По окончании войны с кимврами и тевтонами он послан был в Иберию военным трибуном при преторе Дидии и остановился зимовать в кельтиберийском городе Кастулоне*. Воины, живя в роскоши, проводили время в пьянстве и поступали нагло с жителями, варвары пренебрегали ими и, послав ночью просить подкрепления у соседей своих истургийцев, вступили в дома римлян и многих умертвили. Серторий, вырвавшись с немногими и собирая тех, кто выбегал из домов, обошел город. Он нашел отворенными ворота, в которые тайно вступили варвары. Он не оставил этих ворот в таковом положении, но приставил к ним стражу, занял город со всех сторон и предал смерти всех взрослых жителей. После того велел воинам, вместо своего платья и оружия, надеть платье и взять оружие варваров и идти к городу, откуда были высланы те, кто ночью напал на римлян. Варвары, видя эти оружия, были обмануты. Серторий поймал многих жителей, которые вышли в надежде встретить друзей и сограждан своих после благополучного успеха. По этой причине большая часть из них на месте умерщвлена была римлянами; другие предали себя победителю и были им проданы.
Эти события прославили Сертория в Иберии. По возвращении своем в Рим он был назначен квестором Галлии, лежащей при реке Паду, и это было очень кстати. Уже начиналась Марсийская война*; Серторию дано было приказание набирать воинов и готовить оружия. Старание его и скорость в исполнении препоручения, в сравнении с медленностью и нерадением других молодых людей, приобрели ему славу человека, подающего надежду на его будущую деятельность. Достигнув достоинства полководца, он не оставил смелость, приличную простому воину. Он производил удивительные дела собственными руками; подвергал себя великим опасностям, не щадя жизни своей, и это было причиной того, что он лишился одного глаза. Этой потерей он гордился и говорил: «Другие не всегда могут носить на себе знаки отличных дел своих; они должны слагать венцы, брони и копья; знаки моей храбрости всегда при мне; кто видит мою потерю, тот в то же время видит и мое мужество». Народ римский оказал ему приличные почести. При вступлении его в театр он принят был с такими рукоплесканиями и похвалами, каких нескоро удостаивались старейшие и славнейшие полководцы, но когда он домогался трибунства, то не имел в том удачи из-за происков Суллы, вот причина ненависти его к Сулле.
Когда Марий, побежденный Суллой, предался бегству, и когда Сулла отправился на войну против Митридата, то один из консулов, Октавий, оставался твердым в привязанности к Сулле, а другой консул, Цинна, возбуждая новые беспокойства, хотел возвысить сторону Мария, которая была угнетена. Серторий пристал к последнему, видя, что Октавий действовал слабо и притом не доверял прежним друзьям Мария. Между двумя консулами произошло на форуме жаркое сражение. Октавий одержал верх; Цинна и Серторий убежали, потеряв не менее десяти тысяч человек. Невзирая на это, они успели склонить на свою сторону большую часть войск, рассеянных по Италии, и вскоре имели достаточные силы, с которыми могли сражаться с Октавием.
Между тем Марий прибыл из Ливии и хотел пристать к Цинне, как частное лицо к консулу. Все были согласны принять его, но Серторий тому противился, или думая, что Цинна менее станет уважать его, когда будет при нем находиться важнейший полководец, или боясь суровости Мария, который мог бы все расстроить и который по одержании победы воспылал бы беспредельной яростью. Серторий представлял Цинне, что при таких успехах им не много произвести оставалось, а если примут к себе Мария, то он всю славу и могущество присвоит себе, будучи человеком вероломным и таким, который неохотно разделяет с другими начальство. Цинна говорил Серторию: «Ты рассуждаешь основательно, но я стыжусь и не знаю средства, как удалить Мария, которого я сам призвал, дабы сделать его участником в своих действиях». – «Я думал, – сказал тогда Серторий, – что Марий сам прибыл в Италию, и потому я обращал внимание только на то, что для нас выгоднее, но тебе не прилично уже рассуждать, когда прибыл тот, кого ты сам призвал; тебе должно его принять и употребить; верность слова не оставляет места никаким рассуждениям». После этих слов Цинна принял к себе Мария. Войско было разделено на три части, которыми предводительствовали эти три мужа.
По окончании войны Цинна и Марий, удовлетворяя своей алчности и жестокости, доказывали римлянам, что бедствия войны были еще, так сказать, золото в сравнении с теми бедствиями, которые за войной следовали. Один Серторий, как говорят, не умертвил никого из гнева, не ругался ни над кем из побежденных. Он негодовал на Мария и старался смягчить суровость Цинны просьбами и частыми представлениями. Наконец, когда невольники, собранные Марием вместо воинов и употребляемые как телохранители его насильственной власти, сделались сильны и многочисленны и когда они частью злодействовали по приказанию Мария, частью сами поступали жестоко со своими господами, осрамляли их жен и детей, то Серторий, не могши уже сносить таковых насилий, велел всех их в одно время поразить в стане копьями. Число их простиралось до четырех тысяч.
Наконец Марий умер; вскоре был умерщвлен и Цинна*. Молодой Марий принял консульство против воли Сертория и вопреки законам. Карбоны, Норбаны, Сципионы не были в состоянии противостать наступающему Сулле. С одной стороны, малодушие и нерадение полководцев, а с другой – предательство были причиной беспорядка. Серторий чувствовал, что при таком расстройстве дел и при худых мерах, приемлемых могущественнейшими гражданами, его присутствие было бесполезно. Тогда Сулла, расположившись станом близ Сципиона, лаская и обнадеживая его в заключении мира, развратил и отделил от него войско так, как Серторий предсказывал Сципиону. Итак, Серторий, отчаявшись спасти Рим, поспешно удалился в Иберию, с намерением там утвердиться заблаговременно и приготовить убежище приятелям своим, из отечества изгоняемым. Суровая погода, постигшая его в местах гористых, принудила его платить пошлины и давать награждения варварам для свободного прохода. Спутники его негодовали и возмущались, что римский проконсул платил дань презренным варварам, но Серторий, не считая это унижением, говорил, что он покупает у варваров время, которое всего дороже для человека, стремящегося к делам важным. Он удовлетворил варваров деньгами и, продолжая поспешно путь свой, прибыл в Иберию. Он принял начальство над народами, сильными своим великим числом и множеством молодых людей, но не приверженными к республике по причине жадности и горделивых поступков посылаемых к ним преторов. Он привлекал к себе сильнейших ласковым обхождением, а простой народ уменьшением налогов. Он приобрел любовь их наиболее тем, что освободил их от постоев. Он заставил своих воинов построить шалаши на зиму в предместьях городов, и первый сам подавал к тому пример, живя в таком же шалаше. Впрочем, он не полагал своей надежды на приверженность к нему тамошних народов. Он вооружил молодых людей из римлян, переселившихся в Иберию, предпринял сооружение разного рода машин и строение кораблей и таким образом держал города в повиновении, показываясь кротким в мирных делах и страшным приготовлениями своими против неприятелей.
Получив известие, что Сулла овладел Римом и что сообщники Мария и Карбона разбиты, он ожидал, что послан будет и против него полководец с войсками. По этой причине он отрядил Ливия Салинатора с шестью тысячами пехоты для занятия Пиренейских гор. Вскоре был выслан Суллой Гай Анний, который, находя Ливия в неприступном положении, остановился у подножья гор, не зная, что предпринять, но некто Кальпурний, прозванием Ланарий, коварно умертвил Ливия; воины его оставили вершины Пиренеев, и Анний прошел свободно с многочисленными силами, обращая в бегство все то, что ему противилось. Серторий, не имея достаточных сил, убежал в Новый Карфаген* с тремя тысячами воинов; оттуда переправился через моря и пристал к берегам Ливии при Мавритании. Тамошние варвары напали на его воинов в то время, когда без всякой предосторожности они черпали воду, и многих побили; после того Серторий опять отплыл в Иберию, но, будучи оттуда отброшен, посадил он воинов своих на киликийские разбойничьи суда, пристал к острову Пифиуса, вышел на берег и прогнал охранное войско Анния. Вскоре прибыл туда и Анний со многими кораблями и пятью тысячами пехоты. Серторий решился дать ему сражение на море, хотя суда его были легки, более способны к быстрому плаванию, нежели к битвам. В то самое время поднялся сильный западный ветер, который, взволновав море, бросал суда его боками к каменистым берегам, по причине их легкости. Немного осталось у него судов; непогода не позволяла ему пуститься в море, а неприятели – пристать к земле; десять дней с великими усилиями боролся он со встречными ветрами и с волнующимся морем.
