Когда же Алкивиад отплыл с Самоса в Фокею* и вручил, в свое отсутствие, управление флотом кормчему Антиоху, то сей наместник его, как будто бы ругаясь над Лисандром, для показания ему своей смелости, приблизился с двумя триерами в Эфесскую гавань и с шумом, с хохотом проплыл гордо мимо кораблей лакедемонских. Лисандр, негодуя, пустился в море и сперва с немногими кораблями погнался за Антиохом, но видя, что афиняне ему помогали, вывел он и другие корабли; наконец флоты сошлись, и сражение началось. Лисандр одержал победу, взял пятнадцать триер и воздвиг трофей. Народ афинский, разгневавшись за это поражение на Алкивиада, лишил его военачальства. Воины, бывшие на Самосе, поносили его и оказывали ему презрение. Алкивиад оставил стан и отплыл в Херсонес. Хотя это сражение само по себе неважно; однако счастье сделало оное славным, по причине изгнания Алкивиада из отечества.
Лисандр, призывая к себе в Эфес из разных городов тех граждан, которые превышали других смелостью и духом своим, поощрял их к введению новых перемен и того малоначалия, которое установлено им впоследствии. Он увещевал их объединяться в тайные общества, обращать внимание на общественные дела, уверяя, что, с низложением афинского владычества, они освободятся от народоправления и будут иметь в отечествах своих верховную власть; он показал им на деле истину слов своих. Всех, сделавшихся его друзьями, он возводил к могуществу, к почестям, к полководству; потворствовал им, принимал участие в их несправедливостях и проступках. Таким образом все они были к нему привержены, уважали его, старались ему угождать, надеясь, что пока он будет начальствовать, то все их желания исполнятся. По этой причине с самого начала было им неприятно прибытие Калликратида*, назначенного преемником Лисандру в предводительстве над флотом. Даже и впоследствии, когда по данным от Калликратида опытам, видели в нем лучшего и справедливейшего человека, не были они довольны его управлением, которое было просто, справедливо и отправляемо так, как свойственно дорийцу. Они удивлялись его добродетелям так, как удивляются красоте кумира, представляющего героя, но желали ревности и усердия Лисандра к друзьям и пользы, от него получаемой, так что при отправлении его они по нем унывали и плакали.
Лисандр еще более старался усилить в них неудовольствие к Калликратиду. Оставшееся количество денег, данных ему от Кира на содержание флота, отослал он обратно в Сарды, сказав Калликратиду, чтобы он сам, если хочет, выпросил у Кира деньги и принял меры свои к содержанию воинов. Наконец, отправляясь из Эфеса, объявил ему при всех, что он предает ему флот спартанский, обладающий морями. Дабы обнаружить столь пустое и надменное честолюбие Лисандра, Калликратид отвечал ему: «Когда это так, то повороти налево к Самосу, направь путь свой к Милету и там сдай мне начальство над флотом. Если мы владеем морями, то нечего нам бояться неприятелей, проезжая мимо Самоса». Лисандр ответил на это, что уже начальствует не он, а Калликратид, и отплыл в Пелопоннес, оставя его в великом недоумении. Калликратид не привез с собою денег из отечества и не мог решиться наложить подати и употреблять насилие против городов, которые и без того были в дурном состоянии. Оставалось ему отправиться к дверям царских сатрапов и, подобно Лисандру, просить их помощи. Но к этому был совершенно неспособен сей благородный и высоких чувств исполненный муж, который думал, что грекам приличнее сто раз быть побежденными от греков, нежели прибегать к варварам и льстить тем, у которых только много золота, а более ничего хорошего. Однако недостаток в деньгах заставил его ехать в Лидию. По прибытии своем в Сарды пошел он прямо в дом Кира и велел ему сказать, что Калликратид, начальник флота, хочет с ним говорить. Некто из стражей сказал ему: «Киру теперь некогда, чужестранец; он пьет». На это Калликратид с великим простосердечием отвечал ему: «Нет нужды, я подожду здесь, пока он допьет». Этот ответ заставил предстоявших почесть его простаком. Он был ими осмеян и удалился. Придя в другой раз и не будучи впущен, осердился и отправился обратно в Эфес, проклиная тех, кто первыми претерпели от варваров унижение и приучили их гордиться своим богатством. Он клялся в присутствии предстоявших употребить, по возвращении своем в Спарту, все средства к примирению греков между собой, дабы они сами сделались варварам страшными и перестали иметь нужду в чужой силе, которую употребляли одни против других.
Таковы были Калликратидовы намерения, достойные Лакедемона! Сравнившись с величайшими мужами Греции справедливостью, великодушием и мужеством, вскоре после того он погиб, претерпев поражение в морском бою при Аргинусах.
Дела приходили в дурное состояние, и союзные города отправили в Спарту посольство с прошением, чтобы начальство над войском поручено было Лисандру, обещая со своей стороны оказать большое усердие и ревность, если он будет предводительствовать. Кир требовал того же самого. Но так как законом не позволялось, чтобы один и тот же человек мог два раза начальствовать, а лакедемоняне же хотели исполнить желание союзников, то дали некоему Араку имя предводителя, а Лисандра выслали под именем наместника, в самом же деле полномочным начальником надо всеми. Управлявшие городами и имевшие в них силу давно этого желали и приняли Лисандра с великой радостью. Они надеялись с помощью его еще более усилиться и совершенно уничтожить власть народную. Но те, кто в полководцах любил благородную простоту и прямодушие, сравнивая Лисандра с Калликратидом, находил, что он был пронырлив, хитер и что употреблял в войне разнообразные обманы. Он превозносил справедливость, когда находил в ней пользу; в противном же случае почитал позволительным и приличным все то, в чем находил свои выгоды. Он думал, что истина не по существу своему предпочтительнее лжи, но полагал ей цену смотря по пользе, какую из нее извлечь можно. Он смеялся над теми, кто твердил, что не прилично Геракловым потомкам в войне употреблять обман, и отвечал, что когда львиной кожи недостает, должно пришивать к ней лисью.
Поступки его в Милете соответствуют этим правилам. Когда друзья его, которым обещал уничтожить народное правление и изгнать из города противников их, переменили мысли и примирились с теми, с которыми были в раздоре, то Лисандр явно притворялся, что это для него было весьма приятно и старался, будто бы сам их примирит, а в то самое время тайно их порицал, называл робкими и побуждал напасть на народ. Заметя, что возмущение уже начиналось, он поспешал к ним на помощь, вошел в город, грозил словами первым, попадавшимся ему навстречу возмутителям и изъявлял им гнев, как бы он хотел их наказать. Между тем других ободрял, уверял их, что нечего опасаться в его присутствии. Он притворялся и употреблял хитрость, желая, чтобы более приверженные к народу и сильнейшие жители не убежали, но остались бы в городе и были преданы смерти. Это в самом деле и случилось. Все те, кто ему поверил, были умерщвлены*. Андроклид упоминает о словах Лисандра, которые показывают, как легко он давал клятвы. По его мнению, детей должно обманывать бросаньем костей, а взрослых клятвами. Лисандру, как полководцу, было непристойно следовать тиранну Поликрату Самосскому*. Притом лакедемонянам несвойственно поступать с богами как с неприятелями, и даже презрительнее того, ибо кто, преступая свою клятву, обманывает, тот признается, что боится своего неприятеля, а бога презирает.
