Сперва вознамерился он убедить в своей правоте сограждан и твердил наизусть речь об этом предмете, сочиненную Клеоном Галикарнасским. Но видя, что столь необычайная и великая перемена имеет нужду в сильнейшей помощи, поднял, как говорят в трагедии, машину против своих сограждан, начал составлять и сочинять прорицания и пифийские предсказания. Он был уверен, что красноречие Клеона не принесет ему никакой пользы, если не предуготовить своих сограждан, не сделает их наперед покорными и не поразит их души страхом к богам и суеверием. Эфор пишет, что он хотел подкупить пифию и склонить додонских жриц к своим мыслям через Ферекла, но не имел в том успеха. После того отправился в храм Аммона и давал тамошним прорицателям много денег, но они отвергли с негодованием его подарки и отправили в Спарту посланников для принесения жалобы на Лисандра. Однако он был разрешен. Ливийские посланники, удаляясь из Спарты, сказали: «Спартанцы! Мы лучше вас будем судить, когда вы будете переселяться к нам в Ливию». (По некоему древнему прорицанию, они полагали, что лакедемоняне должны будут переселиться в Ливию.)
Я опишу здесь употребленные Лисандром к достижению цели своей замыслы и хитрые выдумки, которые не были маловажны и обыкновенны, но имели многие, твердые основания, подобно геометрической задаче, идущей к заключению трудными и запутанными доводами. Я последую повествованию знаменитого историка и философа.
В Понте была женщина, о которой говорили, что она беременна от Аполлона. Многие тому не верили; другие однако не пренебрегали этим слухом. Когда она родила мальчика, то некоторые из известных людей имели о нем попечение и старались о его воспитании. Ребенку по некой причине дано имя Силен. Лисандр принял за основу своих намерений это происшествие и на нем утверждал свои замыслы при помощи многих довольно значащих людей, которые содействовали ему в этой выдумке; они старались доказать истинным слух о происхождении младенца, не возбуждая подозрения о цели своей. Ими было принесено и распущено в Спарте из Дельфов другое изречение: будто бы в тайных книгах хранятся у жрецов весьма древние прорицания, которые не было позволено читать как только тому, кто в течение времени родится от Аполлона, подаст жрецам верные знаки своего рождения и получит от них книги, содержащие прорицания. Так было все предуготовлено. Надлежало уже, чтобы Силен прибыл в Дельфы и потребовал, как сын Аполлона, тайные прорицания. Содействующие жрецы должны были делать подробные о его происхождении разыскания и наконец, как бы уверившись в истине, показать ему писания, как сыну Аполлона. Силен тогда стал бы читать, в присутствии многих, прорицания, между прочими и то, для кого это было выдумано, касательно царского правления в Спарте; что для Лакедемона лучше и полезнее выбирать царей из числа многих отличнейших граждан. Уже Силен достиг известного возраста и приступил к делу, как Лисандр принужден был сойти со сцены; все дело испортила робость одного из действовавших лиц, которое, при самой развязке дела, потеряло бодрость и отступило от предприятия. Однако при жизни Лисандра ничего не обнаружилось; только после его смерти узнаны были его замыслы.
Он умер до возвращения из Азии Агесилая, бросившись в Беотийскую войну, или лучше сказать, ввергнув в оную Грецию, ибо дело это двояким образом описывается. Вину войны одни возлагают на него, другие на фиванцев, иные и на него и на них. Фиванцев обвиняют в том, что они в Авлиде раскидали с алтаря жертву*, и что Андроклид и Амфитей, будучи подкуплены деньгами царя персидского*, дабы возжечь в Греции войну против лакедемонян*, напали на фокейцев и ограбили их область. Касательно же Лисандра говорят, что он имел причину сердиться на фиванцев, которые одни из всех союзников присвоили себе десятую часть добычи, тогда как другие союзники ничего не требовали, и оказывали неудовольствие за то, что Лисандр послал деньги в Спарту. Более же всего Лисандр негодовал на фиванцев за то, что они первые подали афинянам помощь для освобождения себя от тридцати тираннов, которых поставил Лисандр, а лакедемоняне, дабы придать им силу и внушить к себе страх, определили, чтобы изгнанные афиняне были всюду захватываемы и приводимы к тридцати тираннам, и что объявляются врагами Спарты все те, кто будет удерживать приводящих их. Фиванцы напротив того сделали постановления весьма сходные и соответственные с поступками единоземцев своих Геракла и Диониса*; они объявили, что во всей Беотии всякий город и всякий дом будет открыт для афинян, имеющих нужду в защите, а кто афинскому изгнаннику, влекомому против воли его, не подаст помощи, тот должен платить пени один талант; что если кто через Беотию везет в Афины против тираннов оружия, то никому из фиванцев этого не видеть и не слышать. Не одни постановления их были столь человеколюбивые и просвещенному народу приличные; самые их поступки соответствовали сим постановлениям. Фрасибул и сообщники его, занявшие Филы, устремились из Фив, получив от фиванцев оружия и деньги и все пособия, нужные к сокрытию и приведению в действо своего предприятия. Таковы были причины, раздражившие Лисандра против фиванцев.
Будучи уже весьма склонен к гневу, по причине меланхолии, усиливавшейся в нем по мере приближения к старости, он поощрял эфоров послать против Фив войско, над которым сам принял начальство и выступил в поход; за ним выслан был и царь Павсаний с войском. Но Павсанию надлежало идти обходом через Киферон и вступить в Беотию. Лисандр с многочисленным войском шел к нему навстречу через Фокиду. Он завладел Орхоменом, которого жители предались ему добровольно, вступил в Ливадию и разграбил ее. Он послал к Павсанию письмо, чтобы он шел из Платеи для соединения с ним в Галиарте*, извещая его, что на рассвете дня он сам приступит к стенам Галиарта. Письмо это было передано фиванцам, ибо несший его было захвачен лазутчиками. Между тем афиняне пришли к ним на помощь; фиванцы поверили им хранение своего города, сами выступили в начале ночи и прибыли в Ариверт, предупредив несколько Лисандра, и частью вступили в город. Лисандр сперва хотел поставить войска на холме и дожидаться Павсания. Но с наступлением дня, не желая оставаться в бездействии, поднялся с войском, увещевал союзников и вел прямо на город фалангу свою, составляющую продолговатый четвероугольник. Фиванцы, остававшиеся вне города, обошли Галиарт слева и напали на тыл неприятеля при источнике, называемом Киссусой, в котором, как повествуют баснословы, кормилицы мыли Диониса после его рождения, ибо вода имеет цвет вина, хотя прозрачна и весьма приятна для вкуса; близ того места растут критские тростники. Жители Галиарта почитают все это доказательством пребывания в этом месте Радаманта и показывают его гроб, который называют гробом Алея. Памятник Алкмене* также стоит близ сего места. Говорят, что она была погребена здесь и что после смерти Амфитриона вышла замуж за Радаманта.
Фиванцы, находясь внутри города, были готовы к нападению вместе с галиартцами и пребывали вместе с галиартцами и пребывали спокойны. Но увидев Лисандра, приближающегося к стенам с передовым войском, вдруг отворили ворота городские, напали на него и умертвили вместе с прорицателем и другими немногими. Все другие большей частью отступили поспешно к фаланге. Но фиванцы преследовали их, напали на войско, разбили его и заставили бежать к холмам; неприятелей пало до тысячи человек. Из фиванцев погибли триста человек, которые погнались за неприятелями на крутые и крепкие места. Все они были обвиняемы в приверженности к лакедемонянам: желая оправдаться перед своими согражданами в падающем на них подозрении, не щадили они себя, преследуя неприятеля, и погибли.
