но не дал никого в залог, и потому был аргосцами подозреваем. Между тем в стане Пирра видимо было великое знамение. Головы закланных быков, отделенные уже от туловищ, казалось, что высунули языки и облизывали собственную кровь. В самом Аргосе Аполлонида, прорицательница Ликейского бога, выбежала из храма, крича, что видит город исполненным мертвых и плавающим в крови, видит орла, стремящегося на брань, но скоро исчезающего.
С наступлением глубокой темноты Пирр подступил к городу и нашел отворенными ему Аристеем врата, называемые Диамперес («Проход»). Пока галаты его вступали в город и занимали площадь, то никем не было примечено их движение. Так как слоны не могли пройти в ворота, то служители начали снимать с их спин башни; потом в темноте с шумом на них налагали оные; отчего произошла остановка. Аргосцы, узнав о происходящем, побежали к Аспиде* и к укрепленным местам и послали к Антигону просить вспоможения. Антигон, приблизившись к городу, остановился, дабы замечать происходившее, а полководцев своих и сына своего послал в оный с достаточным пособием. Между тем прибыл и Арей, ведя с собою тысячу критян и легкое спартанское войско. Все они напали на галатов и привели их в великое смятение. Пирр вступил в город со стороны Киларабиса с шумом и восклицаниями; галаты отвечали ему такими же восклицаниями; однако он заметил, что восклицания их не были бодры и надменны, но такие, какие издают люди, беспокоящиеся и находящиеся в худом положении. Он шел весьма поспешно и теснил конницу, идущую перед ним с великими трудом и опасностью, по причине каналов, которыми город пресекается. Никто не знал, что делается и что приказывается, как бывает в ночном сражении. Воины заблуждались и отставали от своих в узких улицах; мрак ночи, смешанный крик, теснота места не позволяли полководцам употребить никаких военных оборотов; с обеих сторон медлили, ожидая наступления дня. Едва показался свет, Пирр, увидя Аспиду, наполненную неприятельскими оружиями, был приведен в изумление. Он еще более смутился, заметив на площади, между многими там стоявшими произведениями искусства, волка и вола, из меди сделанных и борющихся между собою. Ему пришло на память древнее прорицание, по которому предопределено было ему умереть, когда увидит волка, борющегося с волом. Аргосцы рассказывают, что это есть памятник древнего происшествия: когда Данай вступил в землю их у Пирамий в Фиреатиде и шел к Аргосу, то увидел волка, борющегося с волом. Данай, предположив, что волк есть он сам (ибо сей зверь, подобно ему, нападал на туземцев), смотрел на сражение. Волк победил вола, и Данай, помолясь Аполлону Ликейскому (то есть волчьему), приступил к своему предприятию, в котором имел удачу, ибо Геланор, который царствовал тогда в Аргосе, был изгнан возмутившимся народом. Вот что подало повод к сооружению этого памятника.
Пирр был приведен в уныние как этим зрелищем, так и тем, что был обманут в своем ожидании. Он намеревался отступить, но боясь тесноты ворот, послал приказание сыну своему Гелену, оставленному с большей силой вне города, ломать стену и защищать отступающее войско, если неприятель будет его беспокоить. Вестник от поспешности и тревоги пересказал повеление весьма темно; Гелен, по ошибке взяв остальных слонов и отборнейших воинов, вступил в город воротами, с намерением подать отцу своему помощь. Пирр уже отступал. Пока на площади пространство позволяло ему поворачиваться и сражаться, он отражал наступавших неприятелей. Но, будучи с площади вытеснен в узкую улицу, ведущую к воротам, он сходился с теми, кто шел к нему на помощь с противной стороны; он приказывал им отступить, но одни его не слушали, а другие, хотя охотно бы сие исполнили, однако не пропускали их те, кто за ними шел в ворота; сверх того самый больший из слонов упал поперек ворот, рыкал страшно и препятствовал пройти отступавшим. Другой слон из тех, кто вошел прежде и которого называли Никоном, искал своего вожатого, который упал от полученных ран, дабы поднять его, и, несясь в противную отступающим сторону, опрокидывал равно как своих, так и неприятелей, которые падали одни на других; наконец он нашел вожатого своего мертвым, поднял его хоботом и, держа его на клыках, поворотил назад и, придя от того в бешенство, опрокидывал и убивал тех, кто ему попадался. Таким образом, все теснились и давили друг друга; никто не мог действовать поодиночке, но как будто бы все множество составляло одно связанное тело, наклонялось то в одну, то в другую сторону. Воины мало сражались с теми, кто их удерживал или настигал сзади; они сами себе причиняли великий вред. Извлекши однажды меч или наклонив копье, не было более возможности ни меча вложить в ножны, ни копья поднять; оружие поражало кого придется. Таким образом, люди гибли от руки своих товарищей.
