Метелл был уже стар и предался наслаждениям и изнеженной жизни после многих и великих трудов. Он должен был теперь воевать с Серторием, исполненным юношеской бодрости, одаренным от природы удивительной телесной крепостью, быстротой и воздержанием. Серторий сохранял трезвость и тогда, когда ничем не был занят; довольствуясь малой и невкусной пищей, он привык переносить великие труды, долгие переходы, частое бодрствование. Он всегда блуждал по полям, в свободное время занимался охотой; отчего все проходимые и непроходимые местоположения сделались ему известными. Он знал, откуда вырваться, когда был преследуем, как обойти неприятеля, преследуя его. По этой причине Метелл, не вступая в сражение, терпел такие потери, каким подвергаются побежденные; между тем как Серторий, предаваясь бегству, пользовался всеми выгодами победителя. Он отрезал неприятелей от воды и не допускал их собирать запасы. Двигались ли они – он препятствовал им идти вперед. Останавливались ли – он принуждал их двинуться с места. Осаждали ли они других – он приводил их в осадное состояние, заставляя терпеть недостаток в необходимом. Воины Метелла были утомлены от трудов, и когда Серторий вызывал Метелла к единоборству, то они шумели и требовали, чтобы полководец сразился с полководцем, римлянин с римлянином. Они ругали его, когда он от того отказался. Метелл смеялся над ними, и хорошо делал, ибо полководец, как говорит Феофраст, должен умирать смертью полководца, а не простого воина.
Метелл знал, что лангобригийцы оказывали Серторию великую помощь и что город их можно было взять за неимением в нем воды, ибо в нем был только один колодец, а вода за стенами и в предместьях находилась во власти осаждающего. Он приступил к городу, полагая, что безводие заставит жителей сдаться после двухдневной осады. В этой надежде велел он воинам запастись хлебом не более, как на пять дней. Серторий быстро поспешил на помощь городу; он приказал наполнить водою две тысячи мехов, обещав довольно денег за каждый мех, доставленный жителям. Многие иберы и мавританцы к тому вызвались. Серторий, выбрав из них самых сильных и проворных, послал их горами в город с приказанием вручить жителям воду и вывести из города всех бесполезных людей, дабы вода достала надолго тем, кому надлежало защищать оный. Метелл узнал об этой хитрости Сертория и был весьма огорчен, ибо воины его истощили все свои припасы. Он послал Аквина с шестью тысячами войска для собирания запасов. Серторий, получив о том сведение, успел поставить засаду на дороге; Аквин уже возвращался, как вдруг с одной лесистой рытвины восстают три тысячи человек; Серторий сам нападает на Аквина спереди, обращает его в бегство, часть отряда его предает смерти, а другую берет в плен. Аквин, потеряв и оружия свои, и лошадь, возвратился к Метеллу, который должен был с позором отступить под насмешки иберов.
Серторий, возбуждая к себе удивление этими делами, приобрел любовь варваров тем, что римскими доспехами и устройством смягчил дикость и буйство их храбрости и превратил силу их из многочисленной разбойнической шайки в правильное войско. Употребляя с расточительностью золото и серебро, он украшал шлемы воинов, испещрял щиты, научил их носить цветные хламиды и хитоны и привязывал к себе, даря им уборы и способствуя исполнению их желаний. Более всего он приобрел их любовь своим отношением к детям. Он собрал детей знаменитейших людей разных народов в город Оску* и приставил к ним учителей, которые преподавали им греческую и римскую словесность. По существу эти дети были у него заложниками, а по видимости он старался их образовать, дабы они, достигши взрослых лет, приняли участие в правлении и военачальстве. Отцам было приятно видеть, что дети их ходили благопристойно в училища в плащах, обшитых пурпуром, что Серторий платил за них жалованье, часто наведывался об их успехах, раздавал награды достойнейшим и дарил им золотые ожерелья, которые римляне называют «буллы».
У иберов есть обычай, чтобы люди, окружающие полководца, умирали вместе с ним, когда он падет в сражении. Они называли таковую связь «Посвящением»*. Не многие из оруженосцев или друзей сопровождали других полководцев; за Серторием следовали многие тысячи людей, которые соединились с ним посвящением. Говорят, что когда при некотором городе Серторий был разбит и неприятели теснили его, то иберы, не радея о собственной жизни, думали только о спасении Сертория. Они поднимали его на свои плечи, передавали один другому; таким образом он внесен был на стену, и иберы только тогда начала разбегаться, когда полководец их был уже вне опасности.
Не только иберы, но и все военные люди, приезжавшие из Италии, были привержены к Серторию. Перперна Вентон, державшийся одной с ним стороны, прибыл в Иберию с великим богатством и важными силами, но решился вести войну с Метеллом самостоятельно. Воины его были весьма этим недовольны; они в стане говорили только о Сертории, к великой досаде Перперны, напыщенного родом своим и гордившегося великим богатством. Когда же получено было известие, что Помпей прошел Пиренейские горы, то воины Перперны взяли свои оружия, схватили знамена легионов и с великим шумом требовали от Перперны, чтобы он вел их к Серторию; в противном случае грозили оставить его и обратиться к человеку, который мог спасать и себя, и других. Перперна должен был им уступить; он присоединился к Серторию с пятьюдесятью тремя когортами.
Все народы, живущие за рекой Ибер*, присоединялись к нему; силы его был велики, ибо со всех сторон и беспрерывно стекались к нему воины. При всем том тревожили его неустройство и дерзость варваров, которые требовали, чтобы он вступил в сражение с неприятелем, и не терпели дальнейшей медленности. Серторий старался укротить их словами, но видя, что они были в неудовольствии и принуждали его сразиться не вовремя, дал им позволение вступить в дело с неприятелем. Он надеялся, что они, будучи не совсем поражены, но несколько побиты, будут впредь ему более послушными. Так и случилось. Серторий поспешил к ним на помощь, прикрыл их отступление и привел безопасно в стан. Между тем, желая несколько рассеять их уныние, по прошествии немногих дней собрал весь народ и велел привести двух лошадей, одну весьма слабую и старую, другую большую и сильную, у которой был прекрасный и густой хвост; к слабой приставил он великорослого и крепкого человека; к другой – человека малого роста и видом незначащего. По данному знаку великорослый схватил обеими руками хвост и тянул изо всей силы, как будто бы хотел его оторвать, между тем малорослый, стоя у крепкой лошади, вырывал волосы поодиночке. Первый, трудившись долго и бесполезно, возбудил всеобщий смех и наконец отстал от своего предприятия, а другой в короткое время и без малейшего усилия вырвал из хвоста все волосы. Тогда Серторий встал и сказал: «Союзники! Вы видите, что постоянство действеннее силы. Многие дела, которые нельзя произвести одним разом, уступают повторенному действию, ибо беспрерывное действие непреоборимо; с помощью его время превозмогает и сокрушает все силы; время вернейший союзник тех, кто выжидает удобного случая с благоразумием, и жесточайший враг тех, кто спешит произвести что-либо необдуманно». Этими выдумками Серторий часто утешал варваров и укрощал их в ожидании удобного времени.
Средство, которым он покорил харикитан*, заслужило удивление более других военных подвигов его. Народ поселен за рекою Тагон и не имеет ни городов, ни селений. Местом пребывания служит ему большая и высокая гора со многими пещерами и впадинами в скалах, обращенными к северу. Лежащая под горой страна состоит из земли глинистой и рыхлой, на которой не может утвердиться нога и которая, будучи несколько потоптана, рассыпается в прах, как пепел или известь. Жители этой горы при малейшей военной опасности скрывались в своих пещерах, собрав внутрь их свое имущество, и пребывали спокойными, почитая себя в них безопасными от всякого нападения. Некогда Серторий, отступая от Метелла, стал близ этой горы. Жители оказывали ему презрение, как побежденному. Серторий, будучи побужден гневом или желая показать, что не бежит от Метелла, рано поутру подъехали к горе и осмотрел оную. Найдя ее со всех сторон неприступной и будучи в унынии, он употреблял против жителей только пустые угрозы. Между тем заметил он, что ветер поднимал с земли большую пыль и нес ее вверх прямо к жителям горы. Пещеры, как я уже сказал, обращены к северу, а с севера дующий ветер, который называют кекием, восставая с влажных равнин и со снежных гор, бывает продолжительнее и сильнее других ветров того края. Это было в самой средине лета; ветер дул сильно; хотя питался он тающими северными льдами, но был весьма приятен и освещал днем жителей горы и стада их. Серторий, рассуждая сам с собою и слыша о том от жителей окрестных мест, приказал воинам своим отрывать рыхлую и золистую землю, свозить ее в одно место против горы и делать насыпь. Горные жители, думая, что насыпь делается вместо вала, дабы напасть на них, шутили и насмехались над римлянами. Серторий занял воинов работой до самой ночи и потом вернул их в лагерь. С наступлением следующего дня начал дуть тихий ветер, который поднимал тончайшую часть наваленной земли, рассыпавшейся подобно легкой соломинке. По восхождении солнца северный ветер подул сильнее; холмы покрылись уже пылью; воины Сертория переворачивали земляную насыпь – всю до глубины и дробили илистые комья; иные на лошадях, разъезжая сверху вниз и снизу вверх по насыпи, поднимали сыпучую землю и предавали ее действию ветра. Таким образом ветер уносил эти сыплющиеся и вверх несущиеся частицы, разносил оные прямо к жилищам варваров, открытым кекию. Поскольку пещеры их имели только одно отверстие, в которое воздух проходил и через которое люди могли дышать, то вскоре зрение их было помрачено, дыхание становилось тяжелым; они задыхались, вбирая в себя воздух густой и смешанный с пылью; они терпели два дня; на третий сдались Серторию и не столько умножили силу его, сколько славу, ибо все видели, что он разумом совершил то, чего оружием произвести невозможно было.
