Впрочем, доказательством великих его достоинств может служить то, что, хотя он не желал вести войну, хотя избегал военачальства, но афиняне не переставали его выбирать, как искуснейшего и отличнейшего полководца. Крассу, напротив того, при всегдашнем его желании военачальствовать, не удалось вести другой войны, кроме так называемой невольнической, и то по необходимости, в отсутствии Помпея, Метелла и двух Лукуллов, несмотря на то, что он в то время был в великом у всех уважении и имел великую силу, но, по-видимому, и почитатели его думали о нем, как говорит комик, что он ко всему способен, но только не к оружиям. Но это способность ко всему не помогла римлянам; властолюбие и честолюбие его одержали верх над ними. Афиняне выслали Никия в поход против его воли, а Красс вывел на поле брани римлян против их воли. Один вверг в беду республику; другой ею ввержен в погибель.
В этих поступках Никий более достоин похвалы, нежели Красс порицания. Один, действуя с опытностью и благоразумием истинного полководца, не был обманут надеждами сограждан своих; он отказался от покорения Сицилии и отверг это предприятие, другой, устремившись к войне парфянской как делу легкому, проступился, предприняв великие подвиги. В то время, когда Цезарь на западе покорял кельтов, германцев и Британию, он обратился к востоку, желая дойти до Индийского моря и довершить покорение Азии, к чему стремился Помпей и чего искал Лукулл, мужи, которых все почитали добрыми и благомыслящими, хотя они вступили в то же поприще, в какое вступил Красс, и имели то же намерение. Сенат также противился, когда Помпею дано было военачальство в Азии и когда Цезарь разбил триста тысяч германцев. Тогда Катон советовал римлянам выдать этого полководца побежденным и на него обратить гнев богов за клятвопреступный его поступок, но народ, не внимая Катону, приносил жертвы в продолжении пятнадцати дней за эту победу и предавался веселью. Сколь велика была бы радость его и сколько дней стал бы он приносить жертвы, когда бы Красс писал из Вавилона, что он одержал победу, и когда бы потом прошел Мидию, Персиду, Гирканию, Сузы, Бактры, сделал их римскими провинциями! Если должно тебе делать зло, говорит Еврипид, если не можешь быть покойным и не умеешь пользоваться настоящими благами*, то не разоряй Скандию и Менду*, но лови бегущих эгинцев, которые, подобно птицам, оставив свое жилище, скрывались в чужой земле; цени высоко несправедливость; нелегко и не за малые выгоды изменяй справедливости. Те, кто хвалит поход Александра и осуждают предприятие Красса, поступают несправедливо, судят о начале по одним только последствиям.
В самых действиях военных Никий оказал знаменитые подвиги; во многих сражениях победил он врагов и едва не овладел Сиракузами. Не ему одному должно приписать неудачу: зараза и самая зависть его сограждан были отчасти виной оной. Но Красс сделал столько ошибок, что не позволил и счастью оказать ему какую-либо услугу. Должно удивляться безрассудству его; оно не было побеждено парфянскою силою; оно победило самое счастье римлян. Поскольку же один никогда не пренебрегал прорицаниями, а другой все презирал, и оба равно погибли, то трудно решить, что вернее и безопаснее. Впрочем, простительно ошибаться из осторожности и уважения к древним мнениям и обычаям, нежели из дерзости и пренебрежения к ним.
Наконец, смерть Красса не столь достойна порицания; он не предал себя, не был связан, не был обманут, но уступил просьбе друзей своих и клятве врагов, но Никий, надеясь на постыдное и бесславное спасение, предал себя врагам и сделал смерть свою еще более постыдной.
Серторий и Эвмен
Серторий
Неудивительно, может быть, что в бесконечном пространстве времен при многообразных переворотах счастья случай часто производит одни и те же происшествия. Определено ли количество предметов? Счастье в обилии общества находит богатый источник к произведению одинаковых действий. Из определенного ли какого-либо числа сплетены происшествия? Необходимо нужно, чтобы часто случались одни и те же, ибо проистекают от одинаковых причин. Некоторые охотно делают эти замечания и собирают из истории или из преданий те случайные происшествия, которые кажутся произведением рассудка и намерения. Так, например: двое было известных Аттисов, один сириец, а другой аркадянин*, и оба умерщвлены вепрями. Двое было Актеонов, и оба растерзаны, один своим псами, а другой приятелями*. Двое было Сципионов: один победил карфагенян, а другой совершенно истребил их. Илион взят в первый раз Гераклом посредством Лаомедонтовых коней; во второй раз Агамемноном, посредством так называемого деревянного коня, и, наконец, в третий раз Харидемом, когда конь ворвался в этот город и жители не успели запереть городские ворота. Два города имеют имена благовонных растений: Хиос и Смирна*; в одном, говорят, Гомер родился, а в другом умер. К этим замечаниям прибавим и следующее: самые воинственные полководцы, произведшие великие дела хитростью и силой ума своего, были одноокие. Таковы Филипп, Антигон, Ганнибал и Серторий, жизнь которого описываю. Он был воздержнее Филиппа в отношении к женщинам, вернее Антигона к друзьям, снисходительнее Ганнибала к неприятелям; разумом не уступал никому из них, но превзошел всех их своими несчастьями, ибо судьба преследовала его более явных врагов. Но он сравнялся военной опытностью с Метеллом, смелостью – с Помпеем, а удачливостью – с Суллой. Будучи изгнанником и пришельцем, предводительствуя варварами, он противополагал силу свою могуществу Рима.
С ним можно сравнить, в особенности из греческих полководцев, Эвмена Кардийского. И тот и другой имели способности начальствовать и воинские хитрости; оба они изгнаны были из своих отечеств и предводительствовали иноплеменными; обоих смерть была насильственна; оба убиты вероломством тех, с кем побеждали врагов.
Квинт Серторий, уроженец сабинского города Нурсия*, был не низкого происхождения. Лишившись отца, он получил пристойное воспитание от матери своей, оставшейся вдовой, и потому имел к ней чрезвычайную любовь. Она звалась Реей. Серторий довольно упражнялся в судебном красноречии, которое еще в молодости его доставляло уже ему в городе некоторую силу, но блистательные дела его и успехи на войне обратили к этому предмету все его честолюбие.
При вторжении в Галлию кимвров и тевтонов Серторий находился в войске под предводительством Цепиона*. Римляне тогда сразились неудачно и были разбиты; под Серторием убита лошадь; он был изранен, но переплыл Родан в броне и со щитом, несмотря на быстроту этой реки. Столько был он крепок телом и столько приучил себя переносить труды упражнениями. При вторичном нашествии на Галлию тех же народов с великими силами и страшными угрозами, когда почиталось весьма трудным заставить воинов не покидать своих мест и повиноваться полководцу, Марий предводительствовал войском, а Серторий был соглядатаем. Он запасся галльским платьем, выучил самые употребляющиеся слова галльского языка, дабы при случае можно было ему несколько говорить, и вмешался в войско варваров. Увидев своими глазами и разведав от других все то, в чем имел нужду, он возвратился к Марию и получил от него должную награду. Во все продолжение этой войны он оказал во многих случаях благоразумие и смелость, которыми приобрел славу и заслужил доверие полководца.
