Марк Лукулл, один из полководцев, подчиненных Сулле, предводительствуя шестнадцатью когортами, устроился при Фиденции* против пятидесяти неприятельских когорт. Он был уверен в отважности своих воинов, но как большая часть их была безоружна, то он медлил напасть на противников. Между тем как он размышлял, что ему делать, с ближайшего луга повеял приятный ветерок, несший на войско множество цветов, которыми осыпал их. Цветы сами собою падали и останавливались на бронях и щитах воинов, так что они неприятелям казались увенчанными. Это обстоятельство умножило их храбрость. Они напали на противников, победили, умертвили восемнадцать тысяч их и завладели станом. Этот Лукулл есть брат того, который в последствии победил Митридата и Тиграна.
Сулла, видя себя окруженным со всех сторон многими и многочисленными неприятельскими войсками, употреблял против них то силу, то обман. Он предложил Сципиону, одному из консулов, вступить с ним в переговоры. Сципион на то согласился. Они несколько раз имели свидание и переговоры. Сулла всегда находил разные отговорки и предлоги, а между тем посредством воинов своих, которые во всяких хитростях и обманах были столько же искусны, как и полководцы их, развратил войско Сципиона. Они вступали в стан противников, смешивались с ними; одних привлекали тотчас деньгами, других обещаниями; иных уловляли лестью и убеждением; и так, наконец, Сулла с двадцатью когортами приблизился к ним, и воины его приветствовали Сципионовых, те ответствовали на их приветствие и пошли к ним, а Сципион остался один в своем шатре, но был потом отпущен. Таким образом, Сулла двадцатью когортами, как ручными птицами, переманив в свои сети сорок когорт, погнал всех в свой стан. По этой причине Карбон говаривал, что, сражаясь со львом и с лисицей, гнездящимися в душе Суллы, более претерпевал от лисицы.
После этого происшествия Марий, имевший под начальством своим при Сигнии восемьдесят пять когорт*, вызывал Суллу к сражению. Этот полководец чрезвычайно желал в тот день сразиться, ибо увидел во сне следующее: казалось ему, что старший Марий, задолго перед тем умерший, советовал сыну своему Марию беречься наступающего дня, который нанесет ему величайшее несчастье. Это сновидение умножило бодрость Суллы. Он звал к себе Долабеллу, который имел свой стан в некотором от него отдалении. Неприятели заняли дороги и препятствовали их соединению. Воины Суллы, сражаясь с ними и пролагая себе с боем путь, приведены были в изнеможение. Сильный дождь, во время работы их продолжавшийся, еще более изнурил их. Начальники рот приступали к Сулле и просили его отложить битву и в то самое время показывали ему воинов, бросившихся на землю от усталости и отдыхавших на щитах своих. Сулла, против желания своего, позволил им отдохнуть и дал приказание остановиться. Едва начали они окапываться, как Марий верхом, впереди войска, выступил горделиво, с надеждой рассеять их, нападая на них в таком беспорядке и тревоге. Тогда-то божество совершило ночное видение Суллы. Воины его воспылали гневом против Мария. Они оставили свою работу, воткнули копья в вал, обнажили мечи, воскликнули все вместе – и вступили в бой. Недолго неприятели могли выдержать их стремление. Они были разбиты с великим кровопролитием. Марий убежал в Пренесте*, но нашел городские ворота запертыми. Со стены спущена была веревка, которой он обвязал себя и был поднят вверх. Однако некоторые, между прочими и Фенестелла*, уверяют, что Марий не знал о происходившем сражении, но что, отягченный трудами и долгим бодрствованием, лег на землю под тенью, когда дан был к битве знак, позволил сну обладать собою и насилу проснулся тогда, когда уже войско его бежало. Сулла говорит, что в этом сражении он потерял только двадцать три человека; что умертвил двадцать тысяч неприятелей и в плен взял восемь тысяч. Другие полководцы, как-то: Помпей, Красс, Метелл и Сервилий, имели такие же успехи. С малыми трудами, или без всякого труда, истребили они многочисленные силы своих противников до того, что Карбон, начальник стороны противников, ночью убежал из своего войска и отплыл в Ливию*.
Но в последнем деле самнит Телезин, подобно свежему борцу, нападающему на борца изнеможенного, едва не опрокинул Суллы и не поверг на землю перед воротами самого Рима. Телезин спешил к Пренесте вместе с луканцем Лампонием, дабы вырвать Мария из осады. Узнав, что Сулла идет на него спереди, а Помпей преследует его с тылу, не будучи в состоянии идти ни вперед ни назад, сей великий и опытный в великих военных действиях воитель, поднявшись ночью со всею своей силою, пошел прямо к Риму и едва не ворвался в оный, найдя его без стражей. Он поставил стан свой за десять стадиев от Коллинских ворот, возносясь надеждой и гордясь тем, что обманул многих и великих полководцев. На рассвете дня выступила против него конница, состоявшая из знаменитейших юношей. Телезин умертвил многих, и между прочими Аппия Клавдия, благородного и храброго человека. Город был в тревоге, женщины издавали жалобные крики, все бегали взад и вперед, как будто бы Рим был взят приступом; вдруг увидели опрометью скачущего Бальба, посланного Суллой на помощь городу с семьюстами человек конницы. Бальб остановился, дабы дать время отдохнуть своим лошадям, и потом, взнуздав их, поспешно устремился на неприятеля. Между тем показался и Сулла. Он приказал передовым своим завтракать; потом устроил их в боевой порядок. Долабелла и Торкват всеми средствами старались удержать Суллу от нападения и не допускали его, с утомленным войском, подвергаться крайней опасности; они представляли ему, что с ним воюют не Карбон и Марий, но самниты и луканцы, племена самые воинственные и враждебные Риму. Сулла отверг их советы, велел затрубить в трубы, в знак нападения. Тогда уже было около десяти часов. Сражение было самое жестокое. Правое крыло, предводимое Крассом, одержало блистательную победу, но левое находилось в опасном и трудном состоянии. Сулла поспешил ему на помощь на белой лошади, быстрой и горячей. По ней два ратника противной стороны узнали Суллу, и уже подняли руки, чтобы пустить на него свои копья. Сулла сего не приметил, но его конюший ударил плетью лошадь, которая отскочила на столько, что копья упали близ хвоста ее и воткнулись в землю. Говорят, что Сулла имел всегда при себе малый золотой кумир Аполлона из Дельф, который в сражениях носил всегда за пазухой. В то время целовал он сей кумир, говоря: «О, Аполлон Пифийский! Ужели ты, подняв такими подвигами на высоту величия и славы счастливого Суллу Корнелия, здесь, перед вратами отечества, куда ты привел его, покинешь, дабы он со стыдом погиб вместе со своими согражданами?» Принеся сие моление, одних из воинов просил, другим грозил, иных стыдил. Но наконец левое крыло было разбито, и Сулла, смешавшись в толпу бегущих, ускакал в свой стан, потеряв многих из друзей своих. Немалое число жителей, вышедших из города, дабы быть зрителями битвы, были растоптаны и погибли. Рим почитал судьбу свою решенной. Осада Пренесты не была снята. Многие побежали с места сражения к осаждавшим и советовали Лукрецию Офелле, который держал город в осаде, отступить немедленно, ибо Сулладе погиб и неприятели завладели Римом.
Однако в самую глубокую ночь пришли в стан Суллы воины Красса, которые просили ужина для него и для его воинов. Красс, победив неприятеля, преследовал его до Антемны* и там остановился. Сулла, узнав это и известившись, что большая часть неприятелей погибла, пришел на рассвете дня в Антемну. Три тысячи неприятельских воинов послали просить у него пощады. Сулла обещал им безопасность, если они придут к нему, сделав его неприятелям какое-либо зло. Они поверили обещанию и напали на других воинов. В сражении пало много тех и других. Несмотря на это, Сулла как этих воинов, так и других оставшихся, до шести тысяч человек, собрал в цирке, а сам созвал сенаторов на заседание в храм Беллоны. И в то самое время, как он начала говорить речь, приставленные от него воины умерщвляли этих шести тысяч. Жалобный крик такого множества поражаемых в тесном месте, как легко понять можно, простирался до храма. Сенаторы приведены были в изумление. Но Сулла со спокойным лицом просил их слушать с вниманием слова его и не любопытствовать о том, что вне происходит, ибо по его приказанию проучивают некоторых дурных людей*.