Между тем как это происходило, Гирод заключил мир с Артабазом Армянским, царем, который сестру свою обручил за сына его Пакора. Они проводили время в пиршествах и забавах, в продолжении которых даваемы были греческие представления. Гирод довольно хорошо знал греческий язык и греческую словесность, а Артабаз сочинял трагедии, повести и истории, некоторые из них и поныне существуют. Когда прислана была Крассова голова, то столы уже были сняты и актер, по имени Ясон из Тралл*, представлял лицо Агавы в Еврипидовой трагедии «Вакханки». Зрители изъявляли ему одобрение. Силлак вошел в столовую, поклонился и показал Крассову голову. Парфяне изъявляли радость свою громкими криками и рукоплесканиями; служители, по приказанию царя, посадили Силлака, а Ясон, передав одному из плясателей наряд Пенфея, взял ее и в исступлении и восторге пел песню*:
Зверь драгоценный,
Горню ловитву
Ныне влечем мы в чертог.
Игра эта веселила зрителей; когда же петы были следующие стихи, в которых один хор вопрошает, а другой отвечает:
«Кем пораженный?»
«Подвиг то мой!» —
то Эксатр, который был в числе пиршествовавших, вскочил и вырвал у Ясона голову, как бы эту песню приличнее было петь ему, нежели другому. Царь был в восхищении, он сделал Эксатру подарок, по обычаям своей земли, а Ясону дал талант. Эта была последняя сцена Крассова похода, столь похожего на трагедию.
Зверство Гирода и клятвопреступление Сурены получили достойное наказание. По прошествии малого времени Гирод умертвил Сурену, завидуя славе его. Он потерял сына своего Пакора*, побежденного римлянами в сражении, и впал в болезнь, перешедшую в водянку; Фраат*, другой сын его, дал ему аканиту, но так как болезнь приняла в себя яд, который вместе с водой отделился от тела, и Гирод получил от того облегчение, то Фраат употребил кратчайший способ, он удушил его.
Сравнение Никия с Крассом
Сравнивая, во-первых, богатство Никия с богатством Красса, мы находим, что средства, которыми первый приобретал его, невиннее, хотя, впрочем, нельзя одобрить копания руд, которое большей частью производится работниками, осужденными за свои злодеяния, или варварами, скованными и погибающими в подземельях от заразительного и зловредного воздуха, но если сравнить этот способ обогащения с покупкой отобранных и проданных Суллой имуществ и с барышами, получаемыми от пожаров, то первый способ позволительнее. Красс занимался явно этим родом промысла, как будто бы земледелием, или отдачей денег в рост. В проступках, в которых он был изобличен и в которых должен был оправдываться, а именно в том, будто бы он за деньги говорил речи в сенате, грабил союзников, заискивал перед женщинами и скрывал порочных людей: в этих проступках Никий и ложно не был обвиняем. Он был только осмеиваем за то, что расточал из робости деньги свои доносчикам, поступок, который конечно не был бы приличен Периклу или Алкивиаду, но необходимый для него по причине природного его малодушия. Ликург, народный оратор, впоследствии подобным поступком гордился еще перед афинянами. Когда обвиняли его в подкуплении одного доносчика, то он сказал: «Я рад, что управляя столько лет делами республики, прежде изобличен в том, что даю, нежели в том, что беру».
Что касается до издержек, то издержки Никия обнаруживают более политическое благоразумие, которое оказывал он, украшая приношениями храмы, управляя гимнасиями, давая народу зрелища, но все имущество Никия и все то, что он издержал, составляло малую только часть того, что Красс употребил, угостив столько тысяч человек вместе, которым потом дал на некоторое время хлеб. Кто не знает, что порок есть некоторая неправильность, некоторая несообразность в нравах, тот, без сомнения, удивится, видя, что те, кто непохвально приобретает богатство, расточает его без всякой пользы.
Обратимся к гражданскому их управлению. В Никие не замечаем мы ни пронырства, ни несправедливости, ни насильства, ни дерзких поступков; он был обманываем Алкивиадом и являлся народу с робостью, но Красса слишком обвиняют в низких поступках и в неверности по причине непостоянства его как в дружбе, так и во вражде. Он сам признавался, что достиг консульства насильственными поступками, наняв людей, которым надлежало нанести убийственные руки на Катона и на Домиция. При собрании голосов о назначении провинций, многие в народе были ранены и четыре человека убито; сам Красс, ударив кулаком в лицо Луция Анния, сенатора, который ему противился, выгнал его из собрания окровавленного. Поступки эти, без сомнения, насильственны и своевольны. С другой стороны, пугливость Никия, робость, уступчивость бесчестнейшим людям достойны величайшего порицания. В подобных случаях Красс имел высокий и смелый дух, хотя надлежало ему состязаться не с Клеонами и не с Гиперболами, но со славою Цезаря и с тремя Помпеевыми триумфами; он не уступал им, но поднялся наравне с ними и достоинством цензорской власти превзошел и Помпея. В великих делах должно смотреть не на то, что может возбудить зависть, но на то, что приносит славу, и величием могущества подавляет зависть. Если же всего более любить безопасность и спокойствие; если боишься на форуме Алкивиада, в Пилосе – лакедемонян, Пердикку – во Фракии, то много мест спокойных, где можешь жить, далеко от шума и забот, сплетая себе венец спокойствия, как говорят некоторые мудрецы. Подлинно любовь к миру была страсть божественная, а пресечение войны, поступок, достойный просвещеннейшего грека. В этом отношении нельзя сравнить Никия с Крассом, хотя бы тот Каспийское море или Индийский океан поставил пределами римской державы.
Управляющий республикой, хранящей еще чувства добродетели, превышающий других силой не должен давать места дурным людям; ни власти тем, кто не имеет к тому способности; ни веры тем, кому никто не верит. Никий сделал в том ошибку и ничего не значащего Клеона, площадного и бесстыдного крикуна, возвысил до военачальства. Я не хвалю Красса, который в войне со Спартаком спешил сразиться скорее, нежели сколько требовало благоразумие, страшась из честолюбия, чтобы приближавшийся Помпей не отнял у него славы так, как Муммий отнял Коринф у Метелла, но поступок Никия вовсе странен и непростителен. Он не уступил противнику своему чести и власти, с которыми были сопряжены верные надежды и легкие успехи, но, предвидя в предводительстве великие опасности, дабы себя привести в безопасность, он изменил общественной пользе. Напротив того, Фемистокл, во время войны с персами боясь, чтобы человек неспособный и безрассудный не получил начальства и не погубил республики, склонил его деньгами отказаться от предводительства; и Катон, видя Рим обуреваемым и отечество в великой опасности, для его спасения домогался трибунства. Но тот, кто бережет свое военное искусство для борьбы лишь против Минои, против Киферы и против несчастных мелосцев, а когда надлежит сражаться с лакедемонянами, снимает доспехи и вручает наглому, неопытному Клеону корабли, оружия, войско и предводительство, требующее великого искусства, тот губит не славу свою, но безопасность и спасение отечества. И для того Никий впоследствии принужден был воевать с сиракузянами, ибо всем казалось, что он лишает Афин важного завоевания из лени и слабости, а не потому, чтобы он это почитал бесполезным для общества.
